— Ты кушай, кушай, а мне надо побыть одной Рубина вышла, и только Земфира смотрела ей вслед тревожным взглядом.
Бейбут вернулся домой с хорошими вроде бы новостями.
— Завтра священное золото будет у нас, — сказал он Миро. — Но для этого Баро нужна наша помощь.
— Что мы должны делать?
— Передать деньги сообщникам Рыча. — Бейбут присел рядом с сыном. — Их там целая банда. А Баро в это время заберет у Рыча золото. Но самое главное, сынок, чтобы они не смогли нас обмануть.
— Ну что ж. — Миро потянулся к своему ножу, с которым почти никогда не расставался. — С ними, я думаю, мы справимся.
— Да, но вот только нож придется оставить дома — это их условия.
— Обожди, отец, а если они будут вооружены?
— Приходится рисковать…
Миро с сожалением отложил нож в сторону, а Бейбут старался не показывать сыну, как он нервничает.
— Эх, Миро, жду не дождусь, когда мы уже разберемся здесь со всеми делами. И как же это люди всю жизнь живут на одном месте?
— Так давай прямо завтра и уедем, отец?
— Вот наступит завтра, тогда и решим.
— Но людям же надо успеть собраться.
— Не хочу решать заранее. Отложим пока.
— Не узнаю тебя, отец.
— Да я сам себя не узнаю! Какие-то не те мысли в голове крутятся… — И Бейбут вышел из шатра на свежий вечерний воздух.
Кармелита сидела на постели Рубины.
— Бабушка, ну скажи мне честно: что с тобой? Рубина с трудом открыла глаза и слабо улыбнулась:
— Ничего, все пройдет. К сожалению, возраст дает только опыт, но не прибавляет здоровья.
Кармелита взяла Рубину за руку и стала ее поглаживать:
— Хочешь сказать, что ты у меня старая? Нет! Помнишь, как ты недавно в театре на представлении отплясывала?
— Я бы хотела, чтобы меня такой и запомнили.
— Ты сейчас говоришь, как будто уезжать куда-то собираешься.
— Кармелита, внученька моя. Могу сказать тебе только одно: пока я жива, я тебя не покину…
А Баро и Земфира остались сидеть вдвоем за большим столом. Земфира поделилась с мужем своими мыслями.
— Значит, это все-таки правда — Рубина действительно взяла на себя всю болезнь Кармелиты? — переспросил Баро.
— Да, Рамир, это так.
По лицу цыганского барона пробежала тучка.
— А ведь я много лет не разговаривал с ней. Винил ее в смерти Рады. А она мне все прощала.
— Рамир, Рубина — человек большой души и очень сильная шувани.
— Да уж, сегодня я в этом убедился окончательно. Земфира вздохнула.
— Знаешь что, Земфира? Когда Рубина поправится, я устрою в ее честь большой праздник!
Но Земфира мягко взяла мужа за руку и посмотрела ему в глаза:
— Боюсь, что она уже не поправится, Рамир… Повисла звенящая тишина.
— Помнишь, Рубина говорила о связи с этим обрядом священного золота? — вновь начал Баро. — Так вот, завтра золото должно быть здесь. Мы отдадим Рычу деньги и вернем священный слиток!
Опять помолчали.
— Скажи, Земфира… А если бы золото не было похищено, тогда бы Рубине не пришлось на все это идти?
Земфира пожала плечами.
— Значит, и этот грех на моей душе!
— Не надо, Рамир, не вини себя. Так распорядилась жизнь. Ну ты же не можешь предвидеть все на свете!
— Но я и подумать не мог, что цыган может украсть цыганское золото — у меня это в голове не укладывается!
— Поэтому будь завтра осторожен, Рамир!..
Наконец Палыч с Максимом дождались, пока Рыч уснул.
— Все, пошли, — не выдержал Максим.
— Подожди, подожди еще, — зашептал в ответ Палыч, — видишь, он шевелится.
— Конечно, шевелится, — Максим начинал раздражаться. — Он же не сдох, а только спит.
— Ну, значит, не крепко еще спит. Надо подождать. Но Максим только махнул рукой и осторожно двинулся вперед.
Палыч нагнулся и поднял увесистый булыжник. Максим удивился:
— Это ты чего, Палыч? — Так, на всякий случай.
Чтобы добраться до того места, где лежало золото, нужно было пройти рядышком со спящим Рычем. И тут, в самый неподходящий момент, Максим наступил на какую-то железку — она отскочила и предательски задребезжала.
Рыч заворочался. Друзья замерли. Но, к счастью, Рыч только повернулся во сне на другой бок.
Друзья двинулись дальше и наконец добрались до заветной коробочки.
Максим схватил ее и собрался было двинуться обратно, но Палыч его остановил.
Он взял у парня коробочку, открыл ее, достал сверток, развернул, вынул золотой слиток и отдал его Максиму. Затем завернул в эту же тряпку свой, подобранный минуту назад камень, положил в коробку и поставил ее на место.
Максим молча поднял кверху большой палец, оценив выдумку друга. И снова на цыпочках, мимо спящего Рыча, друзья выбрались из каменоломен под ночное небо.
Добравшись до родимой Палычевой котельной, они плюхнулись на стулья и вдруг, совершенно для себя неожиданно, разразились припадком истерического смеха. Видно, так выходило из них все напряжение последнего дня.
Максим достал золото, и друзья залюбовались слитком.
— Слушай, Макс, а ты заметил, как оно блестело в темноте? Я, конечно, не большой знаток, но, по-моему, обычное золото так не блестит.
— Ага. Пойдем прямо сейчас к Зарецкому, отнесем — я думаю, с таким подарком он будет рад видеть нас в любое время дня и ночи.
— Ну что ж, давай. Сейчас, через минутку… Друзья думали действительно только пару минут передохнуть. Но не прошло и минуты, а оба они уже спали, прямо сидя на стульях — сказалась усталость, и нервная, и физическая.
Ах, если б только Палыч перенял от своей любимой Рубины хоть чуть-чуть дара предвидения будущего — пусть не далекого. Если бы мог предугадывать — пусть на день, на несколько часов! Тогда бы он бросился в дом к Баро, чтобы отдать это золото немедленно, а потом бы еще и побежал в табор, чтобы сообщить об этом цыганам!..
Но ни Палыч, ни Максим не умели смотреть в грядущее и спали, сидя на стульях, спали сном тяжело уставших людей, честно выполнивших большое и сложное дело.
Бейбут и Миро приехали в дом Зарецкого ранним утром, без четверти пять.
Баро встретил их с дипломатом в руке.
— Форс звонил еще ночью. Нас ждут через 40 минут. Меня — Рыч за городом на склонах у Волги. Вас — его дружки в склепе на Старом кладбище. Знаете, где это?
— Знаем, Баро, знаем.
Зарецкий заметил кнут у Миро за поясом.
— Миро, а ты что — верхом?
— Нет, кнут — это так, по привычке. Мы на машине. Баро открыл дипломат, показывая лежащие в нем деньги:
— Вот, здесь ровно полмиллиона евро. Но отдадите вы их бандитам только тогда, когда я позвоню и скажу, что золото уже у меня.
— Я все понял, Баро, — ответил Бейбут. — Не волнуйся.
— А я в вас и не сомневаюсь. Дай мне твою руку, ДРУГ.
Бейбут протянул руку, и Баро защелкнул на ней браслет наручников. Второй браслет он защелкнул на ручке дипломата.
— Неужели ты боишься, что я выпущу его из рук?
— Бейбут, так надежней, поверь мне. У бандитов будет меньше соблазна у тебя его из рук вырвать. Вот ключ. — И Баро передал ключ от наручников Миро. — Ну что, готовы? Тогда — вперед. И дай нам Бог удачи!
Мужчины вышли из дома. Бейбут и Миро сели в свою машину, Баро — в свою и разъехались в разные стороны.
В это же время Удав инструктировал Руку и Леху:
— Будете мне докладывать о каждом шаге — и чтоб никакой самодеятельности! Мобилы проверили?
— Да. — И бандиты показали свои телефоны, — Оружие? — спросил Удав. Рука вынул пистолет.
— Хорошо, спрячь. И без надобности не доставай.
— Ноя, если что…
— Никаких "если что" — только по моему приказу! Ясно?
Бандиты кивнули:
— Ясно.
— Тогда идите. И смотрите, если что-то пойдет не так…
— Обижаешь, Удав. Мы свое дело знаем. Ты ж сам сказал "Никаких "если что"". Все будет в лучшем виде!
Вечером Кармелита уложила бабушку в своей комнате, дождалась, пока Рубина уснет, и только потом позволила уснуть и себе.
Ближе к утру Рубина застонала. Кармелита проснулась, вскочила и подбежала к бабушке:
— Бабушка, бабушка, что ты? Пить хочешь? Рубина, увидев склонившуюся над собой внучку, попыталась улыбнуться.
— Там отвар, — проговорила она едва слышно. Кармелита тут же налила Рубине отвара.
— Вот твой отвар, бабушка, попей. Вот так… Рубина с трудом сделала пару глотков и бессильно упала на подушку. Потом с трудом взяла за руку присевшую рядом Кармелиту.
— Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда любила тебя. Любила и люблю!..
— Ты меня пугаешь, бабушка. Все будет хорошо, ты поправишься. Хочешь, я посижу с тобой?
— Посиди, посиди…
Рано утром, пока Астахов еще не выходил из спальни, Олеся, подгоняемая Тамарой, собрала все свои вещи в небольшой чемоданчик. Вышли в прихожую.
— Ну что, Олеся, присядем на дорожку. Я надеюсь, на новом месте у вас все сложится удачней, чем здесь.
— Да уж, хуже мне вряд ли где-то будет. — Теперь Олеся могла уже не сдерживаться.
— Иначе говоря — мы вас не поняли, не оценили по достоинству? Вероятно, в тюрьме все было по-другому?
— А знаете, Тамара Александровна, в тюрьме было лучше!
— Ну что ж, не вижу причин, почему бы вам туда не вернуться.
И тут в прихожую случайно вышел Астахов.
— Что здесь происходит?
— Ничего особенного, мы мило прощаемся с Олесей.
— Почему прощаетесь?
— Олеся от нас уходит. Надеюсь, дорогой, ты понимаешь — после того, что мы о ней узнали, я не могу держать в доме такую горничную.
— Да, но я Олесю не увольнял.
— А я уволила. Коля, мы же с тобой договорились. Ты же согласился с тем, что иметь в доме уголовницу, по меньшей мере, безрассудно.
— Николай Андреевич, я пойду, — Олеся взяла свой чемоданчик и направилась к выходу.