Чужак в чужой стране — страница 38 из 83

За эти десять дней Майк немного освоился и уже узнавал окна. Он понял, что прозрачные стены сделаны специально для того, чтобы сквозь них смотреть. Сейчас он догадался, что нагромождения диковинных предметов — это города. Девушки помогли ему сориентироваться по движущейся карте, приветливо поблескивавшей на специальном пульте. Майк лишь недавно узнал, что люди тоже пользуются картами; тогда ему впервые захотелось домой. Та, первая карта, была неподвижной и мертвой по сравнению с картами, которые Майк видел дома, но тем не менее она ему понравилась. Пусть она была несовершенной по форме, но сама идея карты была марсианской. Они пролетели почти двести миль, и каждый дюйм этого пути Майк пытался впитать и полюбить. Он был поражен величиной человеческих городов и их кипучей жизнью, совершенно непохожей на жизнь его народа. Майк удивился, что города не вымирают. Разве под силу кому-нибудь, кроме Старших Братьев, созерцать такие массы событий и вникать в такие толщи настроений? Дома ему приходилось бывать в брошенных городах; эти города потрясали душу Майка, но учителя очень скоро запретили ему подобные посещения, так как вникли, что он еще не созрел для таких эмоций.

Задав несколько вопросов Джилл и Доркас, Майк определил возраст города, в который они прилетели: чуть больше нескольких земных столетий. Земные единицы измерения времени не имели для Майка физического смысла, поэтому он перевел возраст города в марсианские единицы измерения и получил сто восемь марсианских лет.

Невероятно! Судя по размерам и количеству жителей этот город давно пора оставить, иначе он умрет, не выдержав напряжения мыслей и эмоций жителей. А по возрасту он всего лишь яйцо!

Майк подумал, что обязательно вернется в Вашингтон через сто лет; тогда люди уже должны уйти из города. Он будет бродить по его пустынным улицам, вслушиваться и вникать в его бесконечную красоту и боль. И если к тому времени он станет достаточно взрослым и сильным, то растворится в этом городе, сольется с ним.

Водитель повернул на восток, и Майк увидел море. Джилл сказала, что это вода. Доркас уточнила, что это Атлантический океан, и показала на карте береговую линию. Еще дома Майку рассказывали о том, что на третьей от Солнца планете очень много воды, планета почти вся покрыта влагой жизни, а народ, живущий там, относится к своему богатству чрезвычайно небрежно. На Марсе же даже церемония братания обходилась без воды: вода была символом бытия, прекрасным и чаще всего недоступным.

Сейчас Майк понял, что знать теоретически и узреть воочию — не одно и то же. При виде Атлантического океана он преисполнился благоговейным ужасом, и Джилл пришлось приструнить его:

— Майк! Возьми себя в руки!

Майк подавил волнение и попытался подсчитать, сколько в океане воды, но запутался в цифрах.

Когда они приземлились, Джабл напомнил:

— Девочки, вы не забыли о своих обязанностях? Вы должны окружить Майка, вовремя наступать каблуками на слишком ретивые ноги и локтями отталкивать слишком ретивые животы. Энн, тебя это тоже касается, хоть ты и Свидетель. Может быть, скажешь, что Свидетель не имеет права топтаться по ногам в толпе?

— Босс, вокруг Свидетеля никто не толпится, но я все же надела туфли на высокой шпильке, а вес у меня от природы внушительный.

— О'кей. Дюк, пусть Ларри поскорее за нами возвращается.

— Понял, босс. Не волнуйтесь.

— Я имею право волноваться, когда захочу. Пойдемте.

Харшоу, за ним Кэкстон, затем Майк в окружении женщин вышли из автобуса, который сразу же поднялся в воздух. На посадочной площадке, несмотря на многочисленных встречающих, царил порядок. Навстречу делегации поспешил человек.

— Вы доктор Харшоу? — вежливо осведомился он. — Я — Том Брэдли, старший адъютант Генерального Секретаря. Вас приглашают в апартаменты мистера Дугласа. Он хочет побеседовать с вами до начала официальных переговоров. — Нет.

— Вы не поняли, — удивленно заморгал Брэдли. — Вас приглашает сам Генеральный Секретарь. Он сказал, что вы можете взять с собой мистера Смита, Человека с Марса.

— Нет. Мы идем прямо в конференц-зал. Пусть нас проводят. А я вам дам поручение. Мириам, письмо!

— Но, доктор Харшоу…

— Я сказал: нет. Будьте добры, отнесите это Генеральному Секретарю и сейчас же доставьте мне ответ. — Харшоу расписался на конверте, который подала ему Мириам, поверх подписи поставил отпечаток большого пальца и вручил конверт Брэдли. — Передайте Генеральному Секретарю, что я прошу его прочитать письмо немедленно — пока не начались переговоры.

— Генеральный Секретарь желает…

— Генеральный Секретарь желает прочитать мое письмо. Молодой человек, я провидец. Я обещаю вам, что вы потеряете место, если сейчас не поторопитесь.

— Джим, проводи, — сказал Брэдли, унося письмо.

Джабл вздохнул. Над этим письмом пришлось попотеть. Они с Энн написали чуть ли не десяток черновиков. Харшоу хотел, чтобы переговоры завершились подписанием честного соглашения и давал возможность Дугласу спокойно обдумать и взвесить все «за» и «против».

В молодом человеке, которому было велено их проводить, Джабл сразу распознал великого мастера держать нос по ветру; такие мастера есть в свите любого правителя. Молодой человек с улыбкой представился:

— Меня зовут Джим Сэнфорт. Я выполняю обязанности пресс-секретаря при мистере Дугласе. Во время переговоров я буду сопровождать вас — устраивать пресс-конференции и все такое прочее. Вынужден вас огорчить: мы еще не готовы к переговорам; в самую последнюю минуту мы решили перенести их в более просторное помещение. Я думаю…

— Я думаю, что нам следует пройти именно в это помещение.

— Доктор, вы меня не поняли. Там сейчас устанавливают аппаратуру, тянут провода, там полно репортеров. — Очень хорошо. Мы с ними поговорим. — Но это невозможно! Я получил распоряжение…

— Юноша, можете его с таким же успехом забыть. Мы прибыли сюда с единственной целью — участвовать в открытых переговорах. Если вы к ним еще не подготовились, мы поговорим с представителями прессы в конференц-зале. — Позвольте…

— Не держите Человека с Марса на ветру. — Харшоу повысил голос. Есть здесь кто-нибудь, у кого хватило бы ума проводить нас?

— Пойдемте, доктор, — сдался Сэнфорт.

В конференц-зале кишмя кишели репортеры и технический персонал, но в центре уже стоял большой овальный стол, вокруг которого были расставлены стулья и столы поменьше. Майка сразу же заметили; попытки Сэнфорта сдержать толпу были тщетными. Тут кстати пришлись женщины: они благополучно эскортировали Майка к столу. Джабл усадил его за стол, по обе стороны от него расположились Доркас и Джилл, а за спиной Беспристрастный Свидетель и Мириам. Харшоу не стал отгораживаться от объективов и избегать вопросов. Он заранее предупредил Майка, что люди будут делать странные вещи, но их за это не нужно разворачивать перпендикулярно, пока Джилл не даст такого распоряжения.

Смиту было не по себе в такой суматохе, но Джилл взяла его ладонь в свою, и ему стало легче.

Харшоу было на руку, что его снимают — чем больше, тем лучше. Что же касается вопросов, то Джабл их не боялся. За неделю общения с Майком он понял, что без квалифицированной помощи ни один репортер не вытащит из Майка ни одного толкового слова. Репортеры не были готовы к тому, что Майк понимает все буквально и отвечает только на вопросы, заданные в явной форме, поэтому они ничего от него не услышали, кроме «не знаю» и «прошу прощения»…

Корреспондент агентства Рейтер предчувствовал драку за наследство и решил первым проверить правоспособность Майка. Он спросил:

— Мистер Смит, что вы знаете о законах наследования?

Майк до сих пор не мог вникнуть в человеческие идеи о собственности, а особенно — в законы завещания и наследования. Он знал за собой такую слабость, поэтому обратился к книге, которую прочел в библиотеке Джабла. Майк стал подробно пересказывать трактат о наследовании и завещаниях, страницу за страницей, с точностью до запятой, совершенно бесстрастным голосом. Корреспондент разинул рот. В зале воцарилась гробовая тишина. Джабл не останавливал Майка, пока тот не сообщил всем присутствующим, что такое вдовья часть наследства и пожизненные права вдовца на имущество жены, а также как трактовать кровное и единоутробное родство и наследование равными долями.

Наконец Харшоу сказал:

— Достаточно, Майк.

— Это еще не все, — удивленно взглянул на него Майк.

— Позже закончишь. У кого-нибудь есть другие вопросы?

Вылез корреспондент «Лондон Санди Пейпер»:

— Мистер Смит, мы слышали, вам нравятся девушки. Вы когда-нибудь целовались с девушкой?

— Да.

— Вам понравилось?

— Да.

— А что именно вам понравилось?

Майк объяснил:

— Целовать девушек очень приятно. Это как карты: попробуешь — не остановишься.

Загремели аплодисменты, и Майк испугался. Однако он увидел, что Доркас и Джилл не боятся, а изо всех сил стараются сдержать то шумное проявление удовольствия, которому он так и не научился. Майк преодолел страх и стал ждать, пока шум стихнет.

От дальнейших вопросов Майка избавило появление в толпе знакомого лица.

— Брат мой доктор Махмуд! — воскликнул Майк и от волнения перешел на марсианский.

Махмуд, переводчик с «Чемпиона», помахал Майку рукой, улыбнулся и поспешил к нему, говоря что-то по-марсиански. Они продолжали изъясняться на непонятном окружающим языке; Майк — стремительно, Махмуд — медленно. Слушателям казалось, что носорог бодает металлический забор.

Репортеры некоторое время терпели, потом кто-то не выдержал: — Доктор Махмуд, о чем вы разговариваете?

Махмуд ответил на оксфордском английском:

— В основном я прошу собеседника не торопиться.

— А что он говорит?

— О, это личное и для вас не представляет интереса. Мы с ним старые друзья, — и продолжил беседу по-марсиански.

Майк рассказывал брату о том, что произошло за время их разлуки: знание должно было сблизить братьев. События последних дней Майк воспринял по-марсиански, и рассказывать ему было не о чем, кроме как о новых братьях: о нежности Джилл и глубине Энн, о том, что он никак не может вникнуть в Джабла: сегодня он Старший Брат, а завтра — яйцо.