— Фантастика!
— Но все по закону. Милая, теперь ты понимаешь, почему столько людей в нем заинтересовано? И почему администрация его так надежно припрятала? Их действия незаконны. Смит — гражданин Соединенных Штатов и Федерации. Содержать гражданина «инкоммуникадо», даже если он осужденный преступник, неправомочно. Кроме того, в любой период истории изоляция монарха считалась враждебным действием, а ведь он является монархом. Так же расценивается и запрет встречаться с людьми, тем более с прессой, имеется в виду — со мной. Ну что, все еще не согласна?
— Что? Да ты меня до смерти напугал. Бен, если меня поймают, что со мной сделают?
— М-м-м… да ничего страшного. Запрут в обитую ватой палату, трое врачей подпишут бумагу о невменяемости, будешь получать письма один раз за два високосных года. Вот интересно, а что они хотят сделать с ним?
— А что с ним могут сделать?
— Ну, он ведь может умереть — от перегрузки, например.
— Ты думаешь, они пойдут на убийство?
— Тихо, тихо! Не надо страшных слов. Вряд ли его убьют. Во-первых, он кладезь информации. Во-вторых, он своего рода мост между нами и единственной разумной жизнью, встретившейся нам в космосе. Как у тебя дела с классикой? Читала «Войну миров» Г. Дж. Уэллса?
— Давненько, еще в школе.
— Предположим, марсиане будут агрессивны. Это вполне вероятно, а мы ведь и понятия не имеем, какой величины дубинкой они способны на нас замахнуться. Смит может стать посредником, с чьей помощью удастся избежать Первой Межпланетной Войны. Пусть это и кажется невероятным, но вряд ли администрация упускает из виду такую возможность. И они еще не решили, что же делать с открытием жизни на Марсе — в политическом смысле.
— Так ты считаешь, ему ничего не грозит?
— Пока нет. Генеральный секретарь не должен ошибиться — ты же знаешь, его администрация в неустойчивом положении.
— Ничего не смыслю в политике.
— А надо бы. Это почти так же важно, как и твое собственное сердцебиение.
— А я и на него…
— Не болтай, когда я произношу речь! Большинство Дугласа — все равно что лоскутное одеяло: может рассыпаться за ночь. Пакистан рванет в сторону при малейшем кашле… Вотум недоверия — и Генеральный секретарь Дуглас вновь дешевый адвокат. Человек с Марса поможет ему удержаться на месте — или сломает его… Так ты проведешь меня туда?
— Лучше уйду в монастырь. Кофе есть?
— Сейчас посмотрю.
Они встали. Джилл потянулась, промолвив:
— Ох, мои старые косточки! Плевать на кофе, Бен; завтра у меня тяжелый день. Отвези меня домой, ладно? Или отошли, так безопаснее.
— О’кей, хотя вечер еще только начался. — Он вышел в спальню и вскоре вернулся, неся на ладони предмет размером с обычную зажигалку. — Ну что, не проведешь?
— Ой, Бен, я бы хотела, но…
— Ладно, это опасно, и дело не только в твоей карьере. — Он показал ей предмет. — «Жучка» ему подсунешь?
— Что это?
— Лучший подарок для шпиона со времен Микки Финна. Микроминиатюрный магнитофон, пленка на пружинке, так что его нельзя обнаружить с помощью следящих устройств. Все внутренности запакованы в пластик, можно выкинуть его из окна. Батарейка испускает столько же излучения, сколько часовая, но она изолирована. Рассчитана на сутки. Затем вынимаешь пленку, вставляешь другую — пружинка внутри кассеты.
— Не взорвется? — спросила она с беспокойством.
— Хоть в пироге запекай!
— Бен, ты так запугал меня, мне теперь страшно к нему заходить.
— Но ты же можешь войти в соседнюю комнату?
— Вроде бы.
— У этой штучки ослиные ушки. Прилепи к стене вогнутой стороной, можно скотчем, запишется все, что происходит за стеной.
— Но меня непременно заметят, если я буду бегать туда-сюда. Бен, в другом коридоре тоже есть смежная комната — сойдет?
— Отлично. Сделаешь?
— М-м-м… давай, я подумаю.
Кэкстон протер устройство платком.
— Надень перчатки.
— Зачем?
— Владение такой штучкой карается по закону. Надень перчатки, да смотри не попадись.
— Хорошенькие идеи приходят тебе в голову!
— Хочешь выйти из игры?
— Нет, — выдохнула Джилл.
— Умница! — Мигнула лампочка, он глянул вверх. — Такси. Я вызвал машину, когда ходил за этой штучкой.
— Вот как… где мои туфли? Не выходи на крышу. Чем меньше нас видят вместе, тем лучше.
— Как пожелаешь.
Надев ей туфли, он выпрямился, а она взяла его за голову обеими руками и расцеловала.
— Милый Бен! Ничего путного из этого не выйдет, а я и подумать не могла, что ты — преступник. Но повар из тебя получается неплохой, конечно, если я набираю шифр… Может, я и выйду за тебя замуж, если удастся опять устроить ловушку, и ты снова сделаешь мне предложение.
— Предложение остается в силе.
— А что, гангстеры женятся на своих «милашках»? Или надо говорить «чувихах»? — И она поспешно ушла.
«Жучка» Джилл установила без труда. Больная в палате, стена которой сообщалась с палатой Смита, была прикована к постели, и Джилл частенько задерживалась у нее поболтать. Она прилепила приборчик над полкой в клозете, заметив, что санитарки ну просто никогда не стирают пыль с полок.
На другой день она без труда заменила пленку — больная спала. Она проснулась, когда Джилл еще стояла на стуле, и Джилл тут же отвлекла ее внимание, рассказав очередную сплетню.
Джилл отослала пленку почтой — это показалось ей безопаснее, чем тайны в духе «плаща и шпаги». Но ее попытка установить третью кассету с треском провалилась. Когда больная уснула, она взобралась на стул, и вдруг женщина пошевелилась.
— О, здрасьте, мисс Бордмен.
Джилл замерла.
— Здрасьте, мисс Фритчи, — выдавила она из себя. — Как спалось?
— Ничего, — брюзгливо ответила женщина. — Спина болит.
— Сделать массаж?
— Не поможет. А почему вы все время возитесь в клозете, что-нибудь не в порядке?
Джилл постаралась вернуть на место свой желудок.
— Мыши.
— Мыши?! О боже, мне нужна другая палата!
Джилл отцепила приборчик и, сунув его в карман, спрыгнула со стула.
— Ну-ну, миссис Фритчи, успокойтесь, я просто проверяла, нет ли там норок. Ничего нет.
— А вы уверены?
— Конечно, ну-ка давайте помассирую вам спину, повернитесь.
Джилл решила рискнуть и установить приборчик в пустой комнате, примыкавшей к палате К-12, где лежал Человек с Марса. Она раздобыла ключ.
Но комната оказалась открытой, и в ней было двое пехотинцев — охрану удвоили. Один из охранников оглянулся, когда она отворила дверь.
— Кого-то ищете?
— Нет, не сидите на постели, ребята, — бодро ответила она. — Если потребуется, можем прислать стулья.
Охранник неохотно поднялся, а она вышла, стараясь унять дрожь.
«Жучок» все еще лежал у нее в кармане, и, уходя с дежурства, Джилл решила вернуть его Кэкстону. Оказавшись в воздухе, она направила машину к Бену домой и вздохнула свободнее. По дороге она ему позвонила.
— Кэкстон слушает.
— Джилл. Бен, нам нужно увидеться.
— Едва ли это разумно, — медленно произнес он.
— Бен, это необходимо — я уже в пути.
— Ладно, если так уж нужно…
— Какой энтузиазм!
— Дорогая, послушай…
— Пока! — Она отключилась, успокоилась и решила не срывать на нем зло — ведь они играли не в своей лиге, по крайней мере он, — не стоило ей ввязываться в политику.
Джилл полегчало, едва она уютно устроилась в его объятиях. Бен такой милый, может, и стоит выйти за него замуж. Когда она попыталась заговорить, он прикрыл ей рот ладонью и прошептал:
— Помолчи: возможно, нас подслушивают.
Она кивнула, вынула рекордер, протянула ему. Брови его поползли вверх, но он промолчал и протянул ей дневной выпуск «Пост».
— Читала газету? — спросил он непринужденно. — Посмотри пока я помою посуду.
— Спасибо.
Он ткнул пальцем в колонку — ту, что он сам вел — и скрылся, забрав рекордер.
Всем известно, что у больниц и тюрем есть одно общее свойство: из них крайне трудно выбраться. Заключенный, в определенном смысле, даже меньше отрезан от мира, чем больной; заключенный может потребовать адвоката, вызвать Неподкупного Свидетеля, сослаться на «хабеас корпус» — закон о неприкосновенности личности, требовать открытого процесса.
Чтобы ввергнуть больного в полное забвение, более глубокое, чем пережил узник по имени Железная Маска, достаточно, чтобы один-единственный представитель медицинской профессии вывесил табличку «Никаких посетителей» — таково наше странное племя.
Естественно, ближайшие родственники больного могут его навещать. Но у Человека с Марса, похоже, нет ближайших родственников. У членов экипажа злосчастного «Посланника» было мало близких. Если у Человека в Железной Маске — простите, я хотел сказать, у Человека с Марса — и есть родственник, отстаивающий его интересы, то тысячам репортеров до сих пор не удалось его найти.
Кто представляет интересы Человека с Марса? Кто приказал окружить его вооруженной охраной? Что это за болезнь, если никому не позволяется видеться с ним или говорить с ним? Обращаюсь к вам, господин Генеральный секретарь. Объяснение про «физическую слабость» или «усталость от тяготения» не выдерживает критики. Если дело только в этом, то медсестра весом девяносто фунтов охраняла бы его не хуже, чем вооруженные пехотинцы.
Может, его болезнь носит финансовый характер? Или (ну-ка, тише) политический?
И так далее, и тому подобное. Джилл понимала, что Бен дразнит администрацию, пытаясь вытащить ее на свет божий. Она догадывалась, что Кэкстон шел на большой риск, бросая вызов властям, но не догадывалась, насколько велика опасность — и в какой форме она может проявиться.
Пролистав газету, она нашла заметки о «Чемпионе», фотографии Генерального секретаря Дугласа, раздававшего медали, интервью с капитаном Ван Тромпом и его отважным экипажем, снимки Марса и марсианских городов. О Смите — очень мало, лишь информация, что он медленно поправляется после утомительного путешествия.