— Остальные форты? — не выдержал по дороге из подвалов Кейгот. — Это серьёзно?
— Ты же слышал нашего пленника, — начал объяснять я. — У них попросту нет дальнобойного стрелкового оружия.
— И? — фыркнул вождь. — У нас тоже!
— Во-первых, это уже не так, — сказал я. — На трёх-четырёх сотнях шагов я даже в бою смогу попадать в силуэт хотя бы семь раз из десяти. Уверяю тебя, ни один раненый после моих пуль воевать уже не сможет. Это, во-первых.
— А во-вторых? — осторожно спросил вождь. Разумеется, он мне так до конца и не поверил, но предыдущие успехи наверняка заронили в его душу некоторые сомнения.
— Во-вторых, — я вытянул руку и начал загибать пальцы. — Стойкость фортов гарантируется тем, что в них пушки есть, а у степняков пушек нет. Это уже не так. Хороший залп картечью — и канониров попросту сдует. Заменять их в осаждённом форте некому. Когда любой, кто рискнёт появиться на стенах, получает картечину промеж глаз, форт простоит ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы сломать ворота или подняться на стену. Помощь к нему попросту не успеет. Все наёмные армии застряли в глубине земель Народа. Послать весточку с гонцом или птицей можно лишь в какое-то известное место, но только не армии на марше. У нас же в окрестностях почти двести воинов, и некоторые из отрядов уже повстречали моих гонцов. А в фортах так и сидят пятьдесят-шестьдесят второсортных бойцов, искренне уверенных в собственной неприступности.
С каждым новым словом по лицу Кейгота медленно расплывался зловещий оскал.
— Иди за мной, вождь, — закончил я. — И ты сам будешь тем, кто возьмёт хотя бы один из этих фортов. Я научу тебя, ты научишь твоих воинов, а они — тех, кто придёт к нам, привлечённый славой наших дел. Настала пора воевать по-другому, и ты станешь первым, кто узнает как именно!
Вадим уже не раз меня удивлял. Его чуждый разум воспринимал мир совсем иначе. Даже со всей заимствованной у него памятью, я так и не могла понять, каким окажется его следующее решение.
Вот и сейчас он снова меня удивил. Карта на стене покоев коменданта до знакомства с ним выглядела настоящим шедевром, с любовно выписанными деревьями, животными, портретами жителей окрестных земель и многими другими прекрасными, в четыре цвета, миниатюрами. Но Вадим начал от руки, одноцветными чернилами, рисовать поверх неё кружки, чёрточки и корявые метки, совсем как остроухий дикарь из северных лесов.
— Мы здесь, — он ткнул в слегка подтёкший квадратик возле тонкой извилистой линии. — Это наш форт.
— Не похож, — честно сказала я. — Плохой рисунок, тут даже не видно, что у него есть башни.
— Ну, вот за что мне такое наказание? — Вадим тяжело вздохнул. — Послушай, Ирга, ты же была со мной, когда Отец показывал земли Народа. Вспомни, только честно, видела ты эти башни?
— Нет, — медленно сказала я. Теперь, когда Вадим напомнил мне об этом, я поняла, что на самом деле земля выглядит именно так, как он её нарисовал — несколько линий и точек, неправильной формы пятна вместо лесов и гор, извилистые ленты рек и кляксы озёр. Просто до этого я никогда ещё не видела свои земли по-настоящему, такими, как видит их Отец-небо.
— Так вот, — продолжил Вадим. — Это наш форт. К югу от него — Старая Башня. Между ней и фортом примерно двести пятьдесят раз по тысяче шагов. Пока что я не могу сказать более точно. В день мы проходили что-то между сорока и шестьюдесятью. Десять тысяч шагов на карте — такая вот маленькая полоска. Это понятно?
— Да, — согласилась я.
— Отлично, — Вадим дал мне в руки перо. — Тогда покажи мне, где находится Ухо Матери. Точное расстояние и направление. И любые другие места, где боги могут откликнуться на твой зов.
— Ухо матери, — я задумалась. — Если двигаться на закат от Старой Башни, а потом у Кривого Оврага повернуть на Седой Камень…
— Овраг, — Вадим отобрал у меня перо и изобразил на карте маленькую закорючку. — Такой? И камень тогда вот здесь? Большой такой булыжник, да?
— Ну, — я вновь попыталась увидеть земли такими, как их видит бог, и нерешительно обвела рукой часть карты. — Да. И тогда примерно тут окажутся три холма и каменный столб на рассветном кургане.
— Здесь? — Вадим поставил несколько точек на карте. — Вот холмы, вот курган с камнем. Так?
— Да, — подтвердила я.
— Отлично, — Вадим продолжил работать над картой. Перо так и летало. Штрих за штрихом, появлялись всё новые и новые знаки. Я пыталась разобраться, какой из них что значит, но получалось у меня плохо. Затем Вадим провёл извилистую ленту Пограничной Реки, и я всё поняла.
— Вот здесь, — я ткнула рукой в Змеиный Остров на знакомом изгибе реки. — Мать-Земля дарит своим дочерям лёгкие роды, а сок местных растений, если правильно его собрать, ещё несколько лет исцеляет даже самые безнадёжные гноящиеся раны.
— И от него, — Вадим провёл рукой по карте, — где-то тринадцать-пятнадцать дней верхом до этого вот разорённого посёлка, так?
— Да! — подтвердила я. Умом я понимала, что передо мной всего лишь карта — обычный кусок хорошей бумаги с несколькими чернильными отметками, но всё равно, то, что делал сейчас Вадим, казалось непостижимой магией.
— Тогда работаем дальше, — он макнул перо в чернильницу и снова принялся за карту. — Надеюсь, мы хотя бы к вечеру закончим. Утром будет много работы.
— Работаем, — согласилась я. Что-то подсказывало, что покоя мне до поздней ночи увидать не доведётся.
Так и вышло. Последние штрихи мы дорисовывали уже в темноте, при свечах. Сама не понимаю, как я не охрипла после бесконечных расспросов. Кто-то приносил нам еду, пока мы работали, но сейчас я не могла вспомнить ни кто это был, ни даже что мы ели, настолько меня поглотила карта. Лишь сейчас я заметила, что рука Вадима измазана чернилами, а голос устал от непрерывных вопросов.
— Ну вот, — он счёл, наконец, возможным закончить возню с картой. — Та ещё халтура, но для наших целей сойдёт. А теперь спать. Завтра придётся вставать ни свет ни заря.
— Погоди! — остановила я его. Внутри меня всё горело. Перед глазами проносились обрывки чужой памяти. Как же так сказать, чтобы он понял? У его женщин проблем с этим, кажется, вообще не было. Ни у одной. Не то, что у меня.
— Ну, что ещё? — недовольно спросил он. — Ещё что-то вспомнила? Давай завтра уже, а?
— Нет, — кажется, я покраснела, — Я, ну, у меня это…
— Что это? — не понял Вадим.
— Я всё! — отчаянно выпалила я.
— Погоди, — Вадим пристально взглянул на меня, — В каком смысле? В том, что я думаю?
— Да, — слова рвались наружу одно за другим, и я не могла их остановить. — Я знаю, что нам здесь негде совершить омовение и выпить дорогого вина, как этого всегда требуют ваши боги, и что здесь нет волшебного окна с куртизанками, чтобы научить меня тому, чего я не умею, и мягких кандалов с розовым мехом, чтобы скрепить брак так, как этого требует ваша богиня любви, но я могу сходить в подвалы башни и найти что-нибудь полегче, а мех взять можно у дяди Юрека и покрасить лошадиной кровью…
— Так, — Вадим прикоснулся к моим губам одним пальцем. — Ша. Тихо. Я не школьник уже, без окна разберёмся. И с кандалами тоже в другой раз как-нибудь. Только перестань уже меня смущать, ради богов!
И задул свечу.
Глава четвёртая
А может, и зря я от наручников отказался? Один знакомый мотострелок, Борька-Аквафор, которому повезло свои полтора года отслужить в пяти минутах пешком от московской Бауманки, рассказывал как-то, что к ним с той самой Бауманки перед экзаменами регулярно приходили такие экстремалки, что даже четверых парней от стресса избавиться не хватало. Шестеро — ещё куда ни шло. Желательно подряд. Ещё и еду приносили.
Он их, правда, сторонился в силу врождённого недоверия местам общего пользования, но многие не столь осмотрительные товарищи с удовольствием помогали девочкам избавиться от накопленного стресса.
Я в это не верил — и зря. Уж не знаю, чему ещё Ирга намеревалась учиться, но из моей памяти она выудила более чем достаточно. Что же до недостатка опыта — его с лихвой заменил темперамент.
К утру я оказался хоть и в крайне благостном, но донельзя усталом состоянии. Не совсем та форма, в которой стоит встречать окруженцев. Перед ними, чтоб их черти взяли, должен оказаться кто-то бодрый и суровый, как настоящий челябинский мужик, а не бледная немочь с кругами под глазами. Достаточно того, что я в их глазах и так выскочка-недомерок. Беженцы с запада на землях Народа обычно задерживались ровно столько времени, сколько требовалось, чтобы добраться на юг, в Поречье. И я догадывался, почему. Тот же Кейгот мне до сих пор не простил, что я не три метра ростом и не метаю из глаз молнии, как положено герою.
Я осторожно, чтобы не разбудить Иргу, выбрался из капитально измятой кровати, тихонечко скользнул к рюкзаку и выудил из бокового кармашка плоскую фляжку с чернокотовкой.
На чём Котяра настаивал эту ядерную смесь, он так и не признался, но ей разве что мёртвого не получилось бы поднять. Вот и сейчас я отпил пару глотков, не успел даже толком одеться, и мой взгляд снова начал задерживаться на различных привлекательных выпуклостях обнажённого тела на кровати. Организм незамедлительно отреагировал на соблазнительную картину самым предательским образом.
— Не-не-не, — я торопливо оделся. — Хватит разврата.
Под окнами уже кипела работа. Во дворе форта разделывали конину. Божественное вмешательство любезно избавило нас от необходимости выискивать среди окровавленного мяса человечину. От перебитых во дворе всадников остались только помятые доспехи, рваная одежда, сломанное оружие и подпорченные картечью и лошадиной кровью припасы. И как раз их жалели больше всего.
Не удивительно, что практичный торговец решил слегка пополнить запасы наличного продовольствия. Думаю, сейчас Юрек Шеслав искренне жалел, что после картечного залпа шкуры не годятся даже на решето. У него в дело шло всё. Кости — и те обработали ножом и выложили на просушку. Наверняка хотели сделать из них клей, или ещё чего-нибудь в том же духе.