Ратмир первое время выглядел пугающе. Он долго выздоравливал, но к сроку их с Незваной отъезда от Шуляка почти полностью вернулся к своему обычному облику, разве что под глазами все еще лежали синеватые тени да от постоянного пребывания взаперти смуглая кожа побледнела. Но, главное, Ратмир светился внутренним светом. Он был счастлив, и, хотя Мстише не довелось говорить с ним и все задушевные вечерние беседы достались Незване, она понимала: избавление от волчьей шкуры окрылило ее мужа. Над ним больше никогда не станет довлеть чужая воля, на его руках не бывать невинной крови, он перестал быть чудовищем, которым всю жизнь считал себя.
Он наконец был свободен.
Но нынче Мстиша видела перед собой иного человека. Его плечи ссутулились, будто он не мог вдохнуть полной грудью, а на потемневшем лице лежала мрачная тень. Отблеск лучины тщетно пытался обласкать заострившиеся скулы, и трудно было не заметить, как сильно осунулся Ратмир. Лицо его оставалось безразличным, но пальцы беспокойно барабанили по краю стола, точно от нетерпения или какой-то тревожащей мысли.
Неужели Ратмир снова болен?
Заметив, что она рассматривает его, он нахмурился еще сильнее.
– Не ожидал тебя тут увидеть.
Мстислава слабо пожала плечами.
– Хорт сказал, что в его доме попросила защиту девушка, сбежавшая от разбойников. Какое чудесное совпадение, что ею оказалась именно ты. – Ратмир приостановился, давая ей возможность ответить, но Мстиша лишь поджала губы. Он чуть слышно хмыкнул, неверяще качнув головой, и, поняв, что не дождется ответа, нетерпеливо спросил: – Так как ты здесь оказалась?
Мстислава растерянно перевела взор на воеводу, точно ища поддержки, но Ратмир не дал ему ничего сказать:
– Я знаю, что ты наговорила Хорту. Теперь я хочу услышать это от тебя. Почему ты ушла от Шуляка? Почему пошла в город? Почему постучалась в ворота моего друга?!
Мстислава опешила от его напора. Она не знала, что Ратмир мог быть таким раздраженным. Злым. Но ей нечего было терять. И почти нечего скрывать.
– После того как вы с княжной уехали, я поняла, что не хочу провести остаток жизни в лесу. Поняла, что тоже могу перебраться в город и зажить по-другому.
– Почему Хорт? – подался вперед Ратмир.
– Я искала не его. Я искала госпожу Векшу. – Мстиша наконец совладала с волнением и выпрямилась, смело встречая обвиняющий взгляд. Она по привычке потянулась к кольцу, которое обычно крутила, чтобы успокоиться, но, не почувствовав знакомой прохлады под пальцами, опомнилась и отдернула руку. – О ней мне рассказала твоя супруга, княжна Мстислава.
При упоминании имени жены Ратмир изменился в лице. На самый короткий миг по его челу пробежал странный отсвет. Смущения? Боли? Стыда? Или всего вместе? Но он быстро справился с собой, вернув непроницаемую хмурую личину на место.
– Она сказала, что госпожа Векша – самая добрая душа во всем Зазимье, если не белом свете, – пользуясь недолгой растерянностью Ратмира, продолжала Мстиша, – и, когда я попала в беду, ее имя было первым, что пришло мне на ум. Сказать по правде, кроме нее я никого и не знаю в городе.
От Мстиши не укрылось, как просияло лицо Хорта, и она внутренне улыбнулась: как просто оказалось привлечь его на свою сторону! Но Ратмира так легко не пронять.
– Как бы она не пострадала за свою доброту. Что за дела у тебя с разбойниками?
– Ратша, – раздался увещевающий голос Хорта, и рука друга легла княжичу на плечо. – Да ведь она на ногах не держалась, когда появилась у нас на пороге, я видел ее собственными глазами!
Но Ратмир лишь покачал головой, убирая с себя его ладонь, и убежденно возразил:
– Ты не знаешь, с кем имеешь дело, Хорт. Отвечай же, – потребовал он у Мстиши.
Внутренне содрогнувшись, она напомнила себе, что заслужила и лед в его голосе, и недоверие, и неприязнь. Она не была достойна мгновенного прощения, полученного в избушке волхва, и нынче платила полную цену за то, что совершила. Но доводы разума никак не помогали утишить боль. Мстиша не могла извиниться перед Ратмиром, не могла надеяться на улыбку или простое прикосновение, хотя больше всего на свете мечтала кинуться в его объятия.
Собравшись с духом, Мстислава терпеливо повторила, как попала в шайку, и поведала о своих злоключениях. Несмотря на по-прежнему не покидающую глаза Ратмира подозрительность, она заметила, что по мере того, как продвигался ее рассказ, его лицо смягчалось, озаряясь состраданием. Когда Мстиша закончила, некоторое время Ратмир молчал, словно сопоставляя в уме все полученные сведения, и наконец признал:
– Мы проверили твои показания, и они оказались правдой. Мои люди следят за станом и готовят облаву. Я давно уже ищу того, кого ты назвала своим братом, главаря вашей шайки.
Мстиша возмутилась:
– Нашей?! Я не имею к этим мерзавцам отношения! Меня удерживали силой! И если ты с самого начала знал, что я говорю правду, зачем допрашивал?
– Потому что у меня нет оснований доверять тому, кто бросал в меня камнями, пока я лежал в беспамятстве и бессилии на полу, – холодно отозвался Ратмир.
Все негодование, что охватило Мстиславу, разом схлынуло. Неужели Незвана и правда так поступала с ним? Мстиша нашла взглядом шрам на щеке Ратмира и почувствовала, что покраснела. Так, точно собственной рукой швырнула в него тот камень. Ратмир раздраженно передернул плечами и отвернулся, то ли жалея о том, что не сдержался, то ли от неприятных воспоминаний. Но ведь Мстислава могла быть на месте Незваны. Когда-то она могла бы поступить так же. И осознание этого затопило душу стыдом. Не позволяя себе задуматься о том, что повлекут за собой ее слова, она быстро проговорила:
– Если ты выследил Желана, то должен знать, что дом охраняется. Он ведь уже не раз уходил, так? Стоит караульному подать знак, как мой братец снова сбежит. Разбойники знают эти подворотни как свои пять пальцев, им ведомы тайные лазы за городской вал в обход ворот и княжеской стражи.
– К чему ты клонишь? – нахмурился Ратмир, снова повернувшись к Мстише.
– Я помогу тебе. Сделаю вид, что раскаялась и решила вернуться в шайку. Они узнают меня и сами откроют ворота. Нам удастся попасть в становище без шума, и Желан не успеет уйти.
Мстислава гнала мысли о последствиях своего поспешного предложения, о том, чего ей будет стоить возвращение к Желану. Она чувствовала острую потребность заглушить голос совести и пробить стену между собой и Ратмиром. Отвоевать обратно хоть капельку его доверия.
Задумчиво потерев подбородок, Ратмир прищурился:
– Зачем тебе это? Не слишком ли опасное предприятие?
Мстиша сглотнула и сквозь зубы проговорила:
– Я не меньше твоего хочу увидеть этого негодяя в остроге. А лучше – в петле.
Брови Ратмира слегка приподнялись, и он переглянулся с Хортом.
– А это весьма неглупая мысль, – заметил воевода.
На лице Ратмира отразилась внутренняя борьба. Ему не хотелось иметь никаких дел с Незваной, тем более – принимать ее помощь, но он видел, что ее предложение не лишено разумного зерна. Пообещав подумать, он отпустил Мстишу восвояси, но уже на следующий день Хорт сообщил, что Ратмир согласился. Оставалось лишь назначить день облавы.
После нескольких дней, проведенных в усадьбе Хорта и Векши, запахи бедняцких подворотен казались особенно тошнотворными. Правильно говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Мстиша морщилась и зажимала нос, пытаясь справиться с дрожью. Она волновалась не столько от страха, сколько от предвкушения мести и будущей признательности Ратмира за то, что поможет ему поймать Чубатого. И когда они едва разминулись с потоком помоев, выплеснутых какой-то нерадивой хозяйкой прямо в переулок, и Ратмир, с ног до головы завернутый в черный плащ, прошипел, словно кот, которому наступили на хвост, Мстислава хихикнула в рукав. Смех принес облегчение, и одеревенелое тело немного расслабилось.
Впрочем, Мстишин спутник не разделял ее веселья. Ратмир предостерегающе зыркнул на нее из-под глубокого куколя, и она поджала губы.
Они почти пришли. Ночь для облавы решили выбрать лунную: хоть Мстислава и описала во всех подробностях расположение двора и избы, люди князя никогда не бывали в этом месте, и свет должен был помочь им быстрее освоиться. Ратмир и Хорт разделили дружину на три отряда, которые с разных сторон окружили двор Тютки, а Мстислава с Ратмиром отвечали за стражника на воротах.
Когда из-за поворота наконец показался знакомый гнилой забор, сердце Мстиши отчаянно заколотилось. Она остановилась и прерывисто вздохнула, вытирая вспотевшие ладони о плащ. Ратмир бесшумно вырос сбоку и внимательно заглянул ей в лицо. Подняв глаза, Мстиша застыла: впервые с того мига, как она надела Незванино обличье, он смотрел с участием и без неприязни.
– Готова? – беззвучно спросил он.
Мстислава собралась с духом и, сжав губы, твердо кивнула. От осознания, что миг расплаты с ее мучителями приближался, по телу пробежала щекотная дрожь. Мстиша остановилась у калитки, дождалась, пока Ратмир спрячется, прильнув к забору, и постучала – дважды коротко, раз долго и снова дважды коротко, как было условлено в шайке. Мстиславе никто тайного перестука не сообщал, но она сама успела его заприметить.
Некоторое время никто не отзывался, и Мстиша снова постучала. На этот раз за забором послышались шаги, и вскоре хриплый неприветливый голос спросил:
– Кто?
Должно быть, у разбойников был и условный отзыв, но уж его Мстислава не знала, поэтому, откашлявшись, ответила:
– Свои.
– Свои дома по лавкам сидят, – хмыкнули за калиткой, но через мгновение одна из дощечек зашевелилась, и в образовавшейся щели показался глаз караульного. Даже в скудном свете Мстиша заметила, как тот расширился от узнавания и радостного изумления. Следом раздался звук отпирающегося засова. – Да неужели! – весело воскликнул Блоха, нараспашку отворяя калитку. Наверняка уже прикидывал в уме, как расщедрится Желан, когда именно он приведет к нему нашедшуюся беглянку.