— Максим, а что у вас со Светой? Опять поссорились?
— Да нет, Палыч, мы не поссорились.
Палыч было улыбнулся, но Максим не дал старшему другу обрадоваться.
— …Мы расстались, Палыч.
И тут Максима прорвало. Он рассказывал Палычу все, что скопилось в душе, все, что наболело на сердце, все, что мучило и не давало покоя.
Старик сидел рядом, плечо к плечу, и только вздыхал. Наконец тихо спросил:
— Стало быть, теперь ты потерял их обеих? То были две, и ты метался между ними. Теперь — ни одной.
— Палыч, а двух-то и не было никогда. Что Светка? Светка — это, прежде всего, друг, а не женщина…
— Слава Богу, она тебя не слышит.
— Так она все знала с самого начала.
— Как же это? Она с самого начала знала, что ты все время мечтаешь только о Кармелите?
— Да. А сейчас думает, что я их обеих предал. И я ничего не могу объяснить.
Оба замолчали.
— А помнишь, — нарушил тишину Палыч, — когда у вас с Кармелитой только начиналось, когда вы только-только встретились, я тебе говорил: беги от нее!
— Помню. Но ты же не собираешься мне все то же самое говорить сейчас?
— Да нет, сейчас уже поздно. Сейчас ты должен за нее бороться, не отпускать, иначе… Иначе…
Палыч решительно махнул рукой, как будто хотел себе помочь найти нужное слово.
— Что? Что иначе? — перебил его Максим с горькой грустью в голосе.
— Счастливым ты никогда не будешь иначе! Вот что! Борись за нее сейчас!
Вот именно сейчас, немедленно, пока кто-то из вас опять глупостей каких-нибудь не наделал!
— Палыч! Кармелита, между прочим, должна была выйти замуж за другого человека!..
— Но не вышла же.
— Не вышла. Но как же я могу за нее бороться, если я даже не знаю, что там вообще на этой свадьбе произошло!
— Так узнай!
Трудно было возразить что-нибудь против непробиваемой Палычевой логики.
И Максим решил узнать все из первых рук. То есть из самых первых. Проводив Палыча, он набрал по мобильнику Миро…
Света вошла в студию и села на диван. Следом за ней Антон вкатил коляску с игрушками и стал раскладывать их вокруг девушки.
— Ну, и что же это за такие красивые жесты? — спросила Света уже откуда-то из середины плюшевого зверинца.
И Антон сбивчиво стал говорить, что он вовсе не хочет просто задобрить всем этим Свету; что он хочет помогать ее ребенку, ну то есть, своему ребенку, ну в общем, их общему ребенку; что у него проснулись отцовские чувства и что будущему маленькому человеку он все-таки не чужой.
Света внимательно его слушала, силясь понять причину волнения Антона: врет или стесняется? Просто играет для чего-то? А может быть, он и в самом деле искренен?
И, что интересно, Антон и сам не сумел бы ответить сейчас на эти вопросы. Да, конечно, сначала он просто шел к Светке, чтобы разыграть из себя правильного папу. Но вот сейчас, когда он все это говорил, когда смотрел на Свету, на ее пока что почти не выделяющийся живот, на принесенные им же самим игрушки и коляску, когда говорил о малыше, который должен вскоре появиться, — Антон вдруг мысленно его увидел, представил, и в нем шевельнулось что-то новое, доброе и светлое.
В общем, последнюю фразу он еле выдавил из себя уже искренне дрожащим голосом:
— И ради ребенка, Света, я хочу, чтобы у нас с тобой были хорошие отношения.
Света по-прежнему напряженно молчала.
— Ну разреши мне просто вам помогать. И все.
— Интересно, и что же ты хочешь взамен?
— Ничего, Света, ничего! Я знаю, что ты любишь Максима и, может быть, даже выйдешь за него замуж, я ничего не хочу… Пожалуйста!
— Даже так?
— Да. Только прошу тебя: ни в коем случае не надо говорить нашему ребенку, что Максим — его отец. Я хочу сам воспитывать нашего сына.
— Почему обязательно сына?
Антон не сразу понял вопрос, немножко растерялся, и, глядя на него, Светка улыбнулась:
— А если девочка? Антон улыбнулся в ответ.
— Тем лучше! Тем лучше! Мальчик, девочка — одинаково хорошо. Боже, каким я был дураком, когда уговаривал тебя избавиться от ребенка. Я…
Но Света никак не могла поверить — слишком уж не похож был сегодняшний Антон на того прежнего, которого она очень хорошо знала. Однако Антон не унимался:
— Понимаешь, я теперь просто счастлив! Счастлив быть отцом нашего ребенка… И еще я счастлив оттого, что мама моего ребенка — это ты!..
— Мне очень приятно, Антон, слышать то, что ты сейчас говоришь о ребенке. Но, знаешь, я бы хотела спросить совсем о другом. А с чего ты взял, что я хочу выйти замуж за Максима?
Антон удивленно посмотрел на Свету.
— А что? Нет?
— У нас с Максимом все кончено, мы расстались.
— Какой же я был дурак, что потерял тебя!
— Остановись, Антон, по-моему, на сегодня неожиданностей для меня уже достаточно.
— Света, пойми, я как только представлю, что на свет появится маленький человечек, представлю, как он будет нам улыбаться, — так сразу на душе становится как-то тепло.
Света даже не нашлась, что ответить. А Антон не останавливался:
— Света, может быть, только ради этой его улыбки нам с тобой стоит подумать: а не погорячились ли мы, когда расстались?.. Давай подумаем вместе, может быть, мы можем начать все сначала?
— Ну давай…
— Давай начнем все сначала?
— Давай подумаем. Для начала.
— То есть у меня есть шанс?
— Антон, я не могу тебе ничего ответить.
Он взялся за ручку коляски, молча прокатил ее туда-сюда по студии.
Наконец сказал:
— Ты только помни, пожалуйста, что я рядом. И если что — звони. В любое время звони…
Антон ушел. А Света вытащила из игрушечной кучи симпатичного жирафика, повертела в руках, и вдруг он запищал — очень уморительно и как-то совсем не по-жирафьи. Света рассмеялась.
— Тебя будут звать Антон — тоже не думала, что от него когда-нибудь такое услышу…
Антон же продолжал ковать железо, пока горячо, и решил тут же поговорить еще и с Форсом. Он даже не стал звонить ему на мобильник, а просто пошел в "Волгу" — и не ошибся: Форс сидел за своим обычным столиком.
Парень сам удивился столь быстрым переменам, произошедшим в нем. Ни отцовство, ни даже свадьба уже не пугали его, как раньше. Наверное, права мама. Бизнесмен должен чувствовать за спиной надежный тыл в виде семьи.
Так что и с Форсом можно разговаривать иначе, а не так, как раньше планировал…
— Леонид Вячеславович, у меня для вас есть две новости…
— Одна плохая, другая хорошая?
— Да нет, обе, в общем-то, ничего.
— Выкладывай.
— Во-первых, Света не выходит замуж за Максима.
— Откуда ты это знаешь?
— Она сама сейчас мне об этом сказала.
— Интересно. Ну а новость номер два — это то, что ты был сейчас у нас дома и говорил со Светой?
— Не только говорил. Леонид Вячеславович, мне кажется, что у нас с ней сдвинулось с мертвой точки; так сказать, лед тронулся. И весна в наших отношениях не за горами.
— Красиво говоришь…
— Да нет, я же серьезно. Ну, в общем, мне кажется, что у меня есть все шансы восстановить прежние отношения. А если вы мне хотя бы чуть-чуть поможете, то и вопрос со свадьбой может быть решен именно так, как вам и хотелось.
Форс удивленно поднял брови и нехорошо посмотрел на Антона:
— "Вам"?
— Нет-нет, конечно же, как нам и хотелось, нам.
Глава 2
Кармелита шла по лесу. И сама не замечала того, где она и что происходит вокруг. Слишком много всего бурлило и кипело внутри, чтобы девушка могла обращать внимание на происходящее снаружи.
Слез уже не было — слезы кончились, как кончилась и вся ее прошлая жизнь. Что она сделала с самыми близкими своими людьми, и что они сделали с ней? Миро — человек, который ее любил и которого она… Ну, не любила, но уважала за благородство — этого человека она обманула: по своей воле согласилась стать его женой и накануне свадьбы изменила с другим. Отец, вырастивший ее один, без матери, и любивший больше жизни — что же должен чувствовать он теперь к ней, своей дочери, опозорившей себя и его перед всем родом?
Нелюбимый — любимый ли? — Максим… Максим, от которого она отказалась, не разобравшись в самой себе; в объятия которого потом снова бросилась, как в омут, в ночь перед собственной свадьбой, и который теперь обручился с ее лучшей подругой Светой… Ее Максим… Впрочем, нет — зачем этот самообман?
Максим уже совсем не ее. И еще эти взгляды цыган, ее родни. Взгляды, которые она чувствовала и во дворе своего дома, и в своей комнате сквозь стены, и в этом лесу, хотя и была тут совершенно одна.
Что дальше? Ничего… Тогда зачем, зачем же дальше?!. Тогда уже ничего и не нужно.
Сашка вел коней к озеру. А по дороге думал о том, что в доме Зарецкого образовалась какая-то звенящая, напряженная пустота, которую, казалось, можно почувствовать даже на ощупь. После всего, что там произошло, после свадьбы, на которой никто так и не погулял, Сашка еще больше разочаровался в людях (Маргоша составляла приятное исключение). И еще больше убедился в том, что лошади — они как-то честнее и лучше. Можно даже сказать, чище. Особенно после того, как Сашка их в озере помоет…
Спускаясь по пологому склону, он случайно бросил взгляд на озеро — и остолбенел: в воде стояла Кармелита. Нет, не стояла — она заходила все глубже и глубже. Вода уже доходила ей до груди, а она все шла и шла.
Сашку как парализовало.
Наконец он крикнул: "Кармелита!" Но та ничего не слышала и продолжала идти. Крикнул еще и еще раз. Кармелита была уже по шею в воде и даже не повернула головы. Все это казалось чем-то нереальным, словно эпизод из современного кинотриллера, которые Сашка недолюбливал.
Поняв бесполезность криков, Сашка бросил коней, опрометью скатился со склона, не раздеваясь, кинулся в воду и поплыл туда, где уже скрывалась под водой голова Кармелиты — дочки Баро, выросшей, можно сказать, у него — Сашки — на руках.