– Спасибо, княжна. – Шуляк медленно поклонился, и в его движениях не было и тени насмешки. – А теперь послушай и меня. Сделанного не воротишь, сама говоришь. Придется тебе вмаяться в новую жизнь. Только коли бы ты вся была в своей коже, в одной лишь красе, то не променяла бы ее на мужа. То, что ты есть, внутри осталось. – Шуляк приложил руку к сердцу. – Корить себя бессмысленно, – опять повторил он Мстишины слова, – но ты можешь делать то, что должно.
– Что же? – прошептала она.
– Прими это обличье как свой дом. Не приноси новых увечий, поверь, ему хватает старых. Привыкни жить в этом теле, но никогда не забывай, кто ты на самом деле.
Мстислава приоткрыла рот, чтобы возразить, но старик повторил:
– Всегда помни о том, кто ты. Сохрани себя, княжна.
Не давая ей ничего сказать, Шуляк снова заиграл. Мстиша закрыла глаза, и по ее щеке скатилась одинокая слеза.
С этого дня она начала медленно возвращаться к жизни. Ослабшее тело было еще полбеды. Мстиша чувствовала, что с отъездом Ратмира что-то внутри надломилось. Огонь ее души потух, съежился до тлеющего уголька.
В отцовском саду росла молодая яблонька. Сначала на нее не могли нарадоваться, так пышно она цвела и так рьяно, жадно пустилась в рост. Маленькое деревце уже приносило порядочное слетье, но зима, в которую умерла мама, выдалась лютой. Старые, сильные яблони выстояли, а хрупкое деревце побил мороз. Весной яблонька зацвела, но уже не так нарядно, как за год до того, а листья стали мельче и тусклее. Дерево выжило, но с тех пор росло медленно и неохотно и никогда больше не вернулось к былой крепости и силе.
Была ли Мстиша той яблонькой?
Снег стаял со двора и теперь прятался лишь в изложинах, грязный и ноздреватый, точно изъеденный молью шерстяной платок. Шуляк почти перестал бывать в избе и, словно медведь, проснувшийся после зимней спячки, постоянно бродил по лесу: то собирал в оврагах едва проклюнувшиеся ростки папоротника, то щипал липовые почки, то копал корешки девясила, то налаживал склянки для березовицы.
Скорбная зимняя тишина разрушилась звуками извечно возвращающейся и попирающей смерть силы, и Мстиша, зараженная разлитой в воздухе лихорадкой жизни, точно вынырнула на поверхность из глубокого омута. Мысль, пришедшая к ней неожиданно и ясно, заставила спрыгнуть с лавки. Как была – босиком, обмотанная старой Незваниной ветошью, – она выскочила во двор. Старик по своему новому обыкновению играл на жалейке. Без лишних предисловий Мстиша провозгласила:
– Должен быть способ вернуть мое тело!
Шуляк с достоинством закончил наигрыш и, отложив рожок, перевел на нее прищуренный взгляд.
– Я уж думал, ты никогда не спросишь. Оклемалась, значит, – беззлобно заметил он. Продолжая нежно поглаживать стан дудочки, старик посмотрел вдаль и наконец кивнул: – Способ есть.
Мстислава нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Она не замечала холода, шедшего от студеной, едва оттаявшей земли.
– Ты обратишься в свою настоящую личину, если Ратмир назовет тебя по имени.
На губах Мстиши появилась несмелая улыбка. Недоверчиво поглядывая на колдуна, она неуверенно проговорила:
– Только и всего? Но ведь это легче простого. Я расскажу ему о нашем договоре с Незваной, о ее колдовстве. Если он не поверит, я смогу припомнить что-то, что знаем только он и я…
Волхв покачал головой.
– Он должен узнать тебя сам. Если попытаешься открыться ему, колдовство навсегда вступит в права и изменить его станет невозможно. Ты навечно останешься в ее личине, а она – в твоей.
– Но… – попыталась возразить Мстислава, но натолкнулась на безучастный взгляд старика.
– Надежды на то, что у тебя получится, мало. Но она есть.
Мстиша села на завалинку рядом с Шуляком, удрученно уставившись на свои грязные, нескладные пальцы на ногах. Пусть внешне она превратилась в Незвану, внутри Мстислава по-прежнему оставалась собой. Своевольной. Яростной. И сильной. Даже если возможность вернуть себя и любовь Ратмира была с маковое зернышко, она сделает все, чтобы выцарапать ее у судьбы.
– Я возвращаюсь в Зазимье.
Шуляк не стал ее задерживать, да и едва ли они сумели бы ужиться под одной крышей. Ему еле-еле удалось убедить Мстишу, охваченную навязчивым желанием без промедления выдвигаться в путь, остаться хотя бы до утра. Напрасно он предлагал ей дождаться попутчиков: на одинокий хутор колдуна заезжали редко и по крайней нужде, и Мстислава не могла позволить себе полагаться на чужую волю. Она помнила дорогу до деревни, где жил Волотко, и решила нанять у него или его соседей лошадь, чтобы добраться до города или хотя бы до следующей веси.
Словно наверстывая черные дни, которые Мстиша провела в мучительном мороке, ее жизненная сила била через край. Воодушевление и неутомимое желание действия, рожденные надеждой, не давали уснуть, и Шуляку оставалось только раздраженно ворочаться да вздыхать на печи.
Провожая Мстиславу в дорогу, колдун лишь качал головой. Все, что мог, он уже сказал, и переубедить упрямую княжну не пытался. Его единственным напутствием было:
– Помни, кто ты на самом деле.
Мстислава заблудилась. Оказалось, что пробираться по лесу в одиночку совсем не то, что идти рядом с опытным спутником. Наверное, если бы Мстислава не была так опьянена собственной решимостью и открывшейся возможностью вернуть Ратмира, она бы, поразмыслив подольше, дотерпела, пока не появится проводник. Но не умеющая ждать и привыкшая получать все и сразу Мстиша угодила в ловушку своей скоропалительности.
Поначалу все шло хорошо, и она улыбнулась, дойдя до огромного почерневшего дерева, расколотого молнией. Уверенно свернув на проторенную дорогу, она бодро зашагала вперед. Грязь чавкала под ногами, а из-под черных еловых лап несло стылым, прелым воздухом, но Мстислава старалась не глядеть по сторонам. День задавался погожий, и сквозь голые ветки многообещающе проглядывали клочки пронзительно-голубого неба. Непостоянное весеннее солнце плясало в прорехах невесть откуда взявшихся облаков, маня за собой, и Мстиша не заметила, как широкая проезжая дорога сузилась до тесной, едва видневшейся тропки, а потом и вовсе растворилась среди обросшего серым лишайником бурелома. Из оврага пахнуло холодом и сыростью. Мстислава попыталась вернуться, но вместо того, чтобы выбраться из чащи, только окончательно сбилась с пути.
Присев на поваленный ствол, княжна попробовала собраться с мыслями. Она лихорадочно перебирала в уме их с Ратмиром скитания по лесу. Ведь он столько рассказывал ей, учил, но удавалось припомнить только что-то про сучья и мох, про полночь и полдень… Мстиша в сердцах махнула рукой на свою бестолковость и, вспомнив давнишний совет старой Стояны, принялась переодевать одежду на левую сторону. Но и нянина хитрость не помогла. Мстиша и оглянуться не успела, как начало смеркаться, а она по-прежнему блуждала по лесу. Ноги промокли, подол и без того ветхой рубахи замарался и истрепался, а руки, которые с недавних пор Мстиша предпочитала беречь, покрывали царапины – изголодавшиеся за зиму кусты жадно протягивали к одинокой путнице свои колючки. Вдобавок ко всему в голову полезли страшные побасенки об особенно свирепых после зимней спячки медведях.
Несколько раз Мстислава принималась кричать и аукать, но ее тонкий, чужой голос быстро тонул в волглом воздухе.
Ночь упала на лес мгновенно, точно платок на клетку со щеглом. Мстиша совсем выбилась из сил, и от былого воодушевления не осталось и следа. Ей предстояло провести ночь посреди дремучей чащи, и на этот раз Ратмир не придет на помощь. С наступлением тьмы мысли о муже больше не приносили душевного подъема. Мстислава старалась не думать о плохом, но от правды не сбежать: нынче Ратмир был с Незваной. В этот самый миг, пока она замерзала в лесу, проклятая ведьма согревала его постель в зазимском тереме.
От отчаяния хотелось завыть в голос. Но следом за приливом безысходности Мстишу окатила волна ярости, придавшая сил на новый рывок. Она заставила себя подняться с места и, ломая ветки и сбивая паутину с кустов, двинулась дальше.
Рано или поздно она выйдет к людям.
Когда впереди забрезжил огонек, Мстиша не сразу поверила своему счастью. Но если усталые глаза могли подвести, то нюх не обмануть: порыв ветра явственно донес до нее запах костра. Не разбирая дороги, треща сучьями и проваливаясь в ямины, Мстислава побежала туда, где ночной мрак разгоняло веселое алое зарево.
Должно быть, ее приближение заслышали издалека, потому что Мстишу, выбежавшую на освещенную ярким пламенем поляну, встречали. Несколько мужчин стояли с рогатинами наготове, остальные по-прежнему сидели вкруг костра. Мстислава замерла, в недоумении разглядывая незнакомцев, которые уставились на нее в ответ. Настороженность в их глазах потихоньку рассеивалась, а напряженные плечи облегченно опускались. Послышались неуверенные смешки.
– Братцы, да то не боров, – глупо хохотнул кто-то.
– Никак баба?
– Девка!
Какой-то плюгавый малый подскочил к Мстише, заставляя ее испуганно попятиться. Он осклабился, и она заметила смешную щель между его передними зубами.
– Не бойся, девица, иди к нам. Поди, замерзла?
Плюгавый схватил ее за рукав и потянул на середину поляны, к костру. Мстислава вырвалась и прижала руки к груди. Дюжина пар глаз бесстыдно оглядывала ее с ног до головы. Охваченная желанием выбраться из чащи и встретить людей, Мстиша успела забыть, что те бывают куда опаснее диких зверей, и запоздалый страх морозом пополз по спине.
– Тощая какая да пегая, – разочарованно протянул кто-то, и только теперь Мстиша вспомнила, что они рассматривают не ее, а Незвану. Впрочем, это никак не убавило сальности в направленных на нее взглядах.
– Погоди хаять, по дыму на бане пару не угадаешь, – снова подал голос плюгавый. – Ну, что стоишь, голуба, проходи, – с притворным радушием обратился он к Мстиславе.
– Я с пути сбилась, – пытаясь совладать с подрагивающим голосом, ответила она, поочередно обшаривая их лица в поисках проблеска человечности.