Их творению вскоре предстояло выдержать первую, и самую главную, проверку. Облако пыли с запада стремительно приближалось. Знамёна уже получалось различить даже без монокуляра.
— А хорошо мы их разозлили, — вполголоса заметил я Кейготу. — На совесть.
— Они боятся, — вождь злорадно ухмыльнулся. — Они боятся нас так, что готовы бежать в атаку сходу. Куча дурней сегодня поломает шеи в твоих канавах!
— Хорошо бы, — спорить я не стал, хотя и здорово сомневался, что могу рассчитывать на такой подарок. — Их куда больше чем нас. Любая ошибка в помощь.
Как я и думал, остатки всадников добрались к полевым укреплениям первыми. Где-нибудь в средней полосе России на их пути встали бы полноценные засеки. Но в степи, где каждая жердина откуда-то привезена, такой роскошью и не пахло. Степнякам пришлось вместо этого битую неделю рыть линию неглубоких, только-только сломать лошади ногу, канав. Через них получилось бы перевести лошадь шагом, но вот остаткам кавалерии наёмников пришлось отворачивать.
Пальба из пистолетов на таком расстоянии оказалась напрасной тратой пороха. Вместо разведки боем у верховых получился конный аттракцион сомнительной полезности.
Мои стрелки действовали куда эффективнее. Все штуцеры, дробовик и мой карабин разом выплюнули огонь. На ста метрах после нескольких дней тренировок не промазал бы и слепой, а Кейгот учил только лучших.
Двое полукровок и ближайший к нам потвор упали с лошадей. Сразу несколько пуль угодило в каждого из них.
— Рассредоточить огонь! — запоздало приказал я. — Выцеливайте командиров!
Пожелание хорошее, но бессмысленное. За то время, что перезаряжались штуцеры, мы с Кейготом успели расстрелять по несколько патронов, на чём всё и закончилось. Второй залп штуцеров прогремел уже вслед стремительно удаляющимся всадникам.
На земле осталась дюжина убитых и раненых.
— Добейте, — приказал я.
Пара десятков бойцов торопливо бросилась к ним с мечами наголо. Вернулись они уже с трофеями — несколько пистолетов, кирасы, оружие, и другое барахло. В тот момент я подумал, что это наши последние лёгкие трофеи за всю осаду.
Нестройная толпа вражеской пехоты замерла на безопасном удалении. Всадники торопились доложить результаты своей разведки. Меня крайне интересовало, чего им удалось разглядеть. Пикинёров на земляном валу я не особо и прятал, а вот стрелки до поры не светились, как и моя артиллерия.
— Пойдут в атаку, — подтвердил Кейгот мои опасения. — Смотри, фургоны уже встают осадным лагерем.
— Чтоб я знал ещё, как у них выглядит этот осадный лагерь, — пробормотал я. Для меня действия наёмников чем-то упорядоченным не выглядели. От пронзительных звуков рожков и флейт закладывало уши. Всадники носились между рядами пехоты как наскипидаренные, махали руками, отдавали какие-то приказы, но и только. Что всё это значило, я понятия не имел.
Наконец, пехота сформировала несколько плотных коробок, и двинулась в нашу сторону. Получилось очень красиво — яркие блики солнца на металле доспехов, частокол пик, разноцветная форма, редкие выстрелы мушкетов и неторопливое уверенное продвижение.
Красиво — и настолько же бессмысленно.
Колышки с тряпками отмечали дистанцию уверенной стрельбы. Я успел натаскать стрелков лупить по секторам и поддерживать соседей. На пальцах, разумеется. Для живых тренировок у них оставалось маловато пороха, да и хорошие подвижные мишени здесь не раздобыть и при всём желании.
Теперь они пришли сами — в количестве.
Да, из мушкетов стрелять в мишень дальше, чем с полусотни метров, бесполезно. А вот когда огонь ведётся прямо в плотный строй пехоты — вполне можно попробовать.
Залп сотни моих стрелков буквально выкосил передний ряд противника. Мгновением позже их поддержали арбалетчики. Стоит отдать врагу должное, строй не дрогнул. Мертвецов и раненых невозмутимо перешагнули. Движение не прекратилось даже на одно мгновение. Взвились облачка порохового дыма. Вражеские мушкетёры боеприпасы не жалели, но с такой дистанции вряд ли могли поразить что-то, кроме другого плотного строя. Их пули увязли в земляном валу или столь же бесполезно прожужжали над головами степняков.
— Ну же, — я повёл стволом над головами пехотинцев. — Где эти засранцы?
— Право десять, — сказал Кейгот. — Флаг с драконом.
Как по мне это больше походило на раздавленную каракатицу, но раз Кейгот сказал, что дракон — пусть будет дракон. Выстрел — и знаменосец повалился ничком. Почти одновременно со мной выстрелил и сам вождь. Его выстрел разнёс голову барабанщику.
Этот фокус мы отрепетировали на отлично. Едва сержант врага попытался навести порядок в деморализованном отряде, он получил свою пулю между глаз.
— Лево тридцать, — без малейшей паузы сказал Кейгот. — На голову левее знамени с фениксом.
Этот потвор оказался очень храбрым. Или очень глупым. Попытка возглавить отряд — это хорошо, но зачем сразу выдавать себя всем желающим боевой формой?
Пуля вошла ему в основание шеи, между шлемом и кирасой, только брызги полетели. Какой-то несчастный следом за ним поймал уже деформированный кусок свинца промеж глаз и тоже повалился навзничь. Следом отправились музыкант и знаменосец — лишь мелькнул флаг с вышитой золотом курицей на слегка выцветшем алом поле.
Воздух распороли новые арбалетные болты. С упором на бруствер у степняков получалось худо-бедно стрелять даже из неподъёмных осадных убоищ. Следующий залп ударил в плотный строй — и на этот раз уже с куда большим эффектом. Наша охота за командирами оправдала себя на пятом знамени. Без постоянных выкриков и понуканий молодые наёмники в первых рядах дрогнули, но всё ещё продолжали своё движение. До линии канав им оставалось всего ничего.
До меток для моих артиллеристов — тоже.
Пушки грохнули одна за другой, все десять, что я рискнул притащить на линию укреплений. Десять килограммов свинца — эквивалент полусотни автоматных рожков, устремились к плотным рядам противника.
До этого момента особого представления, что именно делает артиллерийский огонь с вражеской пехотой, у меня так и не сложилось. Масштаба не хватало. Теперь я увидел эту неприглядную картину своими глазами.
По рядам будто прошлась невидимая коса. Центр боевого построения рассыпался. От истошных воплей раненых меня передёрнуло. Мгновением позже их крики заглушил боевой клич степняков. Ряды врага смешались окончательно.
Штуцеры моих снайперов работали не хуже нашего с Кейготом оружия. На расстоянии в сотню метров заметить рослого потвора или богато декорированного сержанта особого труда не составляло даже без прицельной оптики.
Это стоило врагу ещё нескольких командиров — и последних жалких попыток удержать строй. Залпы в спину беглецам оставили на вытоптанной траве ещё несколько десятков убитых и раненых.
Паническое бегство наёмников закончилось только у лагеря. Толстые щиты на повозках вагенбурга давали некоторую иллюзию безопасности, а дистанция в полкилометра — надёжную по местным понятиям защиту от случайных выстрелов.
Доказывать, что эти понятия несколько устарели, я пока не торопился. Пусть до поры чувствуют себя в безопасности. После нанесённого им урона, я сомневался, что следующая попытка случится раньше приведения вражеской артиллерии в боеспособное состояние. Любая заминка в действиях врага мне только на пользу.
— Ну что же, — я отложил карабин в сторону. — Похоже, отбились.
— Почему ты не отдал приказ на преследование? — недовольно спросил вождь. — Мы вполне могли убить ещё несколько десятков этих трусов!
— Вот ещё! — фыркнул я. — Чтобы кто-нибудь в их лагере начал стрелять в наших воинов? Не забывай, их всё ещё раз в пять больше нас. Я не собираюсь зря терять людей, которые доверили мне свои жизни!
— Зря? — удивился Кейгот. — Они бы убили врагов! Мы бы могли победить!
— Мы уже победили, — я усмехнулся. — Подумай сам. Зачем ведётся любой бой?
— Чтобы убить врага! — отрезал вождь.
— Неправильно, — я едва сдержал улыбку. — Чтобы добиться поставленной цели. А цель у нас одна — сковать армию врага. Это мы уже сделали.
— Они всё ещё могут уйти, — возразил Кейгот. — И мы не сможем им помешать. Любой форт за нами они могут взять сходу!
— Да ну? — спросил я. — А они сами про это знают? Наши гости понятия не имеют, сколько воинов сидит в следующем форте. Они понятия не имеют, сколько людей погибнет у них ещё на марше, как это уже один раз произошло. У них почти не осталось кавалерии, чтобы защитить колонну или хотя бы вести нормальную разведку. Знаешь, я почти хочу, чтобы они действительно решились пойти вглубь наших земель.
— Почему? — опешил Кейгот.
— В этом случае, — весело произнёс я, — мы сможем подогнать к ним десяток фургонов прямо на марше, ударить картечью сходу прямо в строй — и удрать раньше, чем у них получится достойно ответить.
Кейгот задумался. Мгновением позже на его лице появилась недобрая улыбка.
— Ты прав, — злорадно произнёс он. — Сейчас им невыгодно уходить. Но что мы будем делать, когда они тоже начнут рыть землю?
— Ничего, — я ждал этого вопроса. — Мы не будем делать ничего.
— Почему? — спросил вождь. — Если они пророют укрепления, как у нас, то смогут приближаться к нам день за днём. Вырыть яму в человеческий рост, и они станут неуязвимы, совсем как мы сейчас!
— Это всё, конечно, правильно, — я и не думал оспаривать его слова, — но скажи мне, чем они будут копать землю? Мечами?
Кейгот посмотрел на меня пару мгновений, а потом запрокинул голову и совершенно искренне захохотал.
Глава шестая
От лагеря наёмников тянуло слабым запахами походных кухонь. Ночная смена землекопов поела и принялась за работу. Остальные после дневных работ падали без сил и засыпали мертвецким сном. Не так-то легко рыть землю почти без лопат. Как наёмники вообще могли подумать, что на землях Народа им понадобятся лопаты?