– Надо госпоже сказать, как раз милостыню закончила раздавать, голубушка наша, – пробормотала вторая, толстенькая и приземистая, и, отложив веретено, заторопилась прочь.
Мстиша огляделась. Светлая горница действительно очень напоминала покои Гостемилы для перехожих людей. Вдоль окна тянулись лавки, середину занимал стол, где лежала краюха хлеба и стояла миска с сушеными морковными парёнками. За занавеской угадывались полати. На лавках высились стопки одежды, рядом на полу стояли корзины и кадушки. Обстановка была скромная, но чистая и уютная. Должно быть, здесь Векша хранила запасы, которыми наделяла нуждавшихся, и принимала убогих. Таких, как Мстиша.
Она медленно села, и тело тотчас отозвалось ноющей болью. Постанывая, Мстислава удивленно посмотрела на свои руки и поняла, что одета в другую сорочку. Она подняла вопросительный взгляд на незнакомку и уже открыла рот, но в этот миг растворилась дверь.
– Векша! – позабыв обо всем, радостно воскликнула Мстислава и подалась вперед, но, заметив, как изумленно подпрыгнули вверх брови бывшей служанки, торопливо поправилась: – Госпожа!
Векша замерла на пороге, недоуменно разглядывая гостью. Изумрудного цвета верхница и подбитый жемчужной поднизью убрус шли ее черным, бархатным глазам, но Мстиша подумала, что жена княжеского воеводы могла бы одеваться более броско. Впрочем, главным ее украшением были здоровый румянец и улыбка.
Мстислава потупилась. Слишком опрометчиво было показывать радость от встречи, ведь Векша видела перед собой не княжну, а незнакомую бродяжку.
Справившись с удивлением, Векша в несколько невесомых шагов пересекла горницу и опустилась на лавку рядом с Мстиславой.
– Я рада, что ты пришла в себя, милая, – ласково проговорила она.
– Спасибо, госпожа, – проглатывая подступившие слезы и не смея поднять на бывшую наперсницу глаза, чтобы не выдать себя, ответила Мстиша. – Не знаю, как и благодарить тебя и твоего супруга… – Голос ее сорвался, и она поспешно накрыла рот ладонью.
– В нашем доме никому не отказывают в помощи.
Векша легонько сжала плечо Мстиславы, и та едва удержалась от того, чтобы не кинуться бывшей чернавке на шею. Мстиша не раз слышала, что самыми жестокими хозяевами становятся отпущенные рабы. Векша никогда не была невольницей, но воспоминания о том, как Мстислава обходилась с ней, вызывали прилив стыда и отвращения к себе. Векша имела основания ненавидеть весь свет и нынче, сделавшись боярыней, могла жить в свое удовольствие, забыв о том, кем она когда-то была и откуда вышла. Но, получив высокий чин и власть, Векша распорядилась ими по-своему и теперь привечала обездоленных и помогала страждущим.
Как много бы отдала Мстиша за то, чтобы открыться Векше, рассказать, кто она на самом деле, сполна получить ее сострадание, а не это обезличенное милосердие… Но она напомнила себе, что должна быть благодарна уже за то, что имеет.
– Что с тобой произошло? – прервала размышления Мстиславы Векша. На ее губах играла ободряющая улыбка, но глаза смотрели серьезно и пристально.
Мстиша выдержала взор. Векша была доброй, но далеко не глупой, и княжна понимала, что от этого рассказа будет зависеть вся ее дальнейшая судьба, поэтому после короткого колебания представилась Незваной и без утайки поведала о жизни ведьмы: про отца, бившего ее смертным боем, про рано умершую мать, про Шуляка, у которого жила все эти годы. Про собственные мытарства говорить было еще легче, и Мстислава во всех подробностях поведала бывшей служанке про Ратмира, его обращение и болезнь, про решение уйти в город и встречу с разбойниками, во главе которых оказался ее родной брат, про лесные скитания, про житье в воровском стане и истязания Желана и, наконец, про побег. Векша слушала не перебивая, точно чувствуя Мстишину потребность выговориться, лишь тихонько кивала и время от времени еле заметно касалась ее руки. Закончив рассказ, Мстислава утерла слезы, склонила голову и прошептала:
– Прошу, позволь остаться, госпожа. Я буду служить тебе, делать любую, самую черную работу, только не гони. Если я снова окажусь на улице, он убьет меня.
Векша отвела взгляд в сторону и, поразмыслив, ответила:
– Я поговорю с Хортом Хотеславичем и передам ему твой рассказ. Эти люди должны быть призваны к ответу. Княжич, а с ним и мой муж, давно уже пытается изловить лихоимцев, и твои сведения наверняка помогут им. Что же до тебя, Незвана, я посоветуюсь с мужем, а покуда не тревожься: под кровом нашего дома тебя никто не тронет.
В тот же день Хорт вызвал Мстишу к себе и велел повторить весь рассказ. В отличие от своей жены, он смотрел на Мстиславу холодным, пронизывающим до костей взглядом, и вместо подбадривающей улыбки его губы сжались в жесткую черту. Воевода велел Мстише во всех подробностях рассказать про каждого разбойника, про становище и место на торгу, и под скрип его писала, летавшего над берестой, она вспоминала приметы, клички и другие подробности, которые могли помочь делу. Прошло немало времени, прежде чем вопросы Хорта иссякли. Он пообещал отправить людей на разведку в торг и лачугу Тютки.
Отложив бересту, воевода вышел из-за стола и скрестил руки перед собой.
– Боярыня очень просила за тебя. Она рассказала, что увидела на твоем теле, и ее тронула твоя судьба. – Мстислава шмыгнула носом и взглянула на воеводу. В его глазах цвета непогожего неба мелькнуло сострадание, но ни капли доверия. – Но мое окончательное решение будет зависеть от того, насколько правдивыми окажутся твои сведения.
Мстислава опустила глаза. Она не врала, но и не была полностью искренна, и Хорт знал, что что-то не так. Он не мог нащупать ложь, но чуял ее. И хотя за ней не было вины, Мстиша не смела поднять взгляда. По спине под рубашкой прокатилась предательская струйка пота.
– Я проверю твои слова, Незвана. А теперь ступай.
Несколько дней прошли в спокойствии. Мстиша почти не покидала светлицу. Впервые за долгий срок она не испытывала ни голода, ни страха и большую часть дня проводила, свернувшись калачиком на лавке. Она или спала, или попросту болталась в зыбкой, сладостной дремоте, радуясь, что ее не трогали и не мучили расспросами. Но безмятежность минула. Едва Мстиша успела перевести дух и опомниться после своих злоключений и допроса Хорта, как за ней снова прислали. Сердце ушло в пятки, когда Мстиша услышала равнодушные слова служанки:
– Тебя желает видеть княжич.
Мстиша хотела было прихорошиться, но под недовольным взглядом чернавки, нетерпеливо дожидавшейся ее на пороге, поняла: как ни рядись, как ни украшайся, а все одно – останешься Незваной. Она рассеянно провела рукой по жидким волосам, оправила понёву и покорно последовала за девушкой, хотя тело сотрясала безудержная дрожь. Там, в избушке Шуляка, Ратмир не сказал ей ни слова с тех пор, как они с Незваной поменялись обликом. Может, он и не испытывал к ведьме ненависти, но точно не питал добрых чувств, и Мстислава страшилась предстоящей встречи.
Чернавка открыла перед ней дверь в ту самую повалушу, где Хорт допрашивал ее в первый раз, и, дождавшись, пока Мстиша войдет внутрь, бесшумно притворила ее за спиной гостьи. Несколько мгновений Мстислава стояла в нерешительности у порога, и воевода окликнул ее:
– Проходи.
Мстислава послушно двинулась вперед, лишь мельком взглянув на Хорта, сидевшего за столом. Все ее внимание было приковано к стоявшему у стены Ратмиру. Сложив руки на груди, княжич с отрешенным видом смотрел себе под ноги и не проявлял ни малейшего интереса к вошедшей Мстише.
Хорт указал ей на скамью, и она опустилась, по-прежнему не отводя взгляда от Ратмира. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Для Мстиславы эта встреча значила слишком много, чтобы суметь скрыть охватившие ее чувства, да она и не пыталась. В конце концов, Незвана тоже любила Ратмира, пускай он мог и не догадываться об этом.
Мстиша так много раз воссоздавала в памяти его облик, его лицо, страшась забыть, страшась никогда больше не увидеть, что не смогла сдержать навернувшиеся слезы. Она быстро сморгнула их, чтобы не застили глаза, и с прежней жадностью продолжила вглядываться в родное лицо. Но если Мстиславу трясло от волнения и переполняющих душу нежности и боли, то Ратмир выглядел отстраненно и безучастно. Кажется, он даже не слышал, что она вошла. Чело княжича пересекала хмурая складка, взгляд был задумчиво устремлен вниз, а уголки губ то ли разочарованно, то ли горестно опустились.
Мстислава пришла на встречу с мужем, Ратмир – с портившей ему жизнь ведьмой. Мстислава сгорала от любви и отчаяния, Ратмир же был холоден и равнодушен.
Против воли Мстиша шумно вздохнула, и звук вывел княжича из оцепенения. Он вскинул голову и посмотрел прямо на нее.
О! Если миг назад Мстислава молила о том, чтобы он наконец заметил ее, жаждала его взгляда, то нынче горько сожалела о своем желании. Она вдруг с отчетливой ясностью вспомнила их свадьбу и тот чужой, незнакомый взгляд Ратмира в зеркале, когда Мстишу повили и он в первый раз посмотрел на нее в новом облике. Тот ужас был мимолетным и быстро развеялся облегчением и смехом. Тогда Ратмир притворялся. Но сейчас все было иначе. Сейчас он смотрел на нее не просто как на чужую. Его ледяной взор полнился неприязнью и почти брезгливостью. Мстиша и не подозревала, что он может так смотреть. Куда проще было бы перенести его ненависть. Ярость. Гнев. Что угодно, только не это.
Ратмир отвел глаза. Из жара Мстишу бросило в холод, и она обняла себя руками, пытаясь согреться. Медленно, словно с неохотой оторвавшись от стены, Ратмир подошел к ним. Остановившись рядом с Хортом, он опять взглянул на Мстиславу и, кивнув, сухо проговорил:
– Здравствуй.
Было очевидно, что каждый взор, каждое слово, обращенное к Незване, давались ему через силу. Ратмиру приходилось преодолевать себя, чтобы говорить с ней. Сглотнув, Мстиша склонилась в ответном приветствии. Теперь, когда он вышел из тени и она могла как следует рассмотреть его, Мстислава изумилась. После обращения и затяжной хвори