Я заорал что-то нечленораздельное и выпрыгнул из ямы. В следующее мгновение за мной последовали все мои воины. Они уже сжимали в руках мечи — добивать раненых.
— Оставь там кого-нибудь в живых, — Вадим неторопливо перезаряжал своё оружие. — Надо будет поговорить.
— О чём? — не понял я. — О чём нам с ними разговаривать?
— Ну, как же? — Вадим искренне удивился. — Неужели тебе не хочется узнать, насколько хорошо сработала твоя мина? Хотя бы из третьих рук?
Лошади — не иначе как издевательство богов над чрезмерно заносчивыми смертными, посланное им в наказание. Мои отбитая задница, усталый позвоночник и стёртые бёдра служили тому свидетельством. По дороге обратно к нашему форту я неоднократно клялся, что едва только переживу эту войну — брошу всё, но сделаю хотя бы один паровичок, способный гонять по степи хотя бы на тридцати километрах в час.
Но до этого ещё следовало дожить. Ущерб врагу получился исключительно моральный. Ни один из наших трюков не годился для регулярного применения. Любые повторы означали неминуемую трату ценных припасов без гарантии хоть какого-то приемлемого урона.
Лучше всего работали мои кустарные осколочные боеприпасы, но только в том случае, когда враг сам выскакивал под них. Будь у меня возможность поэкспериментировать с запалом и лёгкой камнеметалкой, я бы собрал дешёвую замену миномёту, но из подручных материалов изготовить фитиль с равномерным горением тут не получалось. Местные химики ещё даже порох толком гранулировать не умели. Зёрна варьировались по размеру от пушечных до средней паршивости ружейных. Жирный крест на любых затеях сложнее "прицелиться и бахнуть".
И потом — где взять столько пороха? С местным темпом стрельбы за час боя вполне реально сделать около сотни выстрелов. Самый маленький осколочный боеприпас, который ещё имело смысл делать, при таком раскладе оказывался чересчур дорогим удовольствием.
Скрашивали это всё только наши трофеи. Хорошего стрелкового оружия на телах всадников нашлось много. Сожжённый порох окупился полностью. На лошадей едва сумели навьючить стрелковое оружие и боеприпасы. Остальное пришлось безжалостно жечь в одной куче с изувеченными трупами.
Помимо россыпи вполне хороших пистолетов, с трофеями нам достались целых семь нарезных штуцеров. Даже беглого взгляда на их устройство мне хватило, чтобы понять, что нашего врага очень скоро ждёт неприятный сюрприз.
Азик и его дядя за прошедшие месяцы получили у меня посты заместителя и начальника моей первой оружейной мастерской соответственно. Все их подчинённые к тому времени уже поняли, что у меня есть, чему поучиться, и теперь жадно ловили каждую новую идею. Когда я начал им за эту работу ещё и платить, вопрос лояльности решился окончательно.
Следующим откровением для своей маленькой карманной шарашки я готовил смену боеприпаса нарезного штуцера. Это унитарный патрон, или хотя бы капсюль, требовали в местных условиях поднять с нуля собственную металлургическую, химическую и металлообрабатывающую промышленность. После "компетентного" мнения дяди Куздура о роли богов в процессе изготовления моего оружия и патронов, я окончательно в этом убедился, и разубеждать никого пока не торопился.
Мелочь, вроде пули непривычной по местным понятиям конструкции, требовала от моих подопечных всего лишь потратить вечерок на губки для пулелейки новой формы. Несколько экспериментов с пробным отстрелом — и новый боеприпас можно запускать в массовое производство. Неполный десяток стрелков грозил оказаться для врага опаснее сотни привычных мушкетёров.
Любой другой вариант быстрой перезарядки, вроде болтового затвора, по местным понятиям оказывался чрезмерно высокотехнологичным и неоправданно дорогим. Едва у Азика получилось растолковать мне, что в условиях полевой мастерской они с подчинёнными даже замену отдельным деталям пыточного станка не смогут потянуть, я полностью забросил подобные идеи до конца войны. Даром, что мастерами он, и его дядя были классными.
Пришлось крутиться.
Лекция о том, зачем нужна пуля Минье, и как она должна выглядеть, заняла у меня куда больше времени, чем хотелось. Неоправданно много усилий ради всего лишь семи штуцеров, но я хотел использовать любое преимущество, которое мог выжать перед началом боёв.
Девять стрелков, которые могли вести огонь метров с двухсот на скорости в добрых четыре выстрела каждую минуту, и попадать в цель хотя бы тремя, определённо стоили подобных усилий.
Тем же днём я попросту отключился, прямо в кадушке с тёплой водой, где хотел отмыться после недели верхом. Проснулся только под вечер, уже в кровати. Не иначе, как Ирга перенесла. Ей телосложение подобные фокусы вполне позволяло, это я уже после нашей первой ночи выяснил.
Близкое знакомство с богами, хорошие мозги, феноменальная память и авторитет позволяли ей успешно делать и многое другое. Например, за время нашего с вождём отсутствия полностью выслать из форта лишних обитателей.
Женщины, дети, пленники, а также некоторая часть условно боеспособных мужчин, вроде калек и всё ещё не выздоровевших полностью раненых, ушли на восток безопасной дорогой.
С ними же отправили часть дымарей из тех, кто не верил в мою способность удержать форт. Удастся нам выстоять, или нет, а они ещё смогут принести какую-то пользу. Хороший кузнец — всегда хороший кузнец, а бежать ему тут просто некуда. Подобное бегство требует немалой личной храбрости, а с ней, как раз, и наблюдались изрядные проблемы.
Всё, что я мог сделать перед началом осады, я сделал. Теперь оставалось только ждать. Но сначала мне предстояло малоприятное разбирательство. Малоприятное не в последнюю очередь потому, что я и представления не имел, что мне делать в подобной ситуации.
Впрочем, её главная виновница — тоже.
— Погоди, — Вадим смотрел на меня так, будто я с размаху огрела его по голове лопатой. — Чего-чего ты сделала?
— Я же не знала, — первоначальная решимость говорить неторопливо и спокойно исчезла бесследно, едва мне стоило начать. — Я только потом всё поняла, когда он ко мне в бане подошёл! Старый же ритуал, ну кто его помнит, кроме дочерей Матери-Земли?
— Их безутешные воздыхатели, — усмехнулся Вадим. — Ты что, совсем не видела, как он по тебе переезжается? Вождь любой намёк в свою пользу трактовать готов, а ты ему такой подарок совершила! И потом, тебе не кажется, что прежде, чем говорить, что знаешь, как дать нам с Кейготом возможность общаться на расстоянии, следовало бы упомянуть, что это ваше долбаное обручение?
Кажется, я снова покраснела. Не знаю. В горле стоял комок. Не получалось даже хоть что-то сказать в ответ. Лишь сейчас я поняла, что хотя в памяти Вадима были разные женщины, он всегда находился в постели только с одной. И ни разу не делил их ни с кем даже на мужских праздниках. Даже с хорошими друзьями. Но у него же были разные женщины! Много! Я же видела!
— Ты вообще понимаешь, что если мы с ним в твоей постели окажемся, это закончится только после того, как одного из нас вперёд ногами унесут? — спросил Вадим. — И вовсе не потому, что я рос в обществе, где число законных участников брака ограничено двумя!
— Понимаю! — меня как прорвало. — Я дура, правда?
— Да вы тут все хороши, — мрачно сказал Вадим. — Только вот мятежа девятнадцатилетнего полевого командира до полного счастья мне сейчас и не хватало!
— И что нам теперь делать? — растеряно спросила я. Мечта о том, чтобы зажить не хуже нормальных женщин рассыпалась в прах. На её место пришёл страх потерять и то немногое, что у меня есть.
— Нам? — Вадим усмехнулся. — Разве что стреляться. На местных пистолях, с десяти шагов. Ну, чтобы всё честно вышло. Что у вас там легенды за братоубийство говорят? Помрём оба, ты нас похоронишь, а потом кто-нибудь песню сложит. Красивую такую, заунывную.
— Нет! — я не выдержала. — Погоди, я сама ему всё скажу! Он поймёт!
— Ага, вот прямо аж два раза, — Вадим усмехнулся. — Наверняка же решит, что злокозненный чужак обманом лишает его законного счастья. К слову, почти не ошибётся.
— Не решит, — вытолкнула я через комок в горле. — Я объясню! Он ещё молод. Без дозволения родственников и божьей воли ему нельзя!
— У меня с дозволением родственников тоже как-то не очень, — заметил Вадим. — Однако почему-то можно.
— За тебя всё боги сказали, — всхлипнула я. — Их волю не оспаривают. У отца не будет выхода. Я уже понесла детей, а значит, брак нельзя отменить!
Вадим подавился.
— Ты, — он сбился и начал заново. — Погоди. Чего там про детей?
— Задержек в месяц не бывает, — выпалила я. — У нас будут дети! Никто больше не скажет за моей спиной, что я пустобрюхая или воин с титьками!
— О-бал-деть, — по слогам произнёс Вадим. И добавил несколько слов из тех, что в нашем языке отсутствуют. Я, впрочем, их знала.
— В общем, так, — продолжил он после небольшой паузы. — Сейчас Кейгот мне позарез нужен, и его воины — тоже. Поэтому никаких упоминаний обручения и брака при нём до конца осады быть не должно. Полезет — отошьёшь. Как — сама решай, но до конца осады Кейгот должен слушаться любого моего приказа. Любого, ясно тебе?
— Ясно, — всхлипнула я.
— Очень хорошо, — Вадим порылся в карманах и протянул мне чистый лоскут. — А теперь приведи себя в порядок, сделай вид, что этого разговора не было, и отправляйся работать. У нас тут армия на подходе, и к её прибытию хорошо бы кое-что сделать.
— Угу, — выдавила я. На большее меня уже не хватило. Боги, ну за что я такая дура?
Копать степняки умели не хуже японского экскаватора. За время нашего разведывательного похода вокруг форта появилась неплохая, по местным понятиям, линия обороны. Оба дымаря своё жалование отработали на совесть. Их познания в инженерном деле, моя инструкция и авторитет Ирги как отмеченной волей бого сделали наших бойцов отличными инженерами. Разумеется, в окопах и насыпях и капли магии не было, но местным этого пока знать не следовало.