— У него уже есть, вернее, у Джубала, но это одно и то же. Может, ему понравится этот хорошенький бельгийский одноколесный велосипед, он будет разбирать и собирать его целый день. Нет, слишком дорого. Майк, милый, подарок не должен быть слишком дорогим, разве что ты хочешь одарить девушку, на которой собираешься жениться, или другого очень близкого тебе человека. Подарок должен показывать, что ты учитываешь вкусы человека. Что-нибудь такое, что ему нравится, но чего он сам не в состоянии купить.
— Как показывать?
— В этом-то и проблема. Погоди-ка, вспомнила. Где тут утренняя почта? — Она вскоре вернулась. — Нашла! Слушай: «Живая Афродита». Альбом-люкс. Красота Женщины. Великолепные стереокраски, лучшие фотомастера планеты». Заметь: по почте не высылают. В других штатах заказы не принимаются… так, Пенсильвания в списке есть, но мы сообразим, как… Насколько я представляю себе вкусы Дюка, это его восхитит.
Альбом был доставлен на машине спецслужбы. В следующем рекламном выпуске появилась хвастливая фраза: «…отослан Человеку с Марса спецдоставкой». Майк был в восторге, а Джилл — явно раздосадована. У Джилл была другая забота: что подарить Джубалу. Ну что преподнести человеку, у которого есть все, что продается за деньги? Три волшебных желания? Источник вечной молодости, так и не найденный во Флориде Хуаном Понсе де Леоном? Смазку для его древних костей или один золотой денек его юности? Джубал давно уже отказался от домашних животных, потому что он пережил их всех, а теперь и вовсе не подаришь ему зверька, поскольку тот может пережить самого Джубала и остаться сиротой. Они посоветовались с остальными.
— Черт, — сказал Дюк, — неужели вы не знаете? Босс обожает статуи.
— Вот как? — удивилась Джилл. — Но тут ни одной нет.
— Те, что ему больше всего нравятся, не продаются. А современное дерьмо напоминает ему рухлядь на свалке. Он говорит, что любой дурак с паяльником и астигматизмом теперь называет себя скульптором.
— Дюк прав, — кивнула Энн, — можете посмотреть книги в его кабинете.
Энн выбрала три альбома, по ее мнению, свидетельствовавшие о том, что их листают чаще всего.
— Х-м-м-м… боссу нравится Роден. Майк, если б можно было купить, какую бы ты выбрал? Вот красивая — «Вечная Весна». Кинув на «Весну» один взгляд, Майк перевернул страницу.
— Вот эту.
— Что?! — содрогнулась Джилл. — Майк, ужас! Лучше умереть, чем так выглядеть.
— Это красота, — твердо произнес Майк.
— Майк! — возразила Джилл. — У тебя недоразвитый вкус. Ты еще хуже, чем Дюк.
Подобный упрек, особенно от Джилл, еще недавно способен был «заткнуть» Майка, заставил бы его мучиться всю ночь в попытке грокнуть свою ошибку. Но на сей раз он был уверен в себе. Фигура на портрете веяла домом. Хотя на ней изображалась женщина, у него возникло ощущение, что рядом мог бы находиться марсианский Старейшина, отвечавший за ее создание.
— Это — красота, — настаивал он. — У нее свое лицо. Я грокаю.
— Джилл, — медленно промолвила Энн, — Майк прав.
— Что? Энн? Неужели тебе это нравится?
— Меня это ужасает. Но книга сама собой раскрывается в трех местах; эту страницу он разглядывал чаще, чем другие. Вон та — «Кариатида, упавшая под камнем» — на нее Джубал тоже часто смотрит. Но то, что выбрал Майк, — это любимая картинка Джубала.
— Покупаю, — решительно произнес Майк.
Энн позвонила в музей Родена в Париже. Только галльская вежливость удержала их от насмешек. Продать одну из работ Мастера? Милейшая леди, она не только не продается — с нее не делают ни копий, ни репродукций!
Но для Человека с Марса и звезду с неба можно снять. Энн позвонила Брэдли. Он ответил через два дня. С лучшими пожеланиями от правительства Франции — и с просьбой никогда не показывать подарок на выставках — Майку пришлют микроскопически точную бронзовую фотопантограмму в натуральную величину статуи под названием «Та, кто когда-то звалась прекрасной Элмирой».
Джилл помогла ему выбрать подарки для остальных девушек, но когда Майк спросил, что купить ей, она безоговорочно отказалась.
Майк уже усвоил: братья по воде говорят верно, но иногда другие говорят еще вернее. Он спросил совета у Энн.
— Конечно, так она и должна тебе отвечать, но ты все же сделай ей подарок. — И Энн выбрала подарок, вызвавший у него недоумение: у Джилл был свой запах — как раз такой, каким и должен быть запах брата Джилл.
Когда подарок прислали по почте, его небольшой размер и явная незначительность лишь усилили опасения Майка. А когда Энн дала ему понюхать содержимое флакона, Майк и вовсе усомнился: аромат был чересчур резким и вовсе не походил на запах Джилл!
Но Джилл пришла в восторг от духов и расцеловала его. Отвечая на поцелуй, Майк грокнул, что ей хотелось именно такого подарка — и теперь они стали ближе.
Вечером она надушилась, Майк принюхался и обнаружил, что каким-то непонятным образом аромат помог Джилл пахнуть еще восхитительней, чем прежде. Еще чуднее: Доркас поцеловала его, шепнув:
— Майк, пеньюар просто прелесть, но, может, ты и мне как-нибудь подаришь духи?
Майк не грокнул, для чего Доркас духи. Доркас не пахла так, как Джилл, те же духи ей не подойдут… да ему и не хотелось, чтобы Доркас имела тот же запах, что Джилл. Ему хотелось, чтобы Доркас пахла собой.
— Перестаньте облизывать парня, дайте ему поесть! — вмешался Джубал. — Доркас, ты и так благоухаешь, как марсельский бордель, нечего вытягивать из Майка эту вонь!.. Кошка!
— Босс, не суйте нос не в свои дела.
Майка все это сбило с толку. Почему Джилл пахнет еще лучше с «духами»? Почему Доркас хочет пахнуть, как Джилл, — у нее уже есть собственный запах? Почему Джубал назвал ее «кошкой»? В окрестностях обитал кот — не домашнее животное, а совладелец территории. Иногда он появлялся дома и снисходил до принятия пищи. Кот с Майком грокали друг друга. Плотоядные мысли кота казались Майку приятными — и вполне марсианскими. Еще он обнаружил, что имя кота (Фридрих Вильгельм Ницше) не является подлинным именем кота, но никому об этом не говорил, потому что не мог произнести подлинное имя, но слышал его в голове.
И запах этого кота вовсе не походил на запах Доркас.
Подарки — благо, и к тому же Майк начал понимать истинную ценность денег. Но не забывал он и о вещах другого рода, которые стремился грокнуть. Джубал дважды отделывался от сенатора Буна, Майку не сообщали, и он ничего не заметил. Его понимание времени позволяло считать «следующее воскресенье» любым воскресеньем в неопределенном будущем. Но очередное приглашение было адресовано лично Майку — на Буна давил Верховный Дигби, к тому же Бун догадался, что Хэршо тянет время.
Майк отнес письмо Джубалу.
— Ну что? — проворчал Джубал. — Ты хочешь туда пойти? Это вовсе не обязательно, можем послать их к черту.
В следующее воскресное утро к дому прибыло такси с человеком за рулем (Хэршо не доверял роботошоферам). Майк, Джилл, Джубал направились к храму «Церкви Нового Откровения», где хранились мощи архангела Фостера.
Глава 23
По дороге Джубал пытался предостеречь Майка, а Майк не понимал, в чем дело. Он слушал, но пейзаж за окном требовал его внимания. Он пошел на компромисс, отложив все сказанное Джубалом про запас.
— Послушай, сынок, — настаивал Джубал, — эти фостериты рвутся к твоим деньгам. Кроме того, если Человек с Марса присоединится к Церкви, их престиж резко подскочит. Тебя будут обрабатывать, но ты должен держаться твердо.
— Не понял?
— Проклятие, да ты не слушаешь.
— Извини, Джубал.
— Ну… попробуем так. Религия — утешение для многих; можно даже представить себе, что где-то когда-то найдется религия, которая и станет Конечной Истиной. Но религиозность — зачастую лишь форма самомнения. Меня воспитывали в вере, утверждающей, что мы лучше других людей. Я буду «спасен», а они «осуждены», мы живем «милостью Божией», а остальные «язычники». «Язычники»» — это вроде нашего брата Махмуда. Невежественные типы, немытые и сеявшие пшеницу в полнолуние — мои воспитатели — утверждали, что знают конечную цель Вселенной. Это позволяло им смотреть на тех, кто не принадлежал к их вере, сверху вниз. Наши гимны перенасыщены высокомерием и самовосхвалением: ах, как мы ловко устроились под Всемогущим, какого он высокого мнения о нас, как все прочие сгинут в аду, когда придет Судный День. Мы промышляли «единственной подлинной Лидией Пинкхем»…
— Джубал! — запротестовала Джилл. — Этого ему не грокнуть.
— Что? Извини. Из меня пытались сделать проповедника, временами это заметно.
— Если бы временами… — вздохнула Джилл.
— Не ворчи, красотка. Я стал бы неплохим проповедником, если бы не пристрастился к смертному греху — чтению. Чуть-чуть больше уверенности в себе, побольше невежественности — и я прослыл бы знаменитым странствующим обличителем. Черт, тогда бы и местечко, куда мы направляемся, называлось «Храм Архангела Джубала».
— Джубал, не надо! — содрогнулась Джилл. — Мы же плотно завтракали!
— Нет, я серьезно. Уверенный в себе человек всегда знает, когда он лжет, и это ограничивает его возможности. Но удачливый шаман верит в то, что говорит, а вера заразительна, и потому его влиянию нет предела. Но мне не хватало уверенности в собственной непогрешимости. Я никогда не стал бы полноценным пророком… разве что критиканом — чем-то вроде пророка четвертого сорта с половыми претензиями… — Джубал нахмурился. — Именно это и беспокоит меня в фостеритах, Джилл. Боюсь, они искренни. А Майк на это падок.
— Как, вы думаете, что они попытаются сделать?
— Обратить его в свою веру. А потом заграбастать его состояние.
— А разве вы не устроили все так, чтобы никто не мог его обмануть?
— Нет — только так, чтобы никто не мог сцапать его денежки против его воли. В обычном случае он не может отдать свое состояние сам — правительство тут же вмешается. Но если передать все политически мощной церкви — тут дело другое.