Рейн сделал свое дело.
32
Джоан вызвала у себя рвоту.
Иных доступных средств самозащиты не осталось.
Дверь за Отцом закрылась – Джоан это слышала, хотя не видела, – и в комнате вдруг стало светлее. Наверное, старик принес с собой свечу или фонарь. Джоан ожидала, что Отец встанет перед ней, заставит смотреть на него… Ничего подобного. В тишине лишь зашелестела одежда, с характерным звуком упали на пол штаны. Девушка поняла, что там происходит, и желудок свело судорогой от дурного предчувствия. Через пару минут старец встал перед Джоан – голый, с возбужденным членом. При виде дряхлого старческого тела ее охватило отвращение: грудь обвисла и покрылась рубцами, морщинистая кожа вызывала гадливость.
Сколько ему лет? Джоан пробовала подсчитать возраст Отца, еще когда жила в Доме, и пришла к выводу: лет семьдесят или чуть больше. Впрочем, Марк и Ревекка с непреклонной убежденностью заявили, что Отцу не меньше двухсот. Тогда она просто рассмеялась – беднягам хорошо промыли мозги, но сейчас по спине пробежал холодок. В такую минуту поверишь во что угодно. Внимание Джоан привлек шрам у правого плеча, такие отметины, верно, оставляли стрелы.
Отец пошевелился.
– Ты родишь мне сыновей, Руфь. Такова Божья воля.
Тут она и блеванула.
Идея пришла ей в голову спонтанно. Вспомнилось, что Отец патологически боялся всякой заразы и то и дело проводил очистительные обряды. Она же в детстве была до того брезгливой, что легко могла вызывать у себя самой позывы к рвоте одной мыслью о чем-нибудь противном. Разум сложил одно с другим, и, когда Отец приблизился, Джоан представила себе плавающие в молоке испражнения.
И разразилась рвотой.
Она повернула голову набок, чтобы не захлебнуться, однако струя получилась слабая, часть жидкости осталась на матраце и скатилась в его бороздки. Под щекой ощущалась противная липкая влага с ужасным гнилым запахом, отчего Джоан немедленно вырвало еще раз.
Отец в ужасе отшатнулся, член опал, и, хотя лицо его говорило, как страшно ему хочется ударить, избить, наказать непокорную, он не смог себя пересилить. Ему было противно, он боялся запачкаться, а потому обошел ложе стороной и начал одеваться. Джоан слышала, как он давится, стараясь подавить собственный рвотный импульс. Через несколько секунд Отец вышел, прихватив с собой светильник, и громко хлопнул дверью.
Джоан отвернула голову от запачканного рвотой места на кровати. Здесь вонь была не такой сильной или хотя бы не шибала в нос, но плечо и бок намокли, а во рту стоял кислый привкус. Впрочем, в желудке, похоже, не осталось ничего, что еще могло выйти наружу.
На время ее оставят в покое. Сначала Отец пришлет кого-нибудь навести порядок, а потом ей придется еще хуже. Инстинкт самосохранения не оставил времени задуматься о последствиях – до Джоан не сразу дошло, что в долгосрочной перспективе она себе, возможно, только навредила.
Однако, если она не ошибается…
…то ее развяжут, чтобы сменить простыню и смыть грязь; представится возможность укусить, пнуть или даже сбежать. Джоан быстро взвесила варианты. Шанс был реальным и стоил того, чтобы подготовиться к его использованию.
Конечно, Отец мог и не послать никого, оставив ее мучиться в луже собственной высыхающей рвоты.
К черту последствия! Джоан была довольна, что не спасовала. Даже если ее изобьют, изнасилуют или прикончат, она сумела проткнуть панцирь железной надменности Отца. Одно воспоминание о том, с каким ужасом он глядел, как икал, быстренько одеваясь, таило в себе ощущение победы.
Откуда-то с улицы послышался дикий вопль – кто-то завыл, словно в агонии. Джоан представила себе бродящее по лесу чудовище и задрожала, испугавшись на глубинном, подсознательном уровне. Крик повторился. Собственно, он и не прерывался – лишь нарастал и спадал. Кричал все-таки человек – от сильной физической или душевной боли.
В соседней комнате поднялся шум. Джоан услышала рев Отца, разобрала слова «ты» и «опять», заронившие слабую надежду. Отец гневался. Орал на своих. Хорошо. Значит, не все идет, как он задумал.
Может, теперь ее просто прикончат, чтобы больше не возиться?
Джоан отчаянно пыталась расслышать, что еще сказал Отец. Тот орал не переставая, по полу шаркали ноги.
Что у них там происходит?
Джоан слушала.
И ждала.
33
С места Гэри трудно было сказать, что случилось; похоже, Рейн нашел способ взорвать пару машин домочадцев. Должно быть, кинул зажженную спичку в горловину бензобака. Хотя хлопо́к взрыва и вид пламени вызвали у Гэри удовлетворение, он в душе пожалел, что друг не избрал менее демонстративный способ порчи автотранспорта.
Спустя несколько секунд из ранчо выбежала вереница мужчин и женщин. Люди выскочили без ламп или фонарей и молча гуськом убежали в темноту – не по дороге, а по параллельной тропе, которую Гэри заметил только сейчас.
Где-то двадцать с лишним человек – сосчитать точно было трудно. Все ли это оставшиеся домочадцы? Все ли кающиеся и прочие сектанты съехались сюда из разных уголков страны? Хорошо, если так, но вряд ли. Да и какая теперь разница? Даже если очаги секты сохранялись в других местах, Отец-то здесь. Вот что самое главное.
Отрежь голову, и тело умрет.
Да, стоит поймать – или убить – Отца, как его последователи разбегутся, и все их житье-бытье закончится. Гэри посмотрел в сторону, куда убежала группа прихожан, досадуя, что не может предупредить Рейна об опасности. Даже если мобильник работает в каньоне, Гэри не хотел привлекать внимание громким разговором или нечаянно выдать местонахождение друга звонком на его телефон.
Теперь важнее найти Джоан и вытащить ее, пока сектанты не вернулись.
Внутри комнаты вроде бы никого больше не оставалось, но Гэри не стал рисковать. Он осторожно подполз к самому дому, подождал – никто не вышел. Правая рука начала болеть, и он немного ослабил хватку на монтировке, которую судорожно сжимал все это время. Затем потихоньку пролез вдоль стены до окна. Осторожно заглянув в него, Гэри увидел пустую комнату со скудной обстановкой и двумя фонарями. Сердце билось так гулко, что он не слышал собственного дыхания. И вообще, здесь ли прячут Джоан?
Может, убили уже?..
Нет. Не может. Гэри с удвоенной скоростью пополз вдоль стены и, когда обнаружил еще одно – темное – окно на другой стороне, без колебаний посветил в него фонариком. Ослабленный пылью на стекле, луч выхватил из мрака кровать, стол, стул. Через дверной проем из коридора поступал слабый мерцающий свет – очевидно, от свечи. Гэри быстро обогнул еще один угол, чтобы заглянуть в следующую комнату.
Да только…
В тыльной части дома не было никаких окон. Луч фонарика уперся в сплошную бревенчатую кладку, обращенную к скальной стене каньона. Гэри усилием воли взял себя в руки и вернулся обратно ко входу в дом, стараясь не высовываться из тени.
Где-то в конце дороги грохнул выстрел.
Они еще и стреляют?
Очевидно, домочадцы нашли Рейна.
Догадка ударила под дых; первым порывом было побежать и проверить, нельзя ли чем-то помочь другу.
Еще выстрел.
Почему два? Ведь Рейн уже убит? Впрочем, сейчас некогда сидеть и раздумывать. Надо искать Джоан, хотя как ее отсюда вывезти, он не имел понятия.
По-видимому, он здесь совершенно один. Все домочадцы побежали смотреть, что взорвалось. Даже если кто-то остался в доме, Гэри шел не с пустыми руками, он мог обезвредить… нет, убить любого, вставшего на пути. Настало время действовать.
Входная дверь была прикрыта. Гэри положил фонарик на землю, рывком распахнул дверь и ворвался внутрь, обеими руками подняв монтировку для удара.
Его наблюдения подтвердились – в комнате никого не было. На крюке у двери висел фонарь, еще один был подвешен на крюке побольше у другой двери с противоположной стороны. В середине комнаты стоял круглый стол, на котором лежала большая черная Библия. Все стулья были отодвинуты к стене, на них стояли ящики с молитвенными свитками.
В воздухе стоял сосновый аромат – тот же самый, которым пахли пожары в общежитии и библиотеке. Если бы Рейн не угадал этот запах, Гэри сейчас здесь не было бы; он мысленно поблагодарил друга за хорошую память.
А если Джоан здесь нет?
Тогда Рейн и Стейси погибли ни за что.
От этой мысли вскипела злость. Готовый снести голову любому, кто ему помешает, Гэри пробежал через комнату и чуть не зацепился за ведро у противоположной двери, наполненное густой черной жижей. Едва успев отметить про себя, что это, наверное, и есть тот самый деготь, Гэри оказался в коротком коридорчике и заметил темную комнату, которую увидел снаружи, – похоже, кухню. Однако в задней части дома была еще одна комната, открытый дверной проем которой светился зыбким светом. Гэри поспешил туда.
И увидел Джоан.
Девушка лежала на кровати посреди каморки без окон, отвернувшись от двери. В ужасном состоянии – полуодетая, щеки, шея и плечи облеплены подсохшей рвотной массой, лицо красное и опухшее, – но живая, и как только появился Гэри, из ее глаз хлынули слезы. Хотя Гэри тоже не мог сдержать слез, времени на сантименты не оставалось. Он подскочил к кровати и начал терзать узлы на толстых веревках, затянутых так плотно, что нельзя было просунуть и палец.
– Надо уходить, – пробубнил он. Не зная, что еще сказать, он попросту повторил еще раз: – Надо уходить отсюда.
– Как… – попыталась выговорить сквозь слезы Джоан, но вместо слов изо рта у нее вырывались икающие всхлипы. – Как ты меня нашел? – Она шумно втянула воздух носом. – Где мы?
– Долго рассказывать. Мы на ранчо в природном заповеднике посредине пустыни. И нам надо отсюда срочно сваливать. Домочадцы могут вернуться в любую минуту.
Гэри пожалел про себя, что не захватил нож или не отрастил ногти подлиннее. Он все еще без особого успеха возился с первым узлом.
– Какой сегодня день?
Ее одурманили. Гэри мысленно выругал себя за то, что не предвидел столь очевидного расклада. Он наконец начал распускать первый узел на левой руке Джоан. Хоть бы она не потеряла способность идти. На себе он ее не дотащит.