Не мог он сделать иначе! В обеденный перерыв Джилл позвонила Бену на работу и поговорила с Осбертом Килгалленом. Тот клялся и божился, что никаких сообщений для мисс Бордман Бен не оставлял, хотя недавно выходил на связь.
На экране телефона Джилл заметила, что народу в редакции много, и сообразила, что о Человеке с Марса сейчас лучше не упоминать.
— Он сказал, когда вернется?
— Нет. На такие случаи у нас всегда есть готовые статьи, которые можно поставить в номер, если задержится свежий материал.
— Ну… А откуда он звонил? Ох, не сочтите за назойливость, но…
— Да нет, мисс Бордман, что вы. Только он не звонил, это был факс, отправленный со станции Паоли в Филадельфии.
Пришлось этим и удовольствоваться. В столовой Джилл еле притронулась к еде. «Ну чего тут волноваться, — уговаривала она себя. — Ничего там такого не случилось… да и вообще, не втюрилась же ты в этого дурачка?»
— Джилл, очнись! Ты слушаешь меня или нет?
Джилл подняла глаза и обнаружила рядом с собой Молли Уилрайт, диетолога отделения.
— Извини. Я задумалась.
— Так я говорю, с каких это пор на вашем этаже пациентов из богадельни размещают в палатах-люкс?
— С чего ты это взяла?
— А разве Ка-двенадцать не на вашем этаже?
— Ка-двенадцатая? Да о какой же ты благотворительности? Старушка, которую туда положили, настолько богата, что позволила себе заказать круглосуточное дежурство личного врача.
— Чушь! Или на нее вдруг свалилось огромное наследство. Последние семнадцать месяцев она провела в психиатрической клинике бесплатного дома для престарелых.
— Путаница тут какая-то.
— Только не моя, в своем хозяйстве я не допускаю никакой путаницы. У этой пациентки были очень хитрые указания — полное отсутствие жиров, потому что ей удалили желчный пузырь, длинный список продуктов, к которым у нее аллергия, да плюс еще лекарства, скрытые в пище. Ты уж мне поверь, каждый диетический стол так же индивидуален и неповторим, как отпечатки пальцев. Ну, пока, девчонки. — Мисс Уилрайт встала. — Мне пора. Эх, жаль, не дают мне в нашей столовой развернуться. Прям свинарник здесь устроили.
— О чем это Молли? — поинтересовалась одна из медсестер.
— Да так, ерунда. Она все перепутала.
Мелькнувшую было мысль, а не поискать ли Смита по назначенной ему диете, Джилл сразу же отбросила — быстрее, чем за сутки, все кухни не обследовать. Бетесдинский медицинский центр начинался с флотского госпиталя, в те незапамятные времена, когда основной театр военных действий разворачивался в океанских просторах; уже в те годы больничный комплекс был огромен, а потом, после передачи Министерству здравоохранения, образования и социального обеспечения, расширился еще больше. Теперь же медицинский центр принадлежал Федерации и превратился в нечто похожее на средних размеров город.
А с миссис Банкерсон и вправду что-то не так. В медицинском центре лечились пациенты всех сортов — правительственные, частные и благотворительные, но этаж, на котором работала Джилл, принимал обычно только сенаторов Федерации и прочих важных чиновников, которых обслуживали по высочайшему классу; частный пациент был тут в диковинку.
Может быть, миссис Банкерсон сунули к ним просто потому, что часть больницы, отведенная для платных пациентов, полна под завязку? Да, наверное.
Но вскоре все эти мысли вылетели из головы Джилл — надо было оформлять и размещать новых пациентов, бегать приходилось не переставая, а тут еще потребовалась кровать с электроприводом. Можно было, конечно, заказать по телефону, но пока там что доставят из подвального склада, расположенного в противоположном конце корпуса… Неожиданно Джилл вспомнила, что как раз такая кровать, приписанная к палате К-12, стоит в соседней пустующей комнате, на ней еще охранники сидели. Судя по всему, кровать вынесли из палаты, когда для Смита потребовалась водяная.
Возможно, она так там и стоит без дела, пыль собирает, хотя за ее аренду отделение должно платить. Кроватей с электроприводом вечно не хватало, а стоили они в шесть раз больше обычных больничных коек. Вообще-то, о рациональном использовании оборудования должен заботиться завхоз, но Джилл не любила напрасной расточительности и старалась без нужды не увеличивать накладные расходы своего отделения. К тому же, не нужно будет тратить времени на ожидание.
Но дверь комнаты не только оказалась запертой, но еще и не поддавалась ключу; сделав в уме заметку сказать слесарю, чтобы починил замок, Джилл направилась в вахтенную клетушку.
Сегодня здесь сидел тот же самый, что и вчера, доктор Браш — не штатный работник больницы и не интерн, он был, по его же собственным словам, приглашен доктором Гарнером специально для наблюдения за миссис Банкерсон.
— Мисс Бордман! — обрадовался доктор Браш. — Вот вас-то мне и надо!
— А почему же вы не позвонили? Как там ваша пациентка?
— В полном порядке. — Врач мельком взглянул на экран. — Это я не совсем в порядке.
— Что с вами?
— Да так, ерунда, просто нужно минут на пять отлучиться. А моего сменщика пока нет. Сестра, сделайте одолжение, посидите тут за меня, только чтобы об этом никто не знал. Очень вас прошу.
— Конечно. Дайте только я позвоню своей напарнице и скажу, где меня при случае искать.
— Нет, нет! — обеспокоенно замотал головой врач. — Просто запритесь здесь и не открывайте, пока я не постучу «Дай закурить»[27].
— Хорошо, сэр. — Все это вызвало в Джилл некоторое сомнение. — А что делать с вашей пациенткой?
— Ровно ничего, просто сидите здесь и смотрите на экран. Не нужно ее беспокоить.
— А если с ней что-нибудь произойдет, где тогда вас искать? В курилке?
— Нет, мне бы до ближайшего туалета поскорее добраться. Так вы посидите, да?
Он велел Джилл запереть дверь на ключ и выскочил из комнаты. Джилл посмотрела на телевизионное изображение спящей старушки, а затем пробежала глазами по шкалам приборов. Все в полном порядке — и пульс, и дыхание, и давление, и что угодно. А дежурство — словно при умирающей, и зачем это, спрашивается?
А не посмотреть ли самой, стоит в гостиной эта кровать или не стоит? Конечно же, такая самодеятельность резко противоречит указаниям Браша, но Джилл была уверена, что не разбудит пациентку, годы работы в медицине научили ее ходить абсолютно бесшумно. И эти же годы научили: совсем не обязательно так уж беспрекословно слушаться врачей, главное, чтобы они ничего не знали.
Осторожно открытая дверь даже не скрипнула. Миссис Банкерсон спала типичным глубоким сном очень старого, близкого к маразму человека. С кошачьей бесшумностью Джилл пересекла палату и подошла к ведущей в гостиную двери; слава богу, хоть этот замок исправен.
Кровать стояла на прежнем месте, но Джилл сразу про нее забыла — против всяких ожиданий, в комнате находился человек.
Сидевший в кресле Смит поднял голову, отложил большую детскую книжку с картинками и расплылся в лучезарной младенческой улыбке.
У Джилл подкосились ноги. Валентайн Смит — здесь? Как же так, его же перевели, в журнале есть четкая, недвусмысленная запись.
И сразу — вихрь воспоминаний и кошмарных догадок… липовый «Человек с Марса» на стереоэкране… старушка, каждую секунду готовая умереть, а тем временем иссохшим своим телом прикрывающая никому не известный факт, что тут есть и второй пациент… наружная дверь гостиной, не поддающаяся ключу… Дальше все понятно: глубокая ночь, накрытая простыней тележка, и кто там догадается, что в морг увозят не один труп, а два?
А потом Джилл охватил парализующий волю ужас: сама того не желая, она узнала смертельно опасный секрет.
— Брат по воде! — радостно сказал Смит, неловко поднимаясь из кресла и протягивая ей руки.
— Здравствуйте. Э-э… как вы себя чувствуете?
— Очень хорошо. Я очень счастлив. — Он издал еще какие-то странные сдавленные, кашляющие звуки, умолк, поразмыслил и медленно произнес: — Ты здесь, мой брат. Тебя не было. А теперь ты здесь. Я пью тебя глубоко.
Джилл стояла в полной растерянности; странное, размягчающее душу тепло, исходившее от этого человека, мешалось с леденящим ужасом — а что, если они узнают? Смит ничего этого не замечал.
— Видишь? Я хожу! Я стал крепче. — Он прошел несколько шагов, а затем остановился, обессиленный, но торжествующий.
Джилл заставила себя улыбнуться.
— Ах, какие мы молодцы! Так и надо, набирайся сил. А мне пора — я на секунду забежала, поздороваться.
— Не уходи! — обеспокоился Смит.
— Но я очень спешу!
Теперь на лице Смита было уже не беспокойство, а самая настоящая скорбь.
— Я тебя обидел. Я нечаянно.
— Обидел? Да нет, ничего подобного, просто мне нужно уходить — и как можно скорее.
Смит мгновенно успокоился.
— Брат, возьми меня с собой, — попросил он, и даже не попросил, а сказал как о чем-то уже решенном.
— Что? Нет, я никак не могу. И мне нужно уходить. Послушай, не говори никому, что я была здесь.
— Никому не говорить, что здесь был мой брат по воде?
— Да. Не говори никому. Я… я еще приду. Честное слово. А ты будешь молодцом и никому ничего не скажешь.
Несколько секунд Смит молчал, по всей видимости переваривая непонятную просьбу «брата».
— Я буду ждать. — Он говорил серьезно, почти торжественно. — Я не буду рассказывать.
— Вот и хорошо.
«Обещать-то просто, — подумала Джилл, — только как же я это сделаю?» Вернуться к Смиту будет нелегко; вряд ли доктора Браша еще раз понос проберет. Теперь было ясно, что «испорченный» замок совсем не испорчен. Она посмотрела на выходящую в коридор дверь и увидела самый обыкновенный засов. По заведенному в больнице порядку любая дверь — в ванную, туалет или еще куда, — за которой мог закрыться пациент, открывалась снаружи мастер-ключом, здесь же замок не позволял Смиту выйти наружу, а засов не допускал в комнату сотрудников больницы, даже тех, у кого есть мастер-ключ.