— Ну и паскуда же ты, Джубал! Н-ну, ту, первую ночь я точно спал один.
— Бедняжка Доркас, ей, наверное, очень нездоровилось. Подожди, ты же той ночью был под седативами, так что она не считается. А как все остальные?
— Ваш вопрос несуществен, не относится к делу, и отвечать на него — ниже моего достоинства.
— Ответ засчитан. Заметь, пожалуйста, что эти новые спальни удалены от моей, как только можно. Звукоизоляция никогда не бывает идеальной.
— Джубал, уж если говорить о каких-то там подозреваемых, первым в списке будешь ты.
— Что?
— Ну, может, и не первым, может — третьим, после Ларри и Дюка. Всем известно, что у тебя тут самый роскошный гарем со времен султана, не помню уж как его звали. Я-то понимаю, что они тебе просто завидуют, но они этого не понимают и считают тебя старым блудливым козлом.
Новоявленный султан побарабанил по подлокотнику кресла.
— Бен, меня ничуть не задевает панибратское отношение молодежи, но в этом вопросе я не просто хочу, а требую, чтобы к моему возрасту относились со всем подобающим уважением.
— Прости, пожалуйста, — сухо кивнул Какстон. — Я решил, что могу позволить себе некоторую вольность — после того, как ты тут перетряхнул мою личную жизнь.
— Нет, Бен, нет, ты меня не понял! Вопрос твой был по делу, а твои замечания справедливы. Это девицы должны относиться к моей старости с уважением, а ты — ты болтай что хочешь.
— А-а…
— Как ты верно отметил, я старый… правда, хотелось бы надеяться, не козел, а человек. Что касается блудливости — счастлив тебе признаться, тут со мной не совсем еще покончено. Только я не могу позволить, чтобы физиология мной командовала. Уж лучше я сохраню свое, какое уж оно есть, достоинство, чем предаваться этим не то чтобы опостылевшим, но насквозь знакомым и не нуждающимся в повторении забавам. Уж в моей-то, поверь мне, жизни их было более чем достаточно. Старая рухлядь вроде меня может затащить к себе в постель молоденькую девочку — и даже, вполне возможно, обрюхатить ее (спасибо, кстати, за комплимент, он не такой уж и незаслуженный) — тремя способами. Деньги. Или их эквивалент в форме завещания, общей собственности и всего подобного. Или… тут мы сделаем паузу и спросим: можешь ты себе представить, чтобы какая-нибудь из этой четверки прыгнула к мужику, пусть даже и к юному красавчику, в постель по одной из вышеуказанных причин?
— Нет. Ни одна.
— Благодарю вас, сэр. Я стараюсь иметь дело исключительно с настоящими леди, очень хорошо, что вы это заметили. Так вот, третий мотив, он — чисто женского свойства. Случается, что юная, прелестная девушка пускает такого вот старпера к себе в постель просто потому, что она к нему немного привязалась, жалеет его, хочет доставить ему хоть какую-нибудь радость. Ну так что, такая причина подойдет?
— М-м-м… да, подойдет. И пожалуй, к любой из них.
— Вот и я так думаю. Однако эта третья причина, достаточная для любой из наших леди, совершенно недостаточна для меня. Я такого не потерплю. У меня, сэр, есть еще гордость, и я скорее сдохну, чем с ней расстанусь, — так что вычеркните меня, пожалуйста, из списка подозреваемых.
— Ну, видали вы таких старых пижонов! — расплылся в улыбке Какстон. — Ладно, уговорил. Надеюсь, я в твоем возрасте таким не буду, не люблю я противиться искушениям.
Джубал тоже улыбнулся:
— Вот доживешь, тогда и посмотрим. Лучше устоять перед искушением, чем сдаться, а потом испытать — и причинить — разочарование. Насчет Ларри и Дюка я ничего не знаю и знать не хочу. Любому человеку, желающему поселиться под этой крышей, я сразу же и без всяких околичностей объясняю, что здесь не казарма, не потогонная мастерская и не бордель, а семья… и наша государственная система — смесь диктатуры с анархией, без малейшей примеси демократии, как и во всякой приличной семье. Например: каждый занимается чем захочет, пока не получит моего приказа, каковые приказы обсуждению не подлежат. На дела интимные моя диктатура не распространяется. Детишки всегда старались держать свою личную жизнь личной, и это им по большей части удавалось. Во всяком случае, — грустно усмехнулся Джубал, — пока марсианское влияние не раскрутилось на полную катушку. Кстати, к тебе это тоже относится. Не знаю, может, Дюк и Ларри себя и ограничивали, а может, только и делали, что затаскивали девиц в кусты, но «Помогите!» никто из этих кустов не кричал.
Бен решил, что к этим словам Джубала не стоит ничего добавлять.
— Так, значит, это все Майк?
— Да, он самый. Здесь-то у нас ничего страшного — я же говорил тебе, что девицы на седьмом небе от счастья… а я далеко не банкрот, не говоря уж о том, что Майк по первому слову расколется на любую сумму. Так что нищета планируемым младенцам не грозит. А вот за Майка мне тревожно.
— Как и мне.
— И за Джилл.
— И совершенно напрасно, сама по себе Джилл не представила бы никаких проблем. Она — моя проблема, но я это как-нибудь переживу. Все дело в этом новоявленном пророке.
— Кой черт, ну почему бы ему не прекратить свои дурацкие проповеди и не вернуться домой?
— М-м-м… Джубал, ты не совсем понимаешь, чем именно он занимается. Ведь я, — добавил Бен, — только что оттуда.
— Да? А чего же ты не сказал?
— Тебе скажешь, — вздохнул Бен. — Сперва ты заливался соловьем об искусстве, потом плакался в жилетку, а под конец захотел посплетничать.
— Ну, в общем-то… ладно, теперь твоя очередь.
— Я возвращался из Кейптауна с конференции и вдруг решил: дай-ка посмотрю, как они там. Картинка, прямо скажем, еще та, так что я не стал задерживаться в своей вашингтонской конторе, завернул туда на секунду, статейку накропал — и бегом к тебе. Джубал, а не могли бы вы с Дугласом прикрыть все это хозяйство?
— Нет, — покачал головой Джубал. — Меня не касается, что там Майк делает со своей жизнью.
— Посмотрел бы ты, что там творится, сразу бы вмешался.
— Ни в коем разе. К тому же я не могу — и Дуглас тоже не может.
— Джубал, ты же знаешь, Майк согласится с любым твоим решением, касающимся его денег. Скорее всего, он даже не поймет этого решения, но протестовать не станет.
— Поймет, еще как поймет! Майк, к твоему сведению, составил недавно завещание и прислал его мне на отзыв. Один из самых хитрых и дотошных документов, какие я видел. Наш марсианский лопушок осознал, что имеет значительно больше денег, чем может понадобиться его наследникам, — и использовал часть этого богатства, чтобы защитить все остальное. В завещании содержатся великолепные средства защиты не только против тех, кто претендует на наследство его биологических и юридических родителей (не знаю уж, откуда он узнал, что является не то чтобы незаконно-, а скорее — сомнительнорожденным), но и против наследников любого члена команды «Посланника». Он указал точную процедуру внесудебного улаживания отношений по любому мал-мала законному иску — и в то же время устроил так, что для отмены завещания потребуется, пожалуй, свергнуть сперва правительство, ни больше ни меньше. Завещание показывает, что он знает свое состояние абсолютно точно, вплоть до последней акции и серебряной ложки. Я не нашел там ни одного слабого места, все сформулировано идеальнейшим образом. — (В том числе, — подумал Джубал, — и распоряжение в твою пользу.) — Голографические оригиналы завещания он отправил на хранение в несколько надежных мест, а остальные копии оформил в присутствии Честных Свидетелей. Так что и не думай, чтобы я, или кто еще, мог наложить лапу на его деньги.
Бен заметно поскучнел.
— Очень жаль.
— А мне — совсем не жаль. Тем более, это тоже ни к чему бы не привело. Майк не берет со своего счета ни цента, не пользуется им чуть не целый год. Дуглас заволновался и стал звонить мне — мол, наш миллиардер не отвечает на его письма, а денег на расходном счету накопилось до хрена, и не лучше ли их куда вложить. Я Дугласу объяснил, что это его проблемы и что на его месте я бы точно исполнял желания владельца.
— Не берет со счета? Джубал, у него же колоссальные расходы.
— Может, вся эта церковная лавочка дает приличный доход?
— Вот тут-то мы и подходим к самому странному. У них там совсем не церковь.
— А что же еще?
— Ну, в первую очередь нечто вроде языковых курсов.
— Повтори-ка, повтори-ка.
— Курсы по изучению марсианского языка.
— Тогда очень жаль, что он называет это церковью.
— Захотел — и называет. Не знаю уж, насколько это законно.
— Понимаешь, Бен, каток — тоже церковь, если какая-нибудь секта считает, что катание на коньках — необходимый или хотя бы существенный элемент служения Богу. Можно петь во славу Божью — можно с той же самой целью кататься на коньках. Некоторые малайские храмы — не более чем ночлежки для змей, во всяком случае — на взгляд постороннего, и все же Верховный Суд наделяет эти «церкви» такими же правами, как и любую нашу секту.
— К слову сказать, Майк тоже разводит там змей. Джубал, неужели же разрешено абсолютно все?
— М-м-м… вопрос довольно скользкий. Кое-какие мелкие ограничения все же существуют. Церковь не имеет права брать плату за предсказание судьбы или за вызывание духов мертвых, но она может принимать пожертвования и может фактически превратить эти «пожертвования» в форму оплаты. А еще — человеческие жертвоприношения, хотя и эта практика кое-где сохранилась; возможно, даже где-нибудь здесь, в бывшей свободной земле и стране храбрецов[180]. Во внутреннем святилище, куда не допускаются профаны, ты можешь делать все что угодно — и ни одна собака ничего не узнает. Но почему ты спрашиваешь? Неужели Майк занимается чем-нибудь таким, за что можно угодить в каталажку?
— Да вроде нет.
— Ну, если он ведет себя осторожно… Брал бы пример с фостеритов. Джозефа Смита за какие-то там невинные детские шалости линчевали, а с этих — все как с гуся вода[181]