— Х-м-м! Мне начинает казаться, что я уже не хозяин там, а жилец.
— Так оно и есть. Ты же сам хотел, чтобы мы поменьше тебя беспокоили. И очень жаль, что ты полетел без нас. Мы давно уже здесь, а тебя все нет и нет. Неполадки были?
— Были. Бр-р, вспоминать не хочется. Вот клянусь, это последняя в моей жизни поездка, вернусь домой и больше оттуда ни на шаг… а телефон оторву и выкину… а говорилку эту вообще разнесу кувалдой.
— Кто бы спорил, начальник.
— На этот раз я вполне серьезно. — Джубал с отвращением взглянул на огромный экран. — Да кончится у них когда-нибудь эта реклама? А где моя крестница? Только не говори, что ты оставила ее на попечение этих придурочных макклинчат.
— Еще чего. Она здесь. И даже, слава богу, обеспечена нянькой.
— Я хочу на нее взглянуть.
— С такими вопросами обращаться к Пэтти. Меня эта девица извела окончательно, она же всю дорогу сюда не давала мне ни секунды покоя. Пэтти, милая! Джубал желает полюбоваться на Эбби.
Татуированная леди, единственная из всех присутствующих занятая какими-то делами, прервала на полуслове свой стремительный, неспешный бросок через комнату.
— Ну конечно, Джубал. Я ничем не занята. Пошли.
— Я пристроила девчонок в своей комнате, — объяснила Пэтти едва поспевавшему за ней Джубалу, — там за ними Пышечка присматривает.
Джубал пропустил эти слова мимо ушей — и был несколько ошарашен, когда понял их смысл. Удавиха была уложена на кровати по квадрату, в два ряда, причем часть ее туловища пересекала квадрат по диагонали; каждое из двух треугольных гнезд было застлано теплой пеленкой, в каждом из них лежало по ребенку.
При появлении людей чешуйчатая нянька заинтересованно подняла голову; Пэтти ласково похлопала ее по загривку и сказала:
— Все в порядке, милая. Папочка Джубал просто хочет на них посмотреть. Приласкай ее немного, пусть она тебя грокнет, чтобы узнала в следующий раз.
Джубал пощекотал Эбби под подбородком, а когда та радостно загукала и начала сучить ножками, переключил свое внимание на змею. Это была великолепнейшая представительница семейства ложноногих, он никогда бы не подумал, что в неволе встречаются такие огромные экземпляры. И раскраска тоже изумительная — резко обозначенные поперечные полосы, хвост, как и полагается, более яркий, чем туловище, верное первое место на конкурсе змеиной красоты. Джубал искренне позавидовал Пэтти и пожалел, что у него слишком мало времени, чтобы сойтись с Пышечкой поближе.
Огромная змея потерлась головой о его руку; казалось, еще секунда, и она замурлыкает, как сытая, умиротворенная кошка.
— Пышечка! — воскликнула Пэтти, подхватывая на руки Эбби, — почему ты мне не сказала? Она сразу говорит мне, если кто-нибудь из них запутывается в пеленках или еще что в этом роде, сама-то она ничего сделать не может, только заталкивает их назад, если пытаются вылезти наружу. Но Пышечка никак не грокает, что мокрого ребенка нужно перепеленать, мокрый себе и мокрый, она не видит в этом ничего плохого. И Эбби тоже.
— Я знаю, мы называли ее мокрицей. А вторая красавица, это чья?
— Это Фатима Мишель.
— Так и эти тоже здесь? Я думал, они в Бейруте!
— Ну да, они прилетели из какой-то иностранной страны, не помню откуда. Мириам говорила мне название, но для меня это пустой звук, я же нигде никогда не бывала. Я грокаю, что все места одинаковые, вся разница в людях. Хочешь подержать Абигейл Зенобию, пока я проверю Фатиму?
Джубал взял Эбби, заверил ее, что она самая прекрасная девушка в мире, а затем заверил в том же самом и Фатиму. И оба раза ничуть не кривил душой, и обе девочки ему поверили — Джубал говорил эти слова бессчетное число раз (начал он еще при президенте Гардинге[200]) и ни разу не кривил душой, и каждый раз ему верили, поскольку эта Высшая Истина не подчиняется обычной логике.
Он ушел с неохотой и сожалением, приласкав напоследок Пышечку и сказав ей, что и она — самая прекрасная.
И чуть ли не в дверях столкнулся с Мириам.
— Начальничек! — Она расцеловала его в обе щеки и фамильярно похлопала по животу. — Голодом они тебя не морят, это уж точно.
— В общем-то, да. Я тут лизался с твоей дочкой. Чистый ангелочек, да и только.
— Симпатичная девочка? Мы думаем отвезти ее в Рио и продать.
— А разве в Йемене цены не лучше?
— Стинки говорит, что нет. И продавать надо обязательно, чтобы освободить место. Чувствуешь? — Она приложила ладонь Джубала к своему животу. — Мы со Стинки делаем мальчика, так что нам не до девиц.
— Мириам. — Пэтти укоризненно покачала головой. — Ну разве можно так говорить?
— Извини, Пэтти, про твоего ребенка я так не буду. Тетушка Пэтти у нас взаправдашняя леди, а я — нет, и она это грокает.
— И я это грокаю, хулиганка паршивая. Но если Фатима у тебя продажная, я дам за нее вдвое больше любого другого покупателя.
— Поговори на этот счет с тетей Пэтти, это она тут командует, а я так, иногда забегаю.
— И у тебя совсем нет живота, так что, как знать, может, она и самой тебе понадобится. Впрочем, дай-ка я взгляну на глаза. М-м-м… да, возможно.
— Точно. Майк грокнул это подробнейшим образом и сказал Стинки, что тот сделал мальчика.
— Да как же он сумел? Я и сам-то не вполне уверен, что ты беременная.
— Да точно, Джубал, — вмешалась Патриция, — беременнее не бывает.
Джубал и верил им, и не верил.
— Все еще сомневаешься? — спросила Мириам. — А зря. Майк грокнул это, еще когда мы были в Бейруте, до того, как у нас со Стинки появились подозрения. Грокнул и позвонил нам. Тогда Стинки потребовал от университета годичный отпуск для научной работы, или пусть нас сразу увольняют. И привез меня сюда.
— И что вы тут делаете?
— Работаем. У тебя, начальник, мы не слишком перенапрягались, а мой супруг, он же чистый надсмотрщик с хлопковой плантации, только бича не хватает.
— Так что же вы все-таки делаете?
— Они пишут марсианский словарь, — сказала Пэтти.
— Марсианско-английский? Тяжелое занятие.
— Да что ты говоришь? — возмутилась Мириам. — Такое и представить себе невозможно. Толковый словарь марсианского на марсианском. У марсиан никогда не было словарей, им это не нужно. Моя работа тут чисто техническая, они составляют, а я печатаю. Майк и Стинки — по большей части Стинки — разработали фонетический алфавит марсианского языка, из восьмидесяти одного знака. Мы взяли айбиэмовскую пишущую машинку и отдали ее в переделку, использовали оба регистра, и верхний, и нижний. Прости, начальник, но секретарша из меня теперь никакая, я научилась вслепую печатать на марсианском, а на английском — разучилась. Ты не разлюбишь меня такую? Ты крикнешь: «К ноге!» — а я и сделать-то ничего не смогу. Правда, я все еще умею готовить… ну и, говорят, у меня есть и другие таланты.
— Я буду диктовать по-марсиански.
— Будешь, обязательно будешь, когда Майк и Стинки хорошенько над тобой поработают. Верно, Пэтти?
— Ты говоришь правильно, брат.
Они вернулись в гостиную, и не успел Джубал сесть, как к нему подошел Какстон с предложением поговорить в каком-нибудь спокойном месте, подальше от проклятого ящика. Спокойным местом оказалась гостиная, вроде предыдущей, но совершенно пустая.
— Похоже, вы оккупируете бо́льшую часть этажа, — заметил Джубал.
— Весь этаж, — поправил его Бен. — Четыре номера — генеральносекретарский, президентский, королевский и личный хозяина, соединенные вместе и не имеющие другого входа, кроме той посадочной площадки… можно еще через фойе, но там не совсем безопасно. Тебя предупредили?
— Да.
— Сейчас-то нам не надо особенно много места, но позже потребуется. Люди понемногу подходят.
— Бен, но как же вас никто не засечет? Гостиничный персонал должен был сто раз уже проболтаться.
— Персонал сюда не заходит. Дело в том, что эта гостиница принадлежит Майку.
— На мой взгляд, это еще хуже.
— Нет — если только наш бесстрашный шеф полиции не завербовал мистера Дугласа себе в стукачи. Майк купил гостиницу через цепочку из четырех фиктивных фирм, — а Дуглас никогда не начинает выяснять, почему это Майк приказал сделать то или это. Ко мне Дуглас притерпелся после того, как Оз Килгаллен стал писать мою колонку, но обязанности управляющего слагать не собирается, поэтому делает все, что велит Майк. Гостиница — великолепное вложение капитала, окупается на ура, а формальным владельцем является один из наших тайных братьев, достигший уже Девятого Круга. Хозяин сказал, что на время оставляет весь этот этаж в своем распоряжении, а управляющий не спрашивает, что за гости и почему, потому что дорожит своей работой. Майк ему платит роскошное жалованье. Так что мы отсидимся здесь в полной безопасности — пока Майк не грокнет, куда нам двигаться дальше.
— Ох, сдается мне, что Майк предвидел такую необходимость.
— Само собой. Две недели назад Майк разогнал все гнездо птенцов — кроме Мириам с ее дочкой, она ему нужна. А всех остальных детных родителей он разослал по городам, где планируется открыть новые храмы, так что, когда пришлось спешно сматываться, нас оставалось там чуть больше десятка. Пустое дело.
— Но вы же едва спаслись! И наверняка в чем были, без единой вещички. Гнездо же все выгорело дотла…
— Да нет, все важное мы вынесли заранее. Марсианские пленки, с которыми работает Стинки, хитрую машинку, на которой печатает Мириам, — да даже твой жуткий портрет. Ну а в последний момент Майк прихватил кое-что из одежды и деньги.
— Как это — Майк? — удивился Джубал. — Ты же все время говорил, что он сидит в тюрьме.
— Его тело лежало в тюрьме, свернутое клубком, ну, ты знаешь, как он это делает. А сам он был с нами. Ты понимаешь?
— Что-то я не очень грокаю.
— Раппорт. Майк находился в голове Джилл — по большей части, но мы все были тесно связаны. Джубал, я не могу тут ничего объяснить; чтобы понять, надо это делать. Когда грохнуло, он переместил нас сюда. А потом вернулся и подобрал всякую мелочь.