Откидываюсь на сиденье.
Пролетает очередная серая стена, и узловатый лес окончательно остается позади, сменившись на вполне обычный. Даже светлый какой-то. И у меня ощущение тоже исчезает, будто его не было.
Сопровождающие почти сразу же расслабляются, и уже дежурно посматривают наружу автобуса. Дети, да и подростки, даже не замечают ничего.
Понятненько, через лес лучше в одиночку не шастать. Вывод довольно очевидный. Что же, пока что и не хотелось. Посмотрим.
В небольшой чистенький городок мы въезжаем почти сразу же, как заканчиваются стены. Лес виднеется вдали, но теперь он не вызывает такой опаски у сопровождающих, да и от города он прикрыт небольшим фортом, километрах в пяти от дороги. Однако. Я даже качаю головой. Может мои выводы о тюрьме немного преждевременные? Не так тут все и очевидно.
В городке, немного попетляв, мы въезжаем через высокие сплошные ворота внутрь огромного огороженного комплекса. С моего места видно пару длинных четырехэтажных корпусов, площадь, больше напоминающую плац, пару вымпелов, рядом с главным входом, да и все, в общем. Но это точно не последние здания. Судя по длине видимого забора, на этом участке земли корпусов может свободно поместиться штук пять таких минимум. Забор тоже очевидно не простой. Так-то обычная сплошная кладка, окрашенная в веселенький бежевый-желтоватый цвет, но я даже из автобуса вижу множество светящихся линий, проходящих по поверхности, а что там внутри — можно только предполагать.
— Выходим, — бросает нам один из серых, сразу же после того, как мелких, шумной толпой, кураторы-девицы уводят между зданиями на территорию комплекса.
— Петр Васильевич, бери своих и иди первым, — отвлекается второй встречавший серый, — у нас еще груз.
Наш сопровождающий кивает, и оборачивается к нам.
— Слышали? В сторону главного входа, пошли! — кивает на вход в ближайший корпус, — чем быстрее оформитесь, тем быстрее получите обед. Не успеете — ближайшая еда вечером, — пожимает плечами.
Переглядываемся и сразу же идем за сопровождающим. Имперец немного расслабляется, похоже. И это радует.
Главный вход в место, где нам предстоит прожить как минимум пару лет меня впечатляет. Высокая мраморная лестница по центру. Широкие пролеты подъемов по обеим сторонам от входа на следующие этажи. Огромные, в два человеческих роста окна, много пространства вокруг, отчего вся лестница будто висит в воздухе. Но при этом все довольно строго, никакой позолоты или отделанных деревом стен, например. Нет. Все строго и функционально. Мне даже нравится.
Поднимаемся на предпоследний этаж. Заходим в довольно большую приемную с десятком стульев, и какими-то растениями в кадках.
— Так, со мной вы двое, — показывает имперец на криминальных ребят, оборачивается ко мне с Перваком, — а вы пока ждете здесь. Ни с кем не ухОдите и не разговариваете. Это понятно?
Киваю, соглашаясь. Сын кузнеца соглашается тоже, что и не удивительно. Парень большими глазами смотрит вокруг, и почти по-детски радуется новым впечатлениям.
— Хорошо, — уходит вместе с ребятами.
Первак подходит к стене, и касается ее рукой.
— Знаешь, я давно мечтал сделать что-то такое, чтобы отец Биргит нам с ней отказать не мог. Мы ж с ней уже давно на околицу бегаем. Ейный батя орал, но пальцем ни меня ни ее не трогал. Он из местных, а мой отец из переселенцев. Я все думал шпагу сковать, что бы на зависть. Или розу железную. Но мастерства не хватало, — гладит стену. — А теперь староста сам пришел к нам в дом, — оборачивается ко мне. — Я выучусь и вернусь, и выстрою такой дом нам с Биргит, что бы он слюной захлебнулся от зависти. Вот как здесь. Только пониже, и колонн поменьше.
Одобрительно усмехаюсь, а про себя пожимаю плечами — тоже как бы мотивация.
Минут через десять возвращается один из ушедших с имперцем. Парень как-то потерянно садится на стул, и замирает.
— Что с тобой? — удивленно спрашиваю, — что такой потерянный?
— Щас сам узнаешь, — как-то бесцветно, будто по-привычке, отругивается он.
Тут заходит и второй парень, с таким же видом.
— Сидите здесь, ждете меня, вопросы? — из коридора вслед за ними выходит вербовщик. — А ты, — указывает на меня, и машет рукой, — со мной.
Поднимаюсь и следую за сопровождающим.
Коридор из приемной оказывается довольно длинным. Идем мимо нескольких закрытых кабинетов, а может и палат. Есть в этом коридоре что-то медицинское. Через пару минут я попадаю в довольно светлую большую комнату, почти даже зал, в которой меня ждет худой и какой-то всклокоченный парень лет тридцати в очень знакомых очках и белом халате. Вот точно такие же я видел на Шмидте, в больнице. Большие, круглые, в бронзовом тяжелом корпусе, и по линзам бегают какие-то линии.
— Проходи и садись вот сюда, расслабься, — показывает на табуретку. Парень подходит с небольшим жезлом, сквозь навершие которого, словно просвечивает вязь чуть светящихся нитей умопомрачительной сложности. — Ко мне спиной поворачивайся, сейчас будет морозить шею.
Поворачиваюсь. Парень чуть отодвигает воротник, и в шею и спину будто вгоняют ледяной прут. Парень начинает что-то магичить за спиной, а я благодарю всех богов, что могу отслеживать потоки магии, и сам повернут к сопровождающим спиной. Прикрываю наполовину глаза.
— Это имперская печать, — сразу же поясняет парень. — Ставится всем учащимся нашей гимназии. Ты, мне кажешься, достаточно разумным парнем, — краем глаза вижу в зеркале сопровождающего. Тот согласно кивает. — Так что показывать саму силу временной печати гимназии Его Императорского Величества я на тебе не буду. Просто поверь на слово. Если ты удалишься от города больше, чем на десяток километров тебе выжжет нервы. Далее. Клеймо временное, сходит само через пять лет. Или после окончания нашего заведения. Или показать?
— Нет, — мотаю головой. Сам же прислушиваюсь к словам «доктора» с трудом. Чего-то такого я и ожидаю от местных. Слишком спокоен сопровождающий становится, как только мы пересекаем границу комплекса, слишком разнороден контингент. А ведь у всех, после обучения, должен появляться неубираемый аналог личного оружия. И как-то это все контролировать же нужно? Так что не могли они, при создании таких учреждений этот вопрос проигнорировать, иначе при таком отношении к возрастным ученикам у кураторов была бы нереальная текучка, так сказать, по естественным причинам.
Так-то, как показывала практика, любое воздействие извне, при нормальной работе с Силой и развитой Воле, можно постепенно снять. Так что я даже не беспокоюсь. Но все равно, большей частью сознания наблюдаю за развертыванием клейма. Да и за манипуляциями мага, следить вроде бы получается.
В принципе, с чем-то похожим я сталкивался в той, прошлой жизни. С тварями-паразитами приходилось познакомиться ближе, и несколько чаще, чем мне бы хотелось, да и одна из защитных татуировок была как раз на этом энергоцентре, так что идея для меня не нова. Но тогда графему набивали мне на теле с более развитой энергетикой, и я сам управлял процессом интеграции, да и не помню я ничего кроме факта постановки. А вот сейчас приходится просто наблюдать.
Печать разбрасывает тонкие светящиеся нити в сторону нервных центров. Это становится понятно практически сразу. Нити, что интересно, имеют природу близкую к тем, что я видел и в плетениях стен, и в работе вербовщика, когда он дверь в вагоне зачаровывал. Но, в тоже время, чем-то отличается. О! На линии при осмотре Штольца похожи, только сейчас они будто живые, тянутся в сторону моих энергоцентров. Ну пусть. Я успеваю подставить одной из них обманку в виде сгустка жизненной силы с контролем пси. И нить… купилась! А может и маг. Он не увидел разницы между реальным центром и вот такой обманкой, почти на его месте. И это хорошо.
Зная, что теперь делать, подставляю всем нитям такие обманки, благо нитей всего девять. Ладно. Почти отключаюсь от внешних раздражителей. Наконец, свои точки подключения находят все нити, и по ним проходит ледяная волна энергии, и вокруг центров на мгновение вспыхивает сеть нитей. И это, на удивление, стабилизирует и сами центры-обманки.
Идеально! — успеваю порадоваться. Сорвать, если что, эту печать через некоторое время, я точно смогу. А то, что печать встала нестандартным образом — снаружи не очевидно, сигналы-то проходить должны.
— … на нее. Парень, ты слушаешь? — прерывается «доктор».
— Извините, можно немного попроще? — делаю вид, что я не понял его слов. — Я предыдущей жизни не помню.
— Он неделю как сознательно говорит, — усмехается имперец. — Ты дело-то его посмотри.
— Так, минуту. — парень берет мою папку, и что-то быстро изучает. — Понятно, — оборачивается ко мне. — Ты вообще, меня понимаешь?
— Да, — киваю я. — Я все понимаю, но ничего из своей жизни до прошлой недели не помню.
Вербовщик тихо ржет, очевидно наслаждаясь ситуацией. «Доктор» поворачивается к нему.
— Что ржешь? Как я его теперь тестировать буду? У нас менталист с тобой, между прочим, уехал. И когда будет — не сказал. Ладно, — поворачивается ко мне. — Читать умеешь?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Необходимости пока не было, меня Петр Васильевич из больницы сразу забрал.
— За что это мне⁈ — закатывает глаза «доктор». — На, смотри, — протягивает мне лист с кучей пунктов мелким шрифтом. — Сможешь прочитать?
Смотрю в написанное, и понимаю, что прочитать-то я это наверное даже смогу, письменный язык не сильно отличается от знакомого мне ранее, разве что несколько непонятных букв есть, но пониманию слов они не очень мешают. А вот с пониманием смысла у меня будут очевидные проблемы.
— Не думаю, — возвращаю текст «доктору», — я не понимаю половину слов тут. Извините.
Имперец довольно откидывается как сытый кот. Что-то происходит.
— Ладно, клятву Лицею пока опустим, — оборачивается к сопровождающему, — Васильич, это строго между нами, я штрафы ловить на пустом месте не хочу, — потом снова смотрит на меня. — И я запрещаю тебе говорить об этом другим лицеистам. Скажешь — я не забуду, а в карцер или в больничку, тебе лучше т