Бурная хозяйственная деятельность превратила форт в один большой, насквозь провонявший кровью и потрохами, разделочный цех. Выглядело это всё просто ужасно, воняло — ещё ужаснее. С этим следовало что-то делать, но сейчас у меня имелись занятия и поважнее.
— Кейгот! — я отыскал знакомый силуэт вождя среди полуобнажённых мясников и махнул рукой. — Эй, Кейгот! Надо поговорить!
Вождь прошёл через нагромождения сырого мяса и молча уставился на меня сверху вниз. По его груди стекали розовые капли. Работать наравне с остальными Кейгот зазорным не считал. Тем лучше.
— Сегодня к нам выйдут первые окруженцы, — сказал я. Два или три десятка, я не знаю, сколько у них раненых. Я хочу, чтобы ты взял их себе и научил стрелять не хуже, чем всех остальных.
— У них есть оружие для огневого боя? — вождь начал с главного вопроса.
— Не думаю, — разрушил я его надежды. — Рассчитывай только на те шестьдесят мушкетов, что у нас есть.
— Разлучать воина с оружием? — скептически поинтересовался Кейгот. — Дурная примета.
— Что поделать, — я вспомнил одну из самых древних военных шуток. — У нас тут как на войне: если стрелка убьют, мушкет возьмёт его товарищ.
— Так не делают! — возмутился Кейгот. — Оружие принадлежит старшему наследнику!
— Возможно, — спорить я не стал. — Но придётся. Я хочу, чтобы все, кто у нас есть, умели стрелять. Делить оружие между новичками и теми, кто уже есть, будешь ты сам — по лучшим стрелкам. Придумай, как сказать им об этом так, чтобы не обиделись.
— Если они будут знать, что получат оружие при дележе трофеев, — предложил вождь, — это не будет зазорным. Богатые воины часто ссужают молодых на войну, хотя и не для огневого боя.
— Значит, мы очень-очень богатые, — я обвёл рукой форт. — Посмотри вокруг, и скажи мне, сколько это стоит. Шеслав хотел продать своё оружие отцу Ирги, а вместо этого продал мне. Здесь, в кладовых, нашлось вполне достаточно, чтобы заплатить ему справедливую цену. Он не взял своё прямо сейчас лишь потому, что надеется получить больше, когда сможет двинуться в обратный путь без риска встретить разъезд мародёров. А пока — считай, что все мушкеты здесь мои. Возможно, потом ты найдёшь, кого наградить за доблесть личным оружием, но пока с этим торопиться не стоит.
— Я? — неподдельно удивился вождь.
— Ну а кто? — переспросил я. — Мы должны взять ещё как минимум два форта, обустроить и подготовить к бою пополнение, собрать войска и ударить до того, как нами заинтересуются всерьёз. Думаешь, у меня есть время делать всё это в одиночку? Нравится тебе, или нет, с этого момента я назначил тебя одним из командиров.
— Я поведу твоих воинов? — переспросил Кейгот. — Вместо тебя?
— Не вместо, — мотнул я головой. — Вместе. Мы не можем позволить остальным фортам понять, что происходит. Атаковать следует немедленно, как только у нас появятся войска. Первый форт нам придётся брать сообща, но потом я подготовлю достаточно пушкарей, чтобы у тебя появился боеспособный отряд не хуже нынешнего. Всё, чего ты добьёшься после этого, будет лишь твоей доблестью и лишь твоей ответственностью.
Кейгот недоверчиво смотрел на меня.
— Вы пытались воевать с армией, и проиграли, — объяснил я. — Не потому, что у вас недостаточно храбрости. Не потому, что у вас недостаточно воинов. Просто в столкновении двух армий всегда побеждает лучше организованная. Мне известно, как сделать подобную армию, но я не могу просто взять хороших командиров и воинов из ниоткуда. Их надо воспитать и научить.
— Я согласен, — впервые за последние несколько дней вождь совершенно искренне мне поклонился. — Всё будет, как ты сказал.
— Отлично, — кивнул я. — Задача у тебя есть, дальше работай сам. Вечером доложишь, что у тебя получится с новичками.
Главный армейский принцип сбоев не дал и сейчас. Не мешай подчинённому делать порученную работу, и одной головной болью станет меньше. К сожалению, впереди у меня была та работа, которую за меня вряд ли кто-либо сделал.
Или всё-таки сделал?
Я развернулся обратно к башне и спустился в подвал. Витош, как я и думал, сидел в небольшой каморке у дверей склада и перебирал здоровой рукой исчерканные листки записей местного завхоза. Отец здраво рассудил, что если сын временно больше ни к чему не годится, то ему документы и разбирать. Умение разбирать отвратительный почерк из одних завитушек, похоже, входило тут в обязательные навыки хорошего торговца.
— Мне пленник нужен, — сказал я. — Который здешний кузнец.
— Младший? — уточнил Витош.
— Он самый, — подтвердил я. — Старший пускай работает пока. Всегда полезно знать, какую семью мы держим за яйца наследника.
— Идём, — Витош снял ржавое кольцо с ключами с гвоздя на стене.
Моё пожелание насчёт приличных условий выполнили. Куздур сидел в относительном комфорте, почти у самого входа. У него в камере даже было узенькое слуховое окно, пусть и забранное толстыми ржавыми прутьями.
Его племянник сидел парой камер дальше. Выглядел он крайне уныло, что и не удивительно. Любая вероятная судьба для него сейчас выглядела на редкость неаппетитно.
— Ага, этот, — сказал я Витошу. — Открывай.
Пленник встрепенулся и настороженно посмотрел в сторону двери. Надеюсь, отсутствие рядом с нами парочки страшных кочевников свою роль сыграло.
— Я тут подумал, — начал я, — раз уж твой дядя на меня работает, нечего тебе сидеть без дела. Ты же кузнец, верно?
— Кузнец, — два чёрных глаза блеснули из-под густых бровей. — Но дядя Куздур гораздо лучше.
— Наверняка, — спорить я не стал. — Но его нынешняя работа мне куда важнее, так что за честь семьи отвечать придётся тебе.
— Если дядя и правда в порядке, — особо доверять словам пленник не спешил.
— А тут по дороге, — я ухмыльнулся. — Сам увидишь. Долгого разговора не обещаю, а пара слов у вас будет. И представься уже, наконец!
— Азик Латрукк, — он встал. — Но знакомство подразумевает взаимность.
— Вадим Колпаков, — я назвался в ответ.
— Ва'Дим, — Азик разбил имя на два слога, на манер степняков. — Или Вадим?
— Как тебе удобнее, — я улыбнулся. — Не думаю, что моё имя такое уж распространённое в здешних краях.
Азик взглянул на меня ещё раз, уже куда пристальнее. Теперь я видел, как его взгляд задерживается на стволе дробовика у меня за спиной, кармашках с барахлом, пластиковом футляре монокуляра на груди, камуфляже и армейских ботинках.
— Кто ты? — спросил, наконец, он.
— Работодатель, — меньше всего мне хотелось читать ему лекцию, откуда и как я тут взялся. — Идём. Не заставляй своего уважаемого дядю отрабатывать свободу за двоих.
Азик послушно вышел из камеры.
— Думаю, это всё, — сказал я младшему Шеславу. — Дальше мы сами. Разве что мне понадобятся двое носильщиков, распорядись, чтобы кто-нибудь пришёл.
— Точно? — спросил Витош. — Я уже не могу бумаги разбирать, устал от них ужасно!
— Ну, пыточная не заперта, а ты с одной здоровой рукой помогать всё равно толком не сможешь, — при упоминании пыточной Азик заметно дёрнулся, но всё же пошёл дальше по коридору.
— Не заперта, — вздохнул купеческий сын. — Хорошо, я позову кого-нибудь.
Возможность сделать что-то руками привлекала его куда больше работы с бумагами. Только союзника в моём лице Витош искал зря. Было у меня подозрение, что умельцев помахать мечом здесь куда больше, чем грамотных людей, знакомых с делопроизводством. Никакой иной работы ему ближайший месяц не светило даже по выздоровлению.
Едва мы оказались возле камеры у двери, Азик бросился к решётке и возбуждённо залопотал Куздуру что-то на родном наречии. Звучало это примерно как мешок с гравием в стиральной машинке. Быр-быр-быр, небольшая пауза, и снова, как из пулемёта, гыр-гыр-гыр. Этого следовало ожидать, но хотел бы я знать, о чём они там разговаривают!
— Эй, — я вежливо напомнил о своём присутствии. — Если не затруднит, общайтесь на языке, который я понимаю.
— Мой племянник, — ответил Куздур за своего родственника, — утверждает, что его ведут прямиком в пыточную.
— Работать, — уточнил я. — Мне станки разбирать не по чину как-то уже.
Дядя обменялся парой грохочущих фраз с племянником. Тот явно хотел что-то возразить, но выходило неубедительно. Догадаться, о чём именно шёл разговор, оказалось не очень сложно.
— Я могу отпустить вас прямо сейчас, — при этих словах оба пленника приумолкли. — Едва Куздур закончит свою работу. Но у вас получится уйти до первого одержимого местью степняка.
— Я и не думал о побеге! — Азик на удивление искренне возмутился.
— Ты о нём говорил, — усмехнулся в бороду Куздур. — Азик, поверь моему опыту, есть время, чтобы врать, и есть время, чтобы работать. Сейчас время работать.
Племянник сдулся и молча последовал за мной в пыточную. Блестящий многочисленными винтами станок его буквально загипнотизировал. В дверях Азик нерешительно замер, и мне пришлось его слегка подтолкнуть. Бедолага едва ли не телепортировался в центр комнаты от испуга.
— Спокойнее, — я подошёл к пыточному станку и хлопнул по холодному железу. — Мы здесь, чтобы работать. Я хочу, чтобы ты отсоединил эту вот штуковину, а потом, вот здесь, прикрепил хороший прочный брус.
В нашем цеху мне порой доводилось объяснять детали технического процесса на языке жестов, но там публика всё же отличалась несколько большей догадливостью. Азик моего замысла с первого раза не понял.
— Он же тогда работать не будет, — скептически произнёс он. — Заклинит костедробилку, а сверло так и вовсе придётся убрать.
— Мне не нужна костедробилка, — терпеливо начал объяснять я. — Вот рама. Здесь у неё винты. А здесь — ты прикрепишь брус показанного мной размера. Лишнее всё уберёшь. Понял?
— Но, — Азик так и сяк вертел моё задание в голове, — зачем?
— Ты видел когда-нибудь здешний пушечный лафет? — ответил я вопросом на вопрос. — Ну, знаешь, такая колода и несколько сменных клиньев?
— Конечно, — Азик искренне возмутился.