Мотор едва слышно загудел, и лодка медленно отвалила от причала. Чертовски медленно. Слишком медленно. Да и то сказать, они ведь предназначены для туристов, неторопливо катающихся по озеру, попивая шардонне или лениво срезая кожицу с апельсина.
Я оглянулся — за кормой пенилась потревоженная винтом вода, а причал уходил назад. Легковушки, грузовики, пикапы неслись к берегу, сверкая огнями фар и завывая сиренами.
Когда первые гвардейцы выскочили на причал, Микаэла и Бен опустились на корточки.
Девушка передернула затвор и прицелилась.
— Не высовывайтесь, — крикнул я своим спутникам. — Сейчас уйдем за мыс.
Я дернул штурвал — влево, скорость включил на полную.
Ребята на причале были в ярости. Похоже, в их глазах я превратился в предателя. Не подчинился распоряжению, ослушался членов Совещания. Подобно старику Финчу, притащил на остров чужака. Но у меня были на то веские причины. По крайней мере, я так считал.
Потом по нам открыли огонь. Похоже, заело ребят крепко, и они палили из чего только могли. Мы уже ушли ярдов на двести от берега, но я слышал, как трещат, ухают и хлопают выстрелы. Просто безумная канонада.
Предоставив моторке выруливать самой, я бросился на дно. Пластиковое стекло козырька хрустнуло и помутнело, покрывшись сеточкой трещин.
Пули стучали по корме, как будто какой-то безумец колотил по ней молотком. Чешуйки краски летели во все стороны, как снежинки. Микаэла поднялась на колени с обрезом в руках.
— Целься поверх голов, — крикнул Бен. — Я знаю этих ребят.
— Тогда почему они так стараются перестрелять нас как куропаток? — Она выстрелила в сторону сгрудившейся на причале толпы, и хотя пуля прошла высоко, гвардейцы невольно пригнулись, прекратив на время огонь. Микаэла укрылась за планширом. — Они нам ничего не сделают. У них только дробовики и пистолеты. Этим нас не потопят.
Да, может быть и так, но и из своих хлопушек эти ребята разбили пластиковую крышку панели. Если бы случайная пуля перебила кабель, наша моторка дрейфовала бы по озеру, как лист на воде, и тогда гвардейцы сели бы в катер и догнали нас в два счета.
Стрельба почти стихла. Наверное, у них кончились патроны. Пришло время взглянуть, куда нас занесло. Я осторожно приподнял голову и увидел, что лодка идет прямо на камни мыса. Поворот штурвала — и мы обошли риф. А еще через несколько секунд между нами и парнями на причале встала скалистая гряда.
— Можете подняться. Теперь нас уже не видят. — Я оглянулся. Темные волосы Микаэлы запорошило белыми чешуйками краски. Оба моих спутника выглядели несколько растерянными. — Все в порядке?
Они утвердительно закивали. Бен ощупывал себя дрожащими руками, как будто не мог поверить, что ни одна пуля не попала куда-нибудь в плечо или грудь.
Моторке досталось больше всего. Тонкие струйки, словно выпущенные из водяных пистолетов, били из нескольких отверстий в тех местах, где пули продырявили корму ниже ватерлинии. Никакой опасности они, впрочем, не представляли — помпы работали, а до забытого Богом города-призрака оставалось менее получаса хода.
Конечно, если призадуматься, то Льюис не шел ни в какое сравнение с Салливаном с его барами, закусочными, магазинами и забитыми продовольствием складами. Но, как говаривала моя мать, как постелишь, так и поспишь. Я себе постельку приготовил — пора и прилечь.
Было ли о чем жалеть? Да, пожалуй. Оглядываясь на мыс с монументом из молочно-белых камней на могиле мамы и Челлы, я понимал, что уже никогда не приду к ним.
Через некоторое время я развернул моторку, направив ее нос на паромный терминал Льюиса. Еще светило солнце, но город уже выглядел мрачным и негостеприимным, встречая нас скелетами обгоревших зданий. Жутковатые черные провалы разбитых окон. Грязные улицы, по которым, как шары перекати-поля, ветер гоняет выбеленные непогодой человеческие черепа.
О-хо-хо, что тут скажешь? Все это выглядело настоящим предместьем Ада.
20
Нетрудно было заметить, что Бену все это не нравилось. Да, он помогал переносить продукты к тому месту, где у нижней ступеньки лестницы их принимал и складывал я, но делал это мой друг с тяжелым сердцем. Его пугала сама мысль остаться в Льюисе. Присутствие чужака действовало на него угнетающе. Бедняга потел от страха, то и дело бросая тоскливые взгляды в сторону Салливана, где остались теннисные корты, ухоженные газоны, уютные дома, полные товаров супермаркеты и размеренная, упорядоченная жизнь.
Я покачал головой.
— Тебе нельзя возвращаться туда, Бен, ты и сам все отлично понимаешь.
Он с грустью посмотрел на лежащий за озером чистенький, аккуратный городок. Неожиданно в голову мне пришла шальная мысль: сейчас Бен прыгнет в лодку, повернет штурвал и возьмет обратный курс. Но он лишь покачал головой и, сохраняя обеспокоенное выражение лица, сказал:
— Знаю. Эй, не забудь свое ружье.
— Спасибо. — Я повернулся к Микаэле. — Сразу нам все это не унести.
— Я пойду вперед с Беном, а потом пришлю кого-нибудь тебе на помощь.
Бен кивнул, хотя весь его вид выражал нерешительность. Прогулка по развалинам сожженного города в компании незнакомой девушки представлялась ему, должно быть, столь же приятной, как экскурсия по преисподней под ручку с сатаной. Обреченно, словно восходя на эшафот, он поднялся по ступенькам и тяжело вздохнул.
— Знаешь, я ведь впервые за шесть месяцев выбрался из Салливана. Как-то мне не по себе.
— Привыкнешь, — бодро заметила Микаэла. — Оружие есть?
Оружие в руках Бена?
— У нас что-нибудь найдется.
— Ну, вообще-то я не пользуюсь оружием. Не думаю, что…
— Надо привыкать, приятель. Если хочешь протянуть хотя бы пару дней.
Выражение нерешительности, если можно так выразится, сгустилось. Похоже, Бен впадал в депрессию. Он напоминал мне человека, отправленного в тыл врага с опасной миссией и знающего, что шансов на возвращение нет. Прежде чем взяться за мешок с консервами, теперь уже бывший журналист бросил на меня красноречивый взгляд, как бы говорящий: Валдива, ты недоумок. Во что ты меня втянул?
Микаэла не обратила на все это никакого внимания. Повернувшись ко мне, она кивнула в сторону Салливана.
— Как ты думаешь, те парни отправятся сюда за нами?
— Сомневаюсь, — с чувством сказал Бен.
Я покачал головой.
— Вряд ли. Они до смерти боятся заразиться. И, как и Бен, утратили привычку к перемене мест.
— Да, — пробурчал себе под нос Бен, — я потерял эту чертову привычку напрочь, когда люди начали умирать.
— Грег, тебе надо остаться здесь и охранять продукты.
Бен оглядел похожий на кладбище город.
— Охранять продукты? Неужели найдется кто-то, кто попытается их отнять? Неужели ты думаешь…
— Не думаю, — перебила его Микаэла, — а знаю.
— Господи.
— Держись поближе ко мне. Не отставай. — Она забросила на плечо сумку, в которой глухо звякнули банки, и подняла обрез. Я заметил, что предохранитель спущен.
— Вернемся минут через двадцать.
Они тронулись в путь. Микаэла впереди, Бен следом, вертя головой то туда, то сюда и с опаской вглядываясь в непривычный пейзаж.
Я остался один. Солнце садилось. Вокруг лежали руины. По улицам разгуливали тени, будто сами здания сочились мраком. Темнота разливалась по тротуарам, сливалась с лужами теней и понемногу подбиралась ко мне. С озера дохнуло прохладой. Когда тени легли, наконец, и на меня, холодок наступившего вечера заполз под кожу. Вместе с темнотой пришла тишина. Даже птицы перестали чирикать. Зато появились запахи. Гнилостные запахи компоста, заставляющие вспомнить о грибах, сырых подвалах и тлене.
Двадцать минут превратились в полчаса. Ни намека на Микаэлу и ее друзей. Они не придут, Валдива… признай это, ты теперь один.
Отгоняя эту мысль, я проверил, заряжено ли ружье (хотя и без того знал, что оно заряжено), потом принялся считать коробки с патронами, которые успел сунуть в сумку. Девять коробок. На ближайшее время вполне достаточно.
Я смотрел на улицу, ожидая, что из-за угла вот-вот покажутся Бен и Микаэла. Неожиданно словно дуновение холодного ветра коснулось моего затылка.
Кто-то подкрался сзади.
Я быстро повернулся. Может быть, Кроутер-младший не устоял перед искушением совершить рискованное путешествие, чтобы вышибить мне мозги выстрелом исподтишка. Слава Богу. Вместо ухмыляющегося юнца, готового спустить курок, я увидел разгуливающую среди гор мусора крысу. Должно быть, почувствовала запах пищи. Это под ее лапками шуршали смятые листки бумаги. Когда я поднялся, грызун исчез под ржавым остовом грузовика.
Прошло уже сорок минут, как Микаэла и Бен ушли в город. Может быть, девушке пришлось разыскивать своих друзей, если они перебрались на другое место. Тот двор, который служил им пристанищем, трудно было назвать оазисом роскоши. Вероятно, нашли где-то неразграбленный дом.
Тьма принесла с собой непогоду. Над горизонтом, словно хороня упокоившееся среди холмов солнце, повисли тучи. Вскоре они закрыли все небо, оставив в западной четверти только багрово-красное пятно. Похолодало. Я застегнул куртку и поежился. Сидеть уже не хотелось. Я прошел по дороге, не теряя из виду сложенные продукты. У паромного терминала потихоньку рассыпалась заржавевшая полицейская машина. Сидевшая на заднем сидении крыса чистила усики. За озером, в Салливане, ярко горели огни, и хотя до него было не более трех миль, город казался мне таким же далеким, как, например, Нептун. Вот уж где нас Беном не встретят с распростертыми объятиями. По всей вероятности, Совещание уже издало приказ, согласно которому мы подлежали расстрелу на месте, если только посмеем приблизиться к этому милому местечку.
Держа руку на ремне ружья, я заглянул в билетную кассу паромной переправы (хлебные бандиты унесли даже ковровые покрытия, когда-то устилавшие пол), потом пересек улицу и сунул нос в универсальный магазин. Ничего, кроме пустых ящиков и детских костей. Рядом возвышался казавшийся почти нетронутым отель. Над тротуаром висел огромный полотняный навес, грязный, но целый. Я уже начал подумывать о том, не перенести ли лагерь сюда, по крайней мере, на ближайшее время.