Закончив свою примитивную поделку, я подошел к столу — единственному оставшемуся здесь предмету мебели — и положил самолетик на потемневшие от времени доски столешницы.
Шум на втором этаже стих, зато заскрипела дверь за моей спиной. Я повернулся и, ничего такого не заметив, вновь посмотрел на стол.
А самолетик-то — того, тю-тю.
— Ну что, Кузьмич, мир?
Откуда-то из глубин печи послышался глубокий вздох. Больше домовой себя никак не проявлял.
Будем считать, что это положительный ответ.
Найдя еще два куска наличника, я покинул дом и пошел к казакам.
— Все нормально, господа станичники, договорился я с хозяином. Звать его нужно Кузьмичом и делать это почаще. Ну и все остальное, что полагается по обычаю в таких случаях. Вот возьмите эти деревяшки и сделайте что-то в подарок домовому.
— А что? — спросил Евсей, который явно поймал когнитивный диссонанс от моих действий.
— Да что угодно. Решайте сами.
Опомнившись, казаки тут же взялись за дело, причем основательно, и потратили на это минут двадцать. Первым справился Евсей и протянул мне нечто похожее на плоскую рыбу.
— Нет, сам подаришь.
Гриша отдавать свое творение не стал, но все же продемонстрировал для оценки. А оценить там было что. У парня прямо талант. Он вырезал такого себе домового. Фигурка была похожа на пряничного человечка, только с вырезанными на плоскости бородой и другими деталями. Получилась очень симпатичная вещь.
— Пошли, — кивнул я в сторону крыльца.
Мое появление в комнате не возымело никаких последствий. А вот когда вошел Евсей, Кузьмич вновь возомнил себя полтергейстом. Даже попробовал врезать дверью по носу оборотня. Благодаря хорошей реакции казака у проказника ничего не получилось.
На этом фоне появление Григория ничего не изменило, но у меня появилась одна догадка:
— Евсей, выйди, пожалуйста.
Все верно — домовой сразу успокоился.
— Евсей, вернись, — позвал я, а когда безобразия возобновились, строго сказал: — Кузьмич, а ну уймись. Это правильный зверь, нужный. Надежа и безопасность в дом.
Смотри ты, подействовало. Покосившись на казака, я не увидел признаков обиды за мое резкое слово.
— Теперь подарки, — объявил я и указал казакам на стол.
Обращения казаков к домовому были намного более велеречивыми, чем у меня, но это даже на пользу.
— А теперь фокус, — решил я поиграть в Копперфильда. — Все дружно поворачиваемся к двери.
Повернувшись вместе с казаками и выждав десяток секунд, я скомандовал:
— Можно развернуться.
Домовой, конечно, мог приколоться, но то ли фантазии на это у него уже не хватало, то ли жадность обуяла. В общем, фокус удался на все сто — подношения исчезли.
— Ну что, — довольно потерев руки, сказал я казакам, — будем обживаться?
Глава 10
Новое жилище мне очень понравилось, особенно тем, что можно было вернуться к активному образу жизни. В гостинице ни гимнастикой толком позаниматься, ни продолжить закаливание. А здесь прямо благодать! В первое же утро я выскочил из дома в одних портках и растерся снегом, изрядно нападавшим за ночь.
Красота!
Мои новые соседи хоть и не последовали благому примеру, но и не смотрели осуждающе. Скорее всего, им было просто безразлично.
Совмещенный с каланчой дом был для нас слишком большим. Где-то треть первого этажа занимала дежурка для пожарных, в которой и состоялось наше знакомство с домовым. Остальные две трети были отведены под каретный сарай и конюшню. На втором этаже имелось три комнаты — кабинет начальника, спальня для дежурной смены и большой склад.
Для отопления всего этого пространства какой-то гений печного искусства смог оборудовать всего одну печь. Топилась она из дежурки, так что там было уютнее всего. Кабинет и спальня на втором этаже грелись чуть хуже, но все же лучше конюшни. Казаки решили сразу занять дежурку, оставив мне кабинет. Ввиду стесненности в средствах мебель пришлось брать бывшую в употреблении, и к тому же не самую изысканную. Но это дело наживное — главное, что жилье практически свое и совершенно бесплатное. В городской управе какой-то прыщ попытался выдернуть из нас арендную плату, но Евсей пообещал съехать из проблемного дома, так что чиновник тут же скис.
Растираться снегом казаки со мной не стали, но от физических нагрузок не отлынивали. Не успел я одеться, как услышал со двора шум тренировочной схватки. Выглядело это впечатляюще. Причем настолько, что я попросился к Евсею в ученики. Старшего урядника, конечно, удивило мое полное неумение орудовать длинным клинком, но он это удивление старательно скрыл.
Уже хорошо — у нас постепенно накапливались общие тайны как основа будущего доверия.
По первому же уроку стало понятно, что обучение легким не будет, — Евсей наставил мне учебной палкой кучу синяков, при том что явно сдерживал свой педагогический порыв. В отместку я раскритиковал его тактику захвата преступников. Увы, моих замечаний не оценили, к тому же Евсей, внешне не нарушая субординации, дал мне понять, что яйца курицу не учат.
Если честно, это задело меня за живое. Так что на следующий же день я отправился к мастеру, который занимался нашим отбойным молотком. Два часа конструктивного спора — и на следующий день я держал в руках основу для нового секретного оружия казачьего ОМОНа. Это была бронзовая трубка с десятком крупных отверстий. Оба конца трубки закрывали бронзовые же крышки на резьбе. Одна была сплошной, а вторая имела отверстие с резьбой. Туда на половину длины вкручивалась тонкая трубка с рычагом на боку. Внешне это было похоже на перфорированную РГ-42. Только рычаг не являлся предохранителем, а взводил пружину с бойком, которая спускалась с помощью обычной кнопки.
После мастера я заглянул в каморку к одноногому солдату и сильно его озадачил. Моя фантазия, если честно, иссякла, так что пришлось перебросить проблемы на седую голову оружейника. Он обещал подумать и оставил металлическую часть гранаты у себя.
Я думал заглянуть к нему через пару дней, но совершенно забыл об этом, потому что Федор Андреевич решил большинство своих проблем на заводе и приглашал меня в гости буквально каждый вечер.
Во время нашей второй встречи мы занялись отложенной на время проблемой каучука.
Профессор пригласил меня в свою домашнюю лабораторию, где начал готовить приборы для опыта. Параллельно мы вели занимательную, по крайней мере для меня, беседу.
— Вы, голубчик, не стесняйтесь, — проговорил профессор, продолжая закреплять колбу на специальном штативе, — уверен, за эти дни у вас накопилось множество вопросов.
Я уже хотел спросить кое-что об оборотнях, но тут профессор что-то тихо зашептал и провел пальцами по массивному штативу. Руны на штативе тут же загорелись синим пламенем.
— Вы — колдун? — невольно вырвалось у меня.
— Ну что вы, молодой человек, — снисходительно улыбнулся ученый. — По принятой классификации я являюсь ведуном. Просто мне известно больше, чем обычному человеку, то есть достаточно, чтобы управлять различными артефактами. Но и это не основное мое призвание. Я предпочитаю считать себя ученым. Дар управлять потоками напрямую у меня отсутствует. К счастью.
— Почему к счастью?
— Потому что иначе мы бы с вами не беседовали тут так мило, потому что я занимался бы колдовством в каком-нибудь закрытом поселении. Даже у вас в Новгороде колдуны ходят только в сопровождении охраны. Неужели вы не замечали этого?
Так, нужно срочно выкручиваться.
— Конечно, замечал и никогда не понимал, зачем таким могущественным людям охрана.
Мой финт удался, потому что профессор опять принял вид мудрого лектора:
— Охрана нужна не им, а окружающим. Если на колдуна нападут, ему придется применить в ответ свою силу, а это чревато. Вы же слышали о Черных погромах, парочка из которых прошла даже в вашем Господине Великом. И это притом, что вы там у себя колдунов разве что на руках не носите.
— Конечно, слышал, — вновь соврал я.
— Вот чтобы не бесить обывателей могуществом, ваших колдунов сопровождает личная охрана, а наших вообще закрывают как ценных, но опасных зверей.
— Так же, как и ваших подопечных? — спросил я и сразу пожалел о сказанном.
Профессор посмотрел на меня тяжелым взглядом, но затем устало вздохнул:
— Да, Игнат Дормидонтович, но не совсем. Стриги — это не колдуны и даже не обычные оборотни. Они очень опасны и нуждаются в контроле не только на благо обществу, но и для их собственной защиты. Не зря же я так отбивался от посещения завода ведьмаками.
— А почему именно ведьмаки решают такие проблемы, а не сами жандармы?
— Потому что ведуны используют свои знания и умения для созидания, а ведьмаки и ведьмы — для разрушения. Увы, в государственных структурах они не уживаются из-за крайне склочного и независимого характера. При этом мало кто способен справиться со стригой, кроме обвешанного артефактами и оберегами ведьмака. У вас есть еще вопросы или приступим к опыту?
— Всего один, — решился я развеять гуляющий по городу миф или же подтвердить его. — Люди говорят, что оборотничеством можно заразиться от укуса. Это предрассудки?
— Сложный вопрос, — огорошил меня профессор. — Даже у отцов энергетической науки по этому поводу было разное мнение.
— Отцов?
— Да, еще в научных кругах их называют отцом и дедушкой. Сначала великий Да Винчи определил основные тезисы о потоках и смешении материальных и энергетических частиц, а еще через двести лет Михайло Васильевич Ломоносов окончательно вывел шестнадцать великих законов, тем самым став отцом современной энергетики. Так вот, наш «дедушка» был натурой романтической и считал, что во время телесного слияния обычного человека и оборотня под накалом страстей энергент способен делиться на две части, и одна из них переходит в чужое тело. Михайло Васильевич, который, кстати, и изобрел термин энергент, категорически отрицал это.
— А вы как считаете?
— Думаю, оба одновременно правы и не правы.