.
— Майк позаимствовал у фостеритов многое. И это тоже меня беспокоит.
— А что беспокоит тебя в первую очередь?
— Только, Джубал, учти: это — «секрет братьев по воде».
— Ну, я так и предполагал. Готовлюсь к дыбе и каленому железу. Может, высверлить в здоровом зубе дырку и носить там яд, чтоб ненароком чего-нибудь не выдать?
— Считается, что посвященные могут при желании развоплотиться и так, безо всякого яда.
— Это надо быть очень уж посвященным, я так не умею. Но у меня есть другие способы. Так что — давай, тебе же самому не терпится.
— Для того чтобы развоплотиться, надо выучить марсианский. Ладно, проехали. Как я уже говорил, наш водяной братец разводит змей, но дело не только в этом. Там у него все какое-то болезненное, извращенное. Храм не меньше, чем у фостеритов. Зал для общих сборов, несколько меньших залов для собраний по приглашению, уйма кабинетов и жилые помещения. Джилл прислала мне радиограмму, заранее все объяснила, так что я не пошел через главные ворота, а свернул в переулок, к служебному входу. Жилые помещения расположены над главным залом, все организовано отлично, ни ты никого не видишь, ни тебя никто не видит, даже забываешь иногда, что находишься в большом городе.
— Хорошая идея, — кивнул Джубал. — Занимайся ты хоть сто раз законными и приличными вещами, все равно любопытные соседи — хуже чумы.
— В данном случае — очень хорошая идея. Внешняя дверь сразу открылась; скорее всего, меня узнал сканер, хотя я такового не заметил. Затем еще две такие же двери и — в подъемную трубу, причем в такую, куда целый полк не прорвется. Труба необычная, управляется она не пассажиром, а кем-то там — или чем-то там — невидимым. Лестниц нигде нет, и ощущения совсем не такие — я обычные трубы на дух не переношу, меня от них тошнит.
— Никогда не пользовался этими штуками, — твердо сказал Джубал, — и никогда не буду.
— Ну, в этой-то тебе бы понравилось. Я взлетел легко и плавно, словно перышко.
— Бен, я не верю никаким машинам. Они кусаются. Однако, — добавил Джубал, — мать Майка была гениальным конструктором, а его отец — настоящий отец — весьма толковым инженером. Мало удивительного, что их сын сумел усовершенствовать подъемную трубу, сделал ее пригодной для перевозки людей.
— Возможно. Наверху я остановился, не хватаясь за поручни и не впиливаясь в предохранительную сетку, да там ее вроде и не было. Очередная автоматическая дверь пропустила меня в огромную комнату, обставленную странно и довольно аскетично. Знаешь, Джубал, некоторые считают твои домашние порядки несколько необычными.
— Чушь. Самые нормальные порядки, а главное — удобные.
— Так вот, твой дом — просто пансион для благородных девиц. Знаешь, что я увидел в этой комнате? Я глазам своим не поверил: девица в чем мать родила и — татуированная. Татуировка с ног до головы, без единого просвета. Поразительно!
— А вот я, Бен, поражаюсь на тебя. В большом вроде бы городе вырос, а рассуждаешь как сельский олух. Я вот тоже знал когда-то одну татуированную леди. Очень была милая девушка.
— Ну, если так говорить… эта девица тоже ничего себе, если только привыкнуть ко всем этим иллюстрированным приложениям — и к тому малозначительному факту, что она никуда не ходит без змеи.
— Я уж было подумал, не одна ли это и та же. Полностью татуированные женщины — большая редкость. Но леди, с которой я был знаком — сколько же это? — тридцать лет тому назад, панически боялась змей. Сам-то я их люблю… знаешь, Бен, с твоей новой подружкой стоило бы познакомиться.
— Поедешь в гости к Майку — непременно познакомишься. Она там вроде мажордома. И священнослужительница. Патриция — но все называют ее «Пэт» или «Пэтти».
— Ну да, конечно! Джилл эту Пэт всячески нам расписывала — не упоминая, правда, про ее росписи. Наверное, решила, что меня это не касается.
— А по возрасту она почти годится в подружки тебе. Я сказал «девица», чтобы передать первое впечатление. Выглядит Пэтти лет на двадцать с небольшим, но в действительности ее старшему ребенку уже за двадцать, она сама так сказала. В общем, заулыбалась она от уха до уха, подбежала ко мне, обняла, поцеловала и говорит: «Тебя звать Бен. Добро пожаловать, брат. Я даю тебе воду». Джубал, я — старый газетчик, где только не бывал и чего только не видал. Но меня никогда еще не целовала незнакомая девица, одетая вместо платья в татуировки. Я смутился.
— Бедняжка. Прямо сердце кровью обливается.
— Измываешься? Посмотрел бы я на тебя в такой ситуации, ты бы чувствовал себя не лучше.
— Ошибаешься, не забывай, что я уже знал одну татуированную леди. Они считают себя вполне одетыми — во всяком случае, так считала Садако. Она была японка. С другой стороны, японцы вообще не очень стесняются своего тела.
— Вот и Пэтти тоже, — кивнул Какстон. — Она тоже совсем не стесняется — зато очень гордится своими татуировками. Хочет, чтобы после смерти из нее сделали чучело и выставили в голом виде. Во славу Джорджа.
— Джорджа?
— Да, ты же не знаешь. Это ее муж. Пребывающий, к величайшему моему облегчению, на небесах — хотя, послушай ее, можно бы подумать, что он вышел на полчаса, в соседнюю пивную. Но в целом Пэт — леди, и она не дала мне долго смущаться…
Бен Какстон охнуть не успел, как на него обрушился ошеломляющий братский поцелуй Патриции Пайвонской. Пэтти сразу же почувствовала его скованность — и удивилась. Майк показал ей (мысленно) лицо ожидаемого гостя и рассказал о нем. Она знала, что Бен — брат во всей полноте, из Внутреннего Гнезда, и что Джилл взрастила с ним близость почти такую же, как с Майком; хотя, конечно, близость с Майком полнее, потому что он — источник всех знаний о воде жизни.
Горя безграничным желанием сделать всех людей такими же счастливыми, как она сама, Патриция органически не могла ставить их в затруднительное положение, а потому сбавила темп. Предложив Бену избавиться от одежды, она не настаивала, чтобы тот разделся полностью, а только особо попросила снять обувь — гнездо было мягкое и, благодаря способностям Майка, сияло невероятной чистотой.
Пэт указала, куда повесить одежду, и поспешила за выпивкой — бедняжка Бен выглядел смертельно усталым; зная (от Джилл) его пристрастия, она остановила свой выбор на двойном мартини, а не на виски с содовой. К ее возвращению Бен успел уже разуться и снять пиджак.
— Да не испытаешь ты никогда жажды, брат мой.
— Мы разделим воду, — согласился Бен и отпил из стакана. — Да, насчет воды ты совсем не перестаралась.
— Вполне достаточно, — улыбнулась Пэт. — Майк объяснял нам, что вода должна быть в мыслях, главное — разделить ее. Я грокаю, он говорил верно.
— И я грокаю. А это — как раз то, что доктор прописал. Спасибо, Пэтти.
— Все наше — твое, и ты — наш. Мы рады, что ты пришел домой. Остальные все на службах или преподают. Спешить не надо — они придут, когда ждание преполнится. Ты хочешь осмотреть Гнездо?
— Конечно.
Они переходили из помещения в помещение. В общем, ничего особенного: огромная кухня с баром, но без всяких заумных приспособлений, устланная мягким приятным ковром, библиотека (побогаче, пожалуй, даже, чем у Джубала), роскошные, невероятных размеров ванны, спальни… Собственно говоря, ничто не доказывало, что это спальни, кроватей там не было и в помине — только пол казался каким-то уж особенно мягким. Пэтти захотела продемонстрировать гостю свое «маленькое гнездо».
Гнездышко оказалось еще то: в дальнем его конце по полу ползали змеи. Много змей. Бен проглотил подступивший к горлу комок и сжал зубы, но на кобрах его мужество иссякло.
— Да ты не беспокойся, — махнула рукой Пэтти. — Раньше тут была стеклянная перегородка, а потом Майк им сказал, и теперь они не заползают за эту линию.
— Стекло как-то надежнее.
— О’кей, — с той же легкостью согласилась татуированная леди и опустила спасительное стекло.
Бен глубоко вздохнул, расслабился и даже заставил себя погладить Пышечку — после очкастых исчадий ада огромная удавиха казалась мирной, почти уютной. Затем Пэт провела его в помещение, заметно отличавшееся от прочих. В центре круглого, очень большого зала (пол здесь был такой же мягкий, как в спальнях) располагался круглый же плавательный бассейн.
— Это, — сказала Пэт, — Внутреннее Святилище, где мы принимаем в Гнездо новых братьев.
Она поболтала в бассейне ногой и добавила:
— Хочешь разделить со мной воду и взрастить близость? Или просто поплавать?
— Э-э… когда-нибудь потом.
— Ждание, — кивнула Пэт.
Она проводила Бена в первоначальную гостиную и отправилась смешивать очередной мартини. Бен устроился было на широком диване, но тут же встал. Теплый воздух и крепкий коктейль покрыли его лоб бисеринками пота, мягкий уютный диван, податливо облегавший тело, делал жару почти невыносимой. Да и вообще — стоит ли так уж упорно цепляться за условности, если единственная одежда твоей собеседницы — небрежно накинутый на плечи удав?
Он решил, что в данной ситуации можно ограничиться одними трусами, и повесил остальное свое хозяйство в прихожей. На входной двери красовалась табличка:
В этом доме подобное напоминание выглядело более чем уместно. И еще одна деталь, не замеченная Беном раньше: по обеим сторонам двери стояли огромные бронзовые чаши, до краев наполненные деньгами.
Какое там до краев — пол вокруг этих чаш и тот был усыпан федеративными банкнотами самых различных достоинств.
Пока он недоуменно рассматривал эту картину, вернулась Патриция.
— Вот твое питие, брат Бен. Взрасти близость в Счастье.
— А?.. А, спасибо. — Его глаза тут же вернулись к деньгам.
Пэт проследила за взглядом Бена и широко улыбнулась:
— Видишь, какая я никудышная хозяйка. Майк берет на себя и уборку, и все такое, он настолько облегчил мои обязанности, что я их совсем не чувствую, а потому забываю.