Глава 36
Главное достоинство ресторана в том, что в нем можно отлично проводить время, но нельзя жить. В противном случае это заведение потеряло бы всю свою прелесть. Вот и Астахов с Олесей отлично посидели в "Волге". Но в конце концов вернулись домой.
— По-моему, все было замечательно! — сказал Астахов уже в прихожей.
— Да, конечно, — печально произнесла Олеся, остановившись в дверном проеме. — Все было здорово! Только…
— Что "только"?
— Я не понимаю, зачем мы сюда вернулись? Мы могли бы погулять еще.
Астахов рассмеялся, принимая ее слова за шутку.
— Мы пришли сюда, любимая, чтобы побыть вдвоем! Как и положено двум влюбленным!
— Нет, Коля, нет. Сюда в любой момент может вернуться твоя жена…
Николай Андреевич перестал смеяться. И строго поправил девушку:
— Может вернуться не моя жена. А моя бывшая жена! Я прошу тебя запомнить это раз и навсегда. Навсегда! Она теперь — бывшая. И в прежнем качестве она сюда уже никогда не придет.
Раздался громкий, резкий звонок. Олеся уставилась взглядом в дверь.
— Никогда не придет, говоришь?
Астахов расстроился. Но постарался держаться бодрячком.
— Да нет, ну брось, Олеся. Это не она. Она бы не стала звонить. Ключ-то я у нее не отбирал. Ей сейчас все равно жить негде, — конец фразы он бессовестно скомкал, произнеся его практически шепотом.
Астахов открыл дверь. Олеся же решительно прошла дальше, в гостиную, плюхнулась на диван. Если это все же Тамара, она ее встретит не робкой овечкой, а ровней — такой же хищницей, как она сама.
Но все оказалось не так плохо. А намного хуже!
В гостиную Николай Андреевич вошел с Максимом…
— Проходи, проходи, Максим. Рассказывай, что там у тебя стряслось.
— Я… Тут… — В этот момент парень увидел Олесю, сразу вспомнилось, как здорово посидели они вчетвером на вечеринке, и от этого стало еще больнее. — Привет.
Олеся кивнула головой в ответ.
— Да не тяни кота за хвост. Рассказывай уже, что там стряслось.
Наверное, что-то по работе?
— Если бы, — грустно улыбнулся Максим.
— Ну, я не знаю, — удивился Астахов. — Что для тебя может быть важнее работы?
— Кармелита, Николай Андреевич. Она важнее. Не только работы. Она для меня важней всего на свете…
— И что же, вы опять поссорились?
— Нет. У нас все хорошо. Никогда раньше еще не было все так замечательно. Но… Кармелиту похитили, — наконец смог сказать Максим.
— Кармелиту похитили? — переспросил Астахов, все еще не веря, что такое может быть.
— Да.
— Как? Когда? Где? И… кто это сделал? Что-нибудь известно? Наверное, в этот момент рядом с ней никого не было?
От этих слов Максиму стало совсем плохо. Может, правду говорил Миро.
Лучше бы тот бандит покрепче ударил его по голове и насмерть вышиб мозги.
Потому что нет сил слышать такие слова. Да и самому больно понимать, что не смог защитить свою любимую.
— Николай Андреевич, я… Я был с ней. Но на нас напали. Двое. И я так понял, что у них неподалеку, в леске была машина с подмогой. Один из нападавших — Рыч. Он мне нес какую-то пургу, что хочет нам помочь, хочет спасти Кармелиту. А пока он отвлек мое внимание, второй подкрался сзади и оглушил меня.
— Да-а-а, — только и смог сказать Астахов. У Максима слов осталось немного больше:
— И еще я знаю, что все это какой-то Удав задумал.
— Макс, чем я могу помочь тебе? Все же Астахов — не последний человек в этом городе.
— Николай Андреевич, вы не просто "не последний", вы — первый. Мне сейчас нужно что-то делать, я должен как-то искать.
— Так объединился бы с Зарецким! Я так понял, что у тебя с ним отношения наладились, — сказал Астахов.
Максим ненадолго задумался: стоит ли рассказывать шефу о ссоре с Миро. И решил, что нет. Это только его дело. Точнее — их с Миро.
— Николай Андреевич, цыгане сказали, что сами будут разыскивать по своим каналам. Так, может, и мы, астаховская фирма, как-то объединимся?
Услыхав такие слова, Николай Андреевич собрался, как-то весь подтянулся и сказал проникновенно, но не слезливо:
— Максим, конечно. Не сомневайся. Я разузнаю по своим каналам, что за беспредел происходит в городе. Обещаю, я сделаю все, что смогу.
Олеся в этот момент невольно залюбовалась Астаховым. Какой он все-таки у нее замечательный! Какая же дура Тамара, что не ценила этого. И не ценит.
— Да, Максим, но мне, чтобы знать, о чем говорить, нужно кое-что выяснить. Уже известно, зачем похитили Кармелиту?
— Да… Они хотят выкуп.
— Сколько?
— Миллион евро…
— Миллион евро?.. С ума сойти. Для нашего тихого Управска… Ничего себе.
— Похитители считают, что у Зарецкого есть такие деньги. Наличными.
— Такую сумму, вот так с ходу, сразу найти невозможно! Я думаю, Баро должен обратиться в милицию.
— Но похитители сказали, что убьют Кармелиту, если он в милицию обратится.
Астахов помрачнел.
— Тяжело и больно говорить на такие темы. Только скрывать правду тоже нет смысла. Ты знаешь, Макс, я не хочу тебя пугать, но часто, даже получив выкуп, похитители стараются избавиться от жертвы…
— Значит, ты мне веришь? — спросил Рыч с надеждой.
— Нет. Не совсем… — ответила Кармелита.
— Но почему, черт возьми? Я же тебе уже все объяснил.
— Понимаешь, Рыч, за каких-нибудь пять минут доверие легко потерять. А вот вернуть — очень трудно. Очень. Тем более ты… Охранник, который вместо того, чтобы охранять… Как я могу тебе верить после того, как ты хотел убить Максима, а потом меня?
— Да не собирался я его убивать, — сказал Рыч, почти не соврав. — И потом, что ты только о плохом говоришь? Ты вспомни. Вспомни хорошенько…
— Да что ж мне вспоминать, Рыч, хорошего?
— А так уж и нечего?
— Да нет вроде, — засомневалась Кармелита.
— Значит, нечего? А кто ж это твоего любимого Максима из тюрьмы вытащил, от статьи спас. Кто? Рыч!
Кармелита не сразу нашла, что сказать.
— Ну, знаешь… Ты тогда все делал по приказу отца. Цыган грустно улыбнулся.
— Интересно у тебя получается. Рыч — такой… ну, дьявол, вроде… Как что плохое — то виноват на всю катушку. Причем за всех. Все остальные беленькие, один только Рыч плохой. А если что-то хорошее, то опять же Рыч ни при чем. Это ему другие приказали быть хорошим. А он как был дерьмом, так дерьмом и остался. Так, что ли?
На этот раз Кармелита вообще промолчала.
— Если б я был таким безнадежно плохим, просто промолчал бы. И сидел бы твой Максим как миленький. Зону топтал бы, а не в Управске прохлаждался.
Рассказав твоему отцу всю правду, я ведь прекрасно понимал, что Баро смолчать не сможет. А значит, Максима оправдают.
И снова его бывшая подопечная не сказала ни слова. Потому Рыч продолжил:
— Долго мы с тобой говорим, непростительно долго. Тут жизнь на волоске, а мы как в суде разбираемся. Давай, я сейчас зубами твои узлы развязать попробую…
Но в ту же секунду раздались чьи-то шаги. В голове почему-то мелькнула безудержно оптимистическая догадка: "Неужели свои идут?"
Земфира сидела, обхватив голову руками. А Люци-та суетливо ходила взад-вперед по палатке, не находя себе места.
— Хватит маячить! — сказала наконец Земфира, не поднимая головы.
— Что-то случилось… что-то случилось. Если бы все было хорошо, Богдан давно бы уже дал о себе знать.
— Вот как? — Мать освободила голову из своих рук. — Не ожидала я такого. Тебя только твой Рыч и волнует! — с горькой усмешкой подвела итог Земфира.
— Мама! Ну мама! Не нужно так! Дело не в этом. Если бы все сложилось, как он хотел, — он бы спас Кармелиту, и все бы уже давно закончилось. А получается, что все сложилось совсем плохо…
— Дочка, но почему ты такая доверчивая? Вопрос в том, хотел ли он на самом деле спасать Кармелиту? Может быть, он тебя обманул, а ты ему поверила?
Люцита застыла посреди палатки. И села на пол, почти рухнула. Сказала, чуть ли не плача:
— Мама, ты так говоришь о человеке, которого, может быть, уже убили. И убили именно тогда, когда он стал человеком.
— Боже, Боже, — сокрушенно вздохнула Земфира. — Боже, как же ты ему веришь! И кому? Кто он такой? Ты же его почти не знаешь…
— Нет, мамочка. Я хорошо успела его узнать. Сказано это было так горячо и с такой искренностью, что мать немного смягчилась:
— Хорошо-хорошо. Предположим… Только предположим, что твоему Рычу можно верить. Что с ним могло случиться?
— Он мог погибнуть?
— И кто его мог убить?
— Удав.
— В таком случае он получил то, что заслужил, — сорвалась Земфира в прежнюю пропасть недоверия.
— Как ты можешь так говорить?! Каким бы ни был человек — разве можно желать ему смерти!
— Да, дочка, можно желать и смерти. Особенно тому, кто так легко играет с жизнями других людей!
Люцита расплакалась. Мать смотрела на нее, не зная, что делать: то ли жалеть свою кровиночку, то ли ругать негодную дочь.
— Правду говорят: любовь зла. Господи, разве могла я подумать, что моя дочь полюбит бандита…
— Да, мама, — сказала Люцита сквозь слезы. — Твоя дочь полюбила человека, которого ты считаешь бандитом. Но на самом деле — она полюбила такого же несчастного, как и сама.
— Рыч — несчастный человек?
— Да! Его отвергли также, как в свое время отвергли и меня.
— Не путай, дочка, не путай. Рыч — изгой. И стал он им по своей вине. А тебя, Люцита, никто не отвергал…
— Нуда! Как же? Конечно! Никто! Когда-то я любила Миро, но была ему не нужна. Вначале я думала, что это из-за Кармелиты — но нет. Просто в его глазах я — "ничто".
— Он же не виноват, что не смог тебя полюбить.
— Хорошо, я согласна, что не виноват. Но кто тогда виноват? Никто.
Значит, такая моя судьба. То же самое произошло и с Богданом: он, как пес, был предан Баро, а тот выгнал его.
— Не надо было совершать то, что он совершил! Не нужно было бандитствовать. И никто бы его не выгнал.