— Не нас ты ожидал увидеть в сем непотребном доме, — с предельным сочувствием сокрушенно мотнул головой батюшка.
— Осуждаете? — без малейшего смущения и даже с вызовом спросил я.
Стоящий у окна гигант недовольно заворчал, как разбуженный посреди зимы медведь, а батюшка удивленно поднял брови.
Ну да, пиетета перед служителями культа и перманентного ощущения вины за все на свете, которые испытывали местные богобоязненные жители, у меня и в помине не было. Вообще-то я искренне верующий, но с церковью у меня слегка напряженные отношения — постарались церковники двадцать первого века подпортить вековую репутацию.
Понятно, что в этом мире и в этом времени все не так, но, как говорится, осадочек остался. Так что виной моей вспыльчивости стало не юное тело со всеми химическими процессами постпубертатного периода, а именно пропитанная цинизмом душа. Переселение этой души укрепило веру в высшую силу, но на отношение к церкви особо не повлияло.
— Ты полон гордыни и чужд раскаянью, сын мой. — Глаза священника стали колючими, и это разозлило меня еще больше.
И ведь понимаю, что поступаю глупо, но поди ж ты…
— А в чем мне раскаиваться? В блуде без венца? Так не пришло еще ко мне понимание сего греха, а каяться без искренности — то грех еще больший. Разве не так?
— То так, но ведь дело не только в блуде, а в греховной связи с ведьмой. — Дяденька был очень умным, за что ему респект и уважуха. Мне даже показалось, что слышу, как его мозги со щелчком перешли на другой режим работы.
— А где написано, что получившая лицензию государства практикующая боевую энергетику ведунья чем-то отличается от любой другой женщины?
— Ты как смеешь дерзить его… — утробно прогудел двинувшийся на меня боевой монах.
— Брат Савелий, уйми свой гнев, — тихо, но словно хлестнув здоровяка плетью, сказал священник.
Монах мгновенно скукожился и отошел обратно к окну. Впрочем, в его взгляде смирения не прибавилось, зато там хватало зловещих обещаний, адресованных лично мне.
Так, нужно срочно исправлять ситуацию, а то из-за любовной горячки я нахватаюсь врагов, как пес репьев.
— Прошу простить меня за вспыльчивость, отче. Просто наша встреча произошла так неожиданно… — Я склонил голову, показывая свое смирение. — Вы хотели о чем-то со мной поговорить?
— Да, но не с тобой, сын мой. Увы, та, с кем должна была пройти беседа, ускользнула, аки змея. Но, может, ты расскажешь, что делала в нашем городе сия ведьма?
— Ее планов мы не обсуждали, да и вообще говорили мало.
И ведь почти не соврал!
— Но как могли сойтись служилый видок и вольная ведьма? — недоверчиво нахмурился священник.
— А как сходятся мужчина и женщина? — с невинным выражением лица заявил я. — Увидел, решил познакомиться, воспользовался минутной слабостью дамы. Даже начинаю ощущать раскаяние.
— Самое время исповедаться, — наставительно предложил добрый батюшка.
— Вот как только раскаяние окрепнет, так сразу побегу в храм.
Я старался полностью убрать из моих слов издевку, но, судя по глухому рычанию брата Савелия, получилось плохо.
— И ежели что проведаешь о делах сей ведьмы, тоже побежишь?
— Вряд ли.
— Прискорбно. Знаешь ли ты, с кем связался?
— Не особо, зовут Эмма, по профессии ведьма, — осторожно сказал я, предчувствуя, что сейчас мне выдадут что-то интересное.
— Это не просто Эмма, а Эмма Булавка, — со значением произнес священник и всмотрелся мне в глаза.
Не знаю, что он там хотел увидеть, но прозвище мимолетной любовницы мне ни о чем не говорило. Разве что в таком свете пришпиливание кукловода к стенке уже не выглядело случайным.
— Она любит прикалывать свои жертвы к стене, как это делают нечестивые энтомологи с бабочками.
Хоть местный инквизитор и старался выглядеть мракобесом, но острого ума все равно не спрячешь — вон какие заковыристые слова ему известны.
— Ну так не безвинных же людей она прикалывает. Иначе здесь сидели бы не вы, а мои сослуживцы или жандармы. Да и вряд ли она первая ведьма, которая посетила Топинск.
— То так, но все эти отродья, коли появляются здесь по делу, идут в жандармерию или к нам. Она не пришла, значит, просто путешествует. Но столь одиозная особа не может не привлечь нашего внимания, к тому же когда рядом оказался видок.
— Поверьте, отче, — приложив руку к груди, с максимальной искренностью в голосе заверил я, — никаких общих дел у нас нет и не будет. Только, как вы сказали, блуд, да и он оказался совершенно случайным.
И опять почти не соврал, потому что в моем понимании общие дела — это когда люди вместе совершают поступки для совместной выгоды.
Священник еще раз постарался посмотреть через мои глаза куда-то в душу, но там у меня давно стоял фильтр цинизма и здорового скепсиса.
— И все же блуд непозволительная вещь для искренне верующего человека.
Было видно, что мой собеседник резко перешел на проповедь. С инквизиторскими делами он явно закончил.
— А что мне еще делать, отче? — со вздохом сказал я, добавляя в нашу беседу некую нотку исповеди. — Подвиг целибата для меня непосилен, а идти с кем-то под венец — значит обречь ее на вдовий удел.
— Отчего столь мрачные мысли?
— Я — видок, отче, за несколько месяцев меня трижды пытались убить. И если стану нести свою ношу прямо и твердо, дальше будет только хуже.
Неужели я до него достучался? Батюшка задумчиво огладил свою бороду.
— Тому, кто истов в своем служении людям и Господу, простится многое, но не забывай, от кого исходят соблазны, и старайся бороться с ними.
— По мере своих сил, — осторожно добавил я, чем вызвал уже добрую усмешку священника.
Впрочем, не нужно забывать, что передо мной православный инквизитор, или как еще они здесь называются.
Священник встал и, привычно осенив меня крестным знамением, протянул руку для поцелуя. Я не стал кочевряжиться и приложился к руке явно не самого худшего из представителей церкви.
Брат Савелий вместо благословения прижег меня злобным взглядом. Вот в ком смирения ни на грамм. Делегация в рясах величаво покинула номер, да и мне здесь делать уже нечего. Покосившись на дорогущий букет, я вздохнул и вышел в коридор.
Бедолага-метрдотель, подавая мне шинель, старательно прятал глаза, но претензий к нему у меня не было. Не знаю, сознательно он умолчал о начале нашего с Эммой разговора, или кабинет не прослушивался, но причастность ведьмы к убийству кукловода прошла мимо внимания инквизиторов.
Небо затянуло тучами, что в сочетании с морозом не способствовало прогулкам, так что я решил отправиться домой.
Может, в домашнем уюте немного оттаю душой.
Увы, и этой надежде не суждено было сбыться. Прямо у дверей каланчи, перетаптываясь на снегу, меня ждали два жандармских унтера и наш околоточный.
Готов биться об заклад, что нежданные гости не понравились Кузьмичу и он выдворил их на снежок. Да и Ивана Митрофановича за компанию, коль уж он привел таких недобрых посетителей. В том, что домовой способен это сделать, у меня не было ни малейших сомнений. Нас он, может, и принял, но добрее от этого не стал.
— Чем обязан, господа? — хмуро спросил я, подойдя к жандармам.
Иван Митрофанович демонстративно держался поодаль, всем своим видом показывая, что он присматривает за чужаками и вообще находится на моей стороне.
— Вас срочно вызывают в управу, — не менее хмуро ответил жандарм.
— В неприсутственный день?
— У меня приказ. — Жандармы дружно сделали небольшой шажок в разные стороны.
Да уж, было видно, что они имеют подготовку куда лучше, чем городовые, и явно намеревались применить силу, если я заартачусь. Неуютное ощущение, особенно для человека, в одночасье лишившегося силовой поддержки. Григорий находится рядом с Демьяном, да и настроен ко мне враждебно, а Евсей вообще куда-то запропастился.
Впрочем, никто сопротивляться не собирался, и уже через минуту мы вчетвером плотно грузились в служебные сани.
До управы добрались быстро. Город еще гулял, но до сильной загруженности дорог было далеко — все-таки в провинциальной жизни есть свои преимущества.
Беседа с жандармским ротмистром должна была пройти в нашем кабинете, что хоть немного, но все же успокаивало. Так же как и присутствие Дмитрия Ивановича. Оба унтера остались снаружи у двери, а ротмистр снисходительным жестом пригласил меня сесть на стул посреди комнаты.
Ну не направляет лампу в глаза — и на том спасибо. Мой начальник сидел за своим столом и пока демонстрировал нейтралитет.
— Итак, господин коллежский секретарь, начнем.
В ответ я лишь равнодушно пожал плечами.
— Расскажите подробно, что случилось в доме Гордея Сомова, — продолжил ротмистр.
— Все это есть в составленном мной отчете.
— Отвечать на поставленный вопрос! — мгновенно завелся жандарм, едва не брызжа на меня слюной.
Вот понимаю, что ссориться с жандармом неразумно, но все равно не смог оставить без ответа такое хамство. Неужели действительно заразился дворянским духом?
— Вы бы, господин ротмистр, не напрягались так, не то апоплексический удар может случиться.
— Ты! — окончательно взбеленился жандарм и, схватив меня за грудки, приподнял над стулом.
— Господин Пельховский, что вы себе позволяете?! — мгновенно подключился Дмитрий Иванович.
Жандарм отпустил меня и переключился на следователя. Они тут же принялись выяснять, кто и на что имеет право в этом городе, а я попытался понять, что вообще здесь происходит.
Если честно, понятия не имею, что он хочет на меня повесить. Даже если вскроется моя помощь Эмме, ему это вряд ли поможет. К тому же мой новый знакомый в рясе не выглядел зашуганным осведомителем, и местная инквизиция вряд ли будет бегать на цыпочках перед охранкой.
— Нет никаких доказательств того, что упырицы связаны с Сомовым, кроме слов этого мальчишки! — прервал мои размышления вопль жандарма.
Так вот в чем дело! Да уж, что-то праздники и общение с Эммой меня расслабили. Действительно, кроме моих слов, ничто не доказывает, что покойный Гордей является кукловодом. Если поставить мои свидетельства под сомнение, то можно все подать так, будто упыри явились из лесу на кровь, а глава местного жандармского управления не прошляпил мощного стригу у себя под носом.