е могли победить, но не сдались. Пойдем. Отдайте ей, проходя мимо, салют, и пойдем, посмотрим мою «Русалочку».
Бен понял его буквально. Джубал ничего не сказал.
- А вот эту, - произнес он, - мне Майк не дарил. Я ему даже не говорил, почему приобрел ее… и без того ясно, что это одна из самых очаровательных композиций, сотворенных глазом и рукой человека.
- Эту мне объяснять не надо - она миленькая.
- Что, видимо, должно служить оправданием ее существования, наравне с козлятами и бабочками… Я вкладываю в нее нечто гораздо большее. Она же не вполне русалка, видите? Но она и не человек. Она сидит на земле, она решила остаться на ней… и вечно смотрит на море, безмерно тоскуя о том, от чего отказалась. Вы знаете эту сказку?
- Ганс Христиан Андерсен.
- Да. Она сидит возле гавани Копенгагена; она - это всякий, кто когда-либо делал трудный выбор. Она не сожалеет о своем решении, но должна платить за него. Платить надо за каждый выбор. И плата - не только вечная тоска по дому. Ей никогда не стать человеком. Когда она делает шаг своими ножками, за которые так дорого уплатила, она ступает по острым лезвиям ножей… Бен, я думаю, Майк всегда идет по лезвиям, но не надо говорить ему, что я так сказал.
- Не скажу. Лучше буду смотреть на нее, не думая о ножах.
- Прекрасна, верно? Хотелось бы вам затащить ее в свою постель? Она, наверняка, гибкая, как морской котик, и столь же скользкая.
- Вот те на! Ну и гнусный же вы старикашка, Джубал!
- И с каждым годом становлюсь все хуже. Ну остальных мы смотреть не пойдем… обычно больше одной в день я себе не разрешаю.
- Годится. Я чувствую себя так, будто подряд опрокинул три стаканчика. Джубал, а почему такие вещи не выставляются там, где все могли бы их видеть?
- Потому что мир спятил, а искусство всегда отражает дух своего времени. Роден умер примерно тогда, когда у мира крыша только начала сползать набекрень. Те, кто пришел ему на смену, поняли, каких замечательных результатов он добивался, как использовал для этого свет и тени, массы и композиции, и переняли у него все это. Но им не дано было понять, что Мастер в свои скульптуры вкладывал целые повести об обнаженных человеческих сердцах. Они же презирали живопись и скульптуру, которые повествовали… Таким работам они приклеили кличку «литература». И ушли в абстракцию. - Джубал пожал плечами. - Абстрактный рисунок - отличная штука для обоев или линолеума. Но искусство - это процесс пробуждения жалости или страха. То, что делают современные художники - просто псевдоинтеллектуальная мастурбация. Тогда как творчество - это скорее половой акт, в ходе которого художник передает свои эмоции зрителям. А эти ребята либо не хотят, либо не способны на это, а потому теряют зрителя. Обычный человек не желает платить за искусство, которое оставляет его холодным. Если же он и платит что-то, то эти деньги выкачивают из него налогами и другими жульническими способами.
- Джубал, я никак не мог понять, почему мне на фиг не нужно искусство. Всегда считал, что это во мне самом чего-то не хватает.
- Ммм… каждый должен учиться понимать искусство. Но и художник обязан пользоваться языком, который может быть понят. Большая часть этих шутов не хотят разговаривать тем языком, которому мы с вами можем обучиться. Они презрительно поглядывают на нас, ибо мы «не в состоянии» понять то, что они хотят нам сообщить. Будто у них есть что сообщать! Отсутствие ясности - прибежище некомпетентности. Бен, вы назвали бы меня художником?
- Что? Ну как же, вы здорово пишете.
- Покорнейше благодарю. Слова «художник» я избегаю по тем же причинам, по которым избегаю слова «доктор». И все же я художник. Большая часть того, что я пишу, будет прочтена только один раз, а может, человек, который и так знает то малое, что я могу ему поведать, вообще не станет меня читать. И все же я честный художник, ибо то, что я говорю, должно действовать на читателя, внушать ему, если удастся, жалость или ужас, или, на худой конец, скрасить его тоскливое одиночество. И я никогда не прячусь от читателей за туманностью языка и не ищу хвалы других писателей за «тонкость приемов» и прочую чушь. Я жду от читателя признания, признания, выраженного в деньгах, ибо я достал его. А больше мне ничего не надо. Дотации искусству - merde[60].
Художник, живущий на средства государства - это просто шлюха, которая профессионально непригодна. Черт вас подери, Бен, вы оторвали у меня пуговицу! Налейте себе стаканчик да расскажите, что там у вас на уме.
- Джубал, я несчастен!
- Подумаешь, новость.
- У меня совсем новый сорт неприятностей, - нахмурился Бен, - и я не уверен, что мне хочется о них распространяться.
- Тогда послушайте о моих.
- У вас неприятности?! Джубал, я всегда думал о вас, как о человеке, который умудряется вечно выигрывать партию.
- Хм… Надо бы когда-нибудь рассказать вам про мою семейную жизнь. Да, у меня неприятности. Дьюк вот уехал… Или вы об этом уже слышали?
- Знаю.
- Ларри, конечно, хороший садовник, но техника, которой занимался тот индеец, у него разваливается прямо на глазах. Хорошие механики - редкость. А таких, которые вписались бы в этот дом, - вообще не существует. Я целиком завишу от приходящих - приходят сюда, переворачивают все вверх дном, только и думают, как бы смошенничать, почти никто не умеет работать отверткой так, чтобы не поранить себя. А я тоже не умею, так что нахожусь от них в рабской зависимости.
- Сердце мое истекает кровью от жалости к вам, Джубал.
- И нечего иронизировать! Механики и садовники - роскошь, секретарши - необходимость. Двое моих беременны, а одна выходит замуж.
Какстон совершенно обалдел. Джубал проворчал:
- О, я ничего не выдумываю. Сейчас они злятся, что я увел вас сюда наверх и не дал им похвастаться своими достижениями. Будьте добры удивиться, когда они вам расскажут.
- И кто же из них выходит замуж?
- Разве не ясно? Счастливчик - сладкоголосый беглец из страны песчаных вихрей, наш уважаемый брат по воде Стинки Махмуд. Я предложил ему останавливаться у нас всякий раз, как они будут приезжать в нашу страну, а этот подонок засмеялся и напомнил, что я уже с незапамятных времен пригласил его. - Джубал засопел. - А в общем, я не против… какую-никакую пользу выжал бы из нее.
- Что ж, вам бы, может, и удалось - она ведь любит работать. А остальные две, значит, беременны?
- Разнесло не хуже воздушных змеев. Пришлось повторить курс акушерства, так как они заявили, что рожать будут только дома. Представляете, во что превратят новорожденные мой распорядок дня? Кстати, а почему вы вообразили, что ни один из выпяченных животов не принадлежит невесте?
- Ну, я думаю, Стинки слишком порядочен для этого… или хотя бы осторожен.
- Да разве у Стинки в этом вопросе есть право голоса? Бен, за все те годы, что я потратил на изучение этой проблемы, стараясь проследить извилистые ходы их крошечных хитреньких умишек, единственное, что я усвоил, так это то, что, если девица чего решит, так уж своего она добьется. Все, что может мужчина - это примириться с неизбежным.
- Ладно. Так кто же из них не выходит замуж и не… Мириам? Анни?
- Потише, потише, я же не говорил, что невеста беременна. А вы, видимо, решили, что будущая жена - Доркас? Нет, арабский учит Мириам.
- Как? Ну, значит, я просто слепой бабуин…
- Совершенно справедливо.
- Но Мириам всегда царапалась со Стинки как кошка!
- И вот такому раззяве доверяют вести колонку в газете! Вам что, никогда не приходилось наблюдать поведение кучки шестиклассников?
- Да… но… Доркас же ради него чуть ли не танец живота готова была танцевать!
- Для Доркас такое поведение вполне естественно. Только, пожалуйста, когда Мириам покажет вам свое обручальное кольцо с камнем, величиной с яйцо птицы Pyx и столь же редким, не забудьте притвориться удивленным. Будь я проклят, если знаю, когда они начнут нереститься. Помните, все они ужасно счастливы… вот почему я и намекнул вам, как обстоят дела, чтоб вы не думали, будто они «попались». Ни одна - ни в прошлом, ни в настоящем. Они счастливы и горды. - Джубал вздохнул. - Я слишком стар, чтобы получать удовольствие от топота крошечных ножек, но я не хочу терять отличных секретарш; к тому же я, неизвестно почему, люблю этих девочек и использую все средства, чтобы уговорить их остаться со мной. Все равно этот дом превратился черт знает во что с тех самых пор, как Джилл впервые совратила Майка… Винить ее, я, конечно, не виню; думаю, вы - тоже.
- Нет. Однако, Джубал, вы, кажется, находитесь под впечатлением, что у Майка дело началось с Джилл?
- Что? - Джубал страшно удивился. - А тогда кто же это?
- Стоит ли быть таким любопытным, дружище? Однако Джилл меня просветила на этот счет, когда я пришел к такому же заключению, что и вы. Как я понял, та, что была первой, оказалась ею более или менее случайно.
- Ммм… Да. В это можно поверить.
- И Джилл так думает. Она полагает, что по счастливой случайности Майк соблазнил или, точнее, был соблазнен той, которая лучше остальных подходит для первого раза. Может быть, вот отсюда вы и можете танцевать, если вам известно, как устроен мозг Джилл и в каком направлении он развит.
- Черт! Как будто я знаю, как работает мой собственный! Что же касается Джилл, то, честно говоря, я никогда и не думал, что поведет процессию она, какой бы влюбленной ни казалась. А насчет того, как работает ее мозг - судить не берусь!
- Ну о Джилл мы еще поговорим. Джубал, а что подсказывает вам календарь?
- Не понимаю, о чем вы?
- Вы же уверены, что в обоих случаях виновен Майк, - если его визиты совпадают по времени.
- Бен, - сказал Джубал сдержанно, - я не сказал ничего, что могло бы послужить вам основой такого заключения.
- Черта с два! Вы сказали, что они горды. А я-то знаю, какое впечатление производит этот проклятый супермен на женщин.