Что ж, посмотрим, у кого язык лучше тренирован.
– Черт побери, – изрекла наконец потерявшая было дар речи девчонка. – Я папе скажу, чтоб он тебя выгнал.
– Валяй. Посмотрим вместе на его реакцию.
– Ты мне хамишь!
– И как же это я тебе хамлю? Правда глаза колет?
Здесь полагалось особым образом выразительно смотреть. Судя по тому, как наливные щечки девушки последовательно поменяли три цвета, она действительно не была закалена в словесных баталиях.
И, кипя от возмущения, действительно ринулась жаловаться отцу. Обнаружив, что дома его, как можно было ожидать, нет, потребовала, чтоб я сопровождал ее к нему в торговый дом. Мне оставалось лишь усмехнуться. Вокруг экипажа, который флегматично готовили для нее слуги, она прыгала со злорадным выражением лица, мол, сейчас тебе будет по полной программе.
Тем необъятнее было ее изумление, когда отец, с неохотой оторвавшийся от обсуждения каких-то чрезвычайно важных бизнес-вопросов, заявил, что его утомили капризы дочурки, и если я был недостаточно вежлив с нею, то, может быть, ей следовало быть чуть вежливее со мной. Девчонка затеяла было возмущаться, но, похоже, отношения в семье были не из тех, чтоб, как это водилось у некоторых моих одноклассниц, закатывать родителям многочасовые скандалы с истериками.
Когда мы вышли на улицу, Кариншия посмотрела на меня без малого злобно.
– Что, думаешь, сладил? Еще неизвестно, как все пойдет. Ты еще отсюда ноги будешь уносить впереди своего визга.
– Господи, кто ж тебя разговаривать-то учил? Болтаешь, как хамоватая поденщица. – Я хотел сказать не совсем то, что в результате вышло, – опять вмешалось лингвистическое заклинание, норовящее подсунуть наиболее близкое местное соответствие понятию, существующему только у меня на родине.
Впрочем, судя по эффекту, своего я добился – она онемела и несколько минут не знала, что сказать. А потом говорить уже было как-то глупо.
Поэтому, надеясь отомстить по-своему, дочь купца отправилась в полномасштабный рейд по магазинчикам, нашпигованным всевозможными дамскими штучками. Я, умеренно скучая, ждал в сторонке, пока Кариншия увлеченно выбирала ткань на первое платье, на второе платье и на тот наряд, единственной аналогией которому в моем родном языке оказалось понятие «чипао». Это слово и ассоциацию, тянущуюся от него, я подцепил от одной из своих девушек, истовой любительницы китайской культуры и китайских костюмов. Наверное, если лингвистическое заклятье поднапряжется, оно из моей памяти выудит еще пару-тройку подобных понятий и словечек. А я потом буду мучиться, вспоминать, откуда они у меня взялись.
На раздумья об этом я потратил изрядную часть того времени, что моя опекаемая выбирала ткани и отделку для своих будущих нарядов. Потом перекочевала в лавку ароматов и добрый час под присмотром двух продавцов перебирала флакончики с эссенциями, время от времени искоса поглядывая на меня. Я же в свободные от присмотра за нею мгновения изучал выставленные на полках затейливые бутылочки и коробочки и гадал, что это за фигурка, что за животное или волшебное существо, и из какого камня выточено.
Следующим пунктом стал дамский ювелирный магазин – в этом мире мужские и женские украшения почему-то продавались в разных местах. Приглядывая за Кариншией, чтоб не поцапалась с кем и по дурости не протаранила головой витрину, я мысленно выбирал, какую штуковинку подарил бы жене. Мне нравилось делать ей подарки, у нее становились такие выразительные глаза в тот момент, когда она понимала, что вот это – подарок, и это ей, а потом несколько дней пребывала в великолепном настроении, которое ничто не могло испортить. Она и так-то была жизнерадостной, и я ценил это в ней, а тут просто расцветала, начинала осторожно дурачиться и ластиться ко мне.
Когда мы выбрались и из этого магазина, лицо у моей спутницы было еще более недовольным, чем в самом начале.
– И долго ты можешь выдержать походы по женским магазинам? – выпячивая губы, осведомилась она уничижающим тоном. – Ты просто баба, вот ты кто, поэтому там и не скучаешь.
– Скучать на работе? – с искренним недоумением переспросил я. – Ерунда какая.
– Расска-азывай про работу! В ювелирном ты так и шнырял глазами по прилавкам!
– Конечно. Выбирал подарок жене. А почему тебя это так взволновало?
– Небось мне ты с куда большим удовольствием подарил бы подарок, – самодовольно заявила девица. Выражение лица у нее было такое, что я едва не заржал. – Но тебе в жизни столько денег не найти, чтоб подарить мне достойный подарок.
– Я женат – ты не забыла? Но даже будь я холост, не стал бы ухаживать за женщиной, подобной тебе.
– Это ты так говоришь, потому что тебе ничего не светит. Зелен виноград! – Она проговорила какую-то другую задорную фразу, но я, не без помощи лингвистической системки проведя аналогию, тут же забыл исходное предложение. – Я красавица, все об этом говорят!
Окинул ее оценивающим взглядом. Нет, несомненно, определенным шармом она обладала. Часть этого шарма была достигнута благодаря папиным деньгам, часть была природной, тщательно выявленной и заостренной. Да, многие мужчины могли бы увлечься ею, особенно здесь, где большинство верило, что женщина должна быть кругленькой, как яблочко, и мягкой, как пуховая подушка.
Но даже безотносительно характера она была явно не в моем вкусе.
– Красавица – слишком уж сильно сказано. И я молчу о том, насколько тебя портит твой характер и твой недостаток воспитания.
Она снова задохнулась – похоже, удар пришелся ниже пояса.
– Да мой отец нанимал для меня лучших учителей, самых дорогих! Тебе и деньги-то такие не снились, какие он платил одному только учителю танцев!
– Не впрок пошло, определенно.
– Да ты сам!.. Быдло деревенское!
– Ты ведь сейчас буквально расписываешься в том, как тебя тяготит твое низкое происхождение. Успокойся уже, меня твое происхождение мало волнует.
– Да ты… Да я!.. Да мой отец – первой гильдии купец! Ты… Завидуешь!
– Кому? Ему или тебе?
– Да… Всем!
– Думаешь, бывшему императорскому гладиатору стоит завидовать дочке какого-то купца?
– Не какого-то! Не какого-то! А самого богатого – ты понял? Самого богатого в Империи!
– Послушай, неужто жизнь твоя настолько беспросветна, что тебе прямо-таки необходимо всем рассказывать про всеобщую зависть?
– Какая беспросветная?! Да я счастлива!
– Тогда почему мне с пеной у рта это доказываешь? Счастливые люди так себя не ведут.
– Я счастлива, черт тебя подери, понял?!!
– Еще двадцать раз повтори и поверишь в это. И будет тебе счастье.
Встрепанная и взмокшая, она сейчас напоминала выбравшегося из лужи воробушка – раздраженного, растерянного.
– Я тебя ненавижу! – И это звучало как признание поражения.
Но меня уже несло, остановиться я смог не сразу.
– Главное, чтоб не любила.
Меня смерили уничтожающим взглядом, но не уничтожили. Да и куда там – девчонка явно пасовала в непривычной для нее ситуации. Я ждал для себя всевозможных проблем от ее отца (потому как мало ли что он там говорил – важно, как отреагирует в реальной ситуации «притирки характеров»), однако при встрече дождался любезного взгляда и комментария: «Ну что ж, вы поладили, и хорошо».
– Поладили? – недоуменно переспросил я.
– Разумеется, она весьма эмоционально высыпала мне груду нелестных эпитетов в твой адрес. – Делец снисходительно усмехнулся – похоже, цену дочке он знал. – Но, судя по тому, насколько разношерстны были эти эпитеты и насколько неконкретны, это просто девичья дурь. Не стоит внимания. В целом она не требовала, чтоб я немедленно рассчитал тебя, так что можно считать, что ты ей понравился.
– Я ей понравился?!
– Ох уж эти девичьи симпатии. Глупышки в возрасте моей дочери сами не знают, что им нравится и чего им хочется. Именно поэтому их выдают замуж родители, не спрашивая, что они думают о будущем муже. Бесполезно спрашивать. – Озабоченность проложила на лице Прахима несколько глубоких складок. – Да… С моей дочуркой, с ее напрочь испорченной репутацией не так просто будет подыскать ей достойного мужа. Но это не тот вопрос, конечно, который мне есть смысл сейчас обсуждать с тобой. Начинать оберегать ее репутацию теперь уже поздно, так что я не накладываю на тебя еще и эту обязанность. Твоя забота – только ее безопасность. Но уж безопасность чтоб наверняка!
Я лишь руками развел – последнее и так было очевидно.
Добиться безопасности богатой девчонки в условиях столицы (города, пронизанного вниманием местных представителей правопорядка) было не так и сложно. И если бы не возникали проблемы с нашим общением, работа получилась бы ленивой, дремотной и сонной, нисколько не соответствующей оплате.
Но нервы Кариншия трепала мне упорно и безотрывно. Осознав, что намеками на происхождение меня не зацепишь, скорее огребешь от меня, она принялась испытывать на мне свои женские чары. Впрочем, как я быстро узнал от слуг в доме Прахима, девчонка пробовала их на любой особе мужского пола, появлявшейся в зоне ее внимания. И не всегда дело ограничивалось только флиртом. Может быть, проще было поддаться, сделать вид, что увлечен и польщен и успокоить ее дамское самолюбие, сквозившее в каждом движении, жесте, звучавшее в каждой интонации. Но я совсем иначе представлял, как следует держать себя в подобной ситуации без ущерба для чести и самолюбия. Противно мне было играть в эти игры со вздорной глупышкой. К тому же желание поставить ее на место было сильнее мечты о спокойной, ничем не взбаламучиваемой работе. Впрочем, действительно ли получилось бы успокоить скандалистку, уступи я девчонке и пойди на поводу у ее игры – сомнительно. Так что свое поведение мне было оправдать нетрудно.
Я четко и однозначно дал понять Кариншии, что она меня не привлекает, когда в клубе, глотнув чего-то горячительного, та принялась ластиться ко мне. И с этого момента дочка купца словно с цепи сорвалась. У меня не вызывало сомнений, что сам по себе я ее интересую мало. Интересовала ее лишь непрерывная череда побед, отсюда и бесконечные выразительные выходки на людях, стоило самой малой дозе алкоголя заиграть в ее жилах.