не смог?
— Как это «не смог»? — Джилл смотрела на него невинными, широко распахнутыми глазами. — У меня не было ни малейших сомнений, с того времени, как Майк и я впервые поселились в твоем доме. Дело в том, что Майк, когда он в трансе, может видеть все вокруг на порядочном расстоянии; когда у него появлялся какой-нибудь вопрос или там еще что, он заглядывал к тебе, проверял, спишь ты или нет.
— Но я же спал один! Всегда!
— Да, милый. Но я не это имела в виду. Мне всегда приходилось объяснять Майку непонятные для него вещи.
— Хм-м! — Джубал решил, что лучше уж не вдаваться в подробности. — И все равно, ты не должна была меня подставлять.
— Я грокаю, что сердцем ты так не считаешь. И грокаю, что ты говоришь правильно. Мы хотели, чтобы ты был с нами, в Гнезде. Весь, без остатка. Ты нам нужен. Но ты очень робкий и застенчивый, причиной чему твоя доброта, поэтому мы сделали все возможное, чтобы приветствовать тебя, без риска причинить тебе боль. И мы не причинили тебе ни малейшей боли — ты и сам это грокаешь.
— Мы? Какие такие «мы»?
— Ты грокнул верно, что это было полное Причастие Воды всего Гнезда. Ради этого Майк пробудился… и он грокал с тобой и объединял нас всех.
Джубал мало что понял, но решил воздержаться от дальнейших расспросов и на эту тему.
— Так, значит, Майк наконец проснулся, — сказал он. — То-то у тебя глазки блестят.
— Не только потому. Мы всегда радуемся, когда Майк с нами, без него не так весело, но если разобраться, он же никогда нас не покидает. Джубал, я грокаю, ты не грокнул в полноте наш способ разделять воду. Но ждание преполнит. Майк, даже он сперва этого не грокнул — он считал, что это, как на Марсе, всего лишь способ оплодотворять яйца.
— Ну… собственно, это и есть основная цель. Дети. А потому для человека, отнюдь не желающего плодоносить, — к примеру, для меня, в моем-то возрасте — такое поведение является крайне глупым.
Джилл энергично мотнула головой:
— Нет, дети являются одним из результатов, но никак не основной причиной. Дети придают смысл будущему, и это — большое благо. Но за всю жизнь женщины ребенок зарождается в ней три-четыре раза — да пусть хоть десять — из тысяч случаев, когда она может поделиться собой, и это и есть первичная причина, почему мы можем делать это так часто. Для продолжения рода хватило бы нескольких раз. Сопричастие и взращивание близости, вот это что, Джубал. Майк грокнул это, исходя из того, что на Марсе две эти вещи — оплодотворение яиц и взращивание близости — совершенно раздельны… и он грокнул, что наш способ лучше. Как это прекрасно — отличаться от марсиан — быть человеком — быть женщиной.
Джубал пригляделся к ней повнимательнее.
— Девочка, да ты никак в положении?
— Да, Джубал. Я грокнула, что ждание завершилось и теперь можно. Остальным братьям ждание ни к чему, а вот мы с Дон были постоянно заняты. Но когда мы грокнули приближение этого перелома, я грокнула, что после перелома наступит ждание, — и так оно и будет. Майк не воссоздаст Храм за неделю, а значит, у Верховной жрицы будет достаточно времени, чтобы неспешно создать ребенка. Ждание непременно преполняет.
Джубал извлек изо всей этой напыщенной чепухи основной факт… ну, факт там или не факт, но Джилл-то в этом уверена. Да и возможностей у нее было предостаточно. Теперь нужно за ней присматривать, а как подойдет время — тащить домой, хотя бы и на веревке. Майковы хитрые методы — это очень хорошо, но иметь под рукой современное оборудование тоже совсем не мешает. А то ведь чего с этими девицами не бывает — и родильная горячка, и все что угодно. Чтобы избавить Джилл от такого риска, можно ее и поприжать, если так не поедет.
У Джубала мелькнула мысль, а не собирается ли рожать и вторая Верховная жрица, но обсуждать этот вопрос ему как-то не хотелось.
— А где Дон? И Майк тоже — где он? Как-то у вас тут слишком тихо.
И действительно, в коридоре не было ни души, даже голосов не было слышно, но, странным образом, то, давешнее, радостное предвкушение ощущалось еще острее. Казалось бы, можно было ожидать, что после ритуала, в котором и он — сам того не зная — принял участие, напряжение спадет, однако воздух казался еще более наэлектризованным. Джубал неожиданно вспомнил, как когда-то, совсем еще маленьким мальчиком, он стоял в толпе людей, ожидавших прохождения цирковой процессии… и кто-то вдруг крикнул: «Слоны идут!»
Сейчас ему казалось, что будь он немного повыше, то смог бы рассмотреть за головами ликующей толпы огромных, мерно шагающих слонов. Только вот толпы никакой не было.
— Дон просила передать тебе поцелуй, сама она занята, освободится часа через три. И Майк тоже занят — он вернулся в транс.
— О!
— Да ты не расстраивайся, Майк ведь специально делает последний, ударный бросок, чтобы освободиться от срочных дел и спокойно с тобой поговорить и чтобы мы освободились. Дюк всю ночь прочесывал город в поисках качественных магнитофонов, которые мы используем при работе над словарем, и теперь все, пригодные для этого дела, разбрелись по своим комнатам, и Майк набивает их под завязку марсианской лексикой, вот как он кончит, тогда и пообщаетесь. Дон только что начала диктовать, а я закончила один сеанс и сразу к тебе, сказать с добрым утром, а теперь побегу назад, приму от Майка последнюю дозу, надиктую ее и освобожусь — позже, конечно, чем Дон. И вот тебе, кстати: ее поцелуй, тот, предыдущий, был от меня. — Джилл обвила руками шею Джубала, жадно впилась ему в губы и через головокружительно долгое время сказала: — Господи! Да чего же мы так долго ждали? Пока, я скоро.
В столовой было тихо и малолюдно. Дюк поднял голову, улыбнулся, помахал Джубалу рукой и вернулся к еде. Он не был похож на человека, который не спал целые сутки, — да и с чего бы? Ведь он не спал уже двое суток.
Бекки Визи повела себя более экспансивно. Она радостно закричала: «Привет, старый хрен!», а затем подбежала к Джубалу и громко прошептала ему на ухо: «Я с самого начала знала — только где же ты был раньше, почему не утешил меня после смерти профессора?» И добавила вслух:
— Садись, поешь, а заодно расскажи мне о своих новейших дьявольских замыслах.
— Секундочку, Бекки, мне тут еще надо поздороваться. Привет, шкипер. Как прошел полет?
— Без приключений. Теперь это стало рутиной. Насколько я помню, ты еще не знаком с миссис ван Тромп. Дорогая, позволь тебе представить основателя всего этого цирка, единственного и неповторимого Джубала Харшоу — будь таких двое, одного пришлось бы пристрелить.
У высокой, довольно невзрачной жены капитана были спокойные глаза женщины, привыкшей к долгим бдениям на «вдовьей дорожке»[204]. Она встала и поцеловала Джубала:
— Ты еси Бог.
— Хм, ты еси Бог.
Стоило бы, наверное, и привыкнуть к этому ритуалу, перевести его на автоматику… кой черт, если повторять такое каждую секунду, можно ведь и вправду поверить… тем более — в дружеских объятиях фрау капитанши[205]. У Джубала сложилось твердое убеждение, что по части поцелуев даже Джилл и Дон могли бы кое-чему у нее поучиться. Она — как это там выражалась Энн? — отдавала поцелую все свое внимание. Была здесь, и только здесь, и никуда не спешила.
— Думаю, Ван, — заметил Джубал, — я не должен слишком уж удивляться, что встретил тебя здесь.
— Когда постоянно летаешь на Марс, — улыбнулся капитан «Чемпиона», — поневоле приходится мал-мала освоить местную тарабарщину, а то как же общаться с туземцами?
— Для легкого, значит, трепа?
— Есть и другие аспекты. — Кусок хлеба, за которым потянулся ван Тромп, послушно прыгнул ему в руку. — Хорошая еда, хорошая компания.
— Хм. Ну да.
— Джубал, — крикнула мадам Везант, — хлебово подано.
Джубал вернулся на свое место — к яичнице с беконом, апельсиновому соку и прочим деликатесам. Бекки шаловливо похлопала его по бедру:
— Ну что, молодой и красивый, молчать будем?
— Брысь! Занялась бы лучше своими гороскопами.
— Спасибо, что напомнил, мой сладкий. Мне нужен точный момент твоего рождения.
— С этим делом трудно, я рожался три дня подряд. По частям вынимали.
Бекки издала губами непристойный звук.
— Ничего, я и сама узнаю.
— А вот фиг тебе с маслом, наша мэрия сгорела, еще когда мне было три года.
— Ничего, у меня есть свои способы. Спорим?
— Отвяжись, а то возьму да и выпорю, не посмотрю на твой почтенный возраст. Расскажи лучше, как ты тут живешь.
— А ты как думаешь? Ну вот, например, как я выгляжу?
— Нормально. Ну, малость подраздалась в корме. И волосы подкрасила.
— А вот и нет. Я не пользуюсь хной не знаю уж который месяц. Подключайся, парень, и мы мигом изведем этот твой белый венчик вокруг плеши. Засадим клумбу свежей травкой. Или ты цветочками хочешь?
— Бекки, я совершенно не хочу молодеть. Слишком уж тяжелым трудом досталась мне эта дряхлость, чтобы взять так ее да и выбросить. И вообще, дай человеку поесть.
— Слушаюсь, сэр! Кобель ты драный!
Джубал покончил с завтраком и совсем было собрался уходить, когда в столовой появился Майк.
— Отец! Джубал!
Джубал осторожно высвободился из Майковых объятий.
— Спокойнее, сынок, ты у нас уже не маленький. Садись, завтракай, я тоже с тобой посижу.
— Я пришел сюда не завтракать, я тебя искал. Пойдем куда-нибудь в тихое место, поговорим.
— Ну, пошли.
Майк тянул Джубала по коридору за руку, как пятилетний внук любимого дедушку; свернув в незапертую комнату, он усадил гостя в большое кресло, а сам блаженно раскинулся рядом на диване. Свет из большого окна бил Джубалу прямо в глаза, он встал, чтобы передвинуть кресло, и чуть не обругал Майка, когда то развернулось само собой, легкое, как воздушный шарик. В комнате были еще двое мужчин и женщина, которые вскоре неторопливо ушли, осведомившись, не подать ли Джубалу — обычным способом, то есть вручную — его любимого бренди. Слов нет, все эти марсианские штучки сберегали труд, да и деньги тоже (вот, скажем, стирка: заляпанная соусом рубашка стала такой чистой и свежей, что менять ее было просто грех), все механические устройства казались на их фоне громоздкими, неповоротливыми и безнадежно тупыми. Однако Джубал никак не мог привыкнуть, что