— Ты знаешь, мама. Мы… так похожи с ним. Я поняла, что нас будут отвергать все и всегда — пока мы не будем вместе.
— Доченька… доченька… Но нельзя же так… Люцита перестала плакать, глаза ее заискрились, и в них была видна непреклонная воля любящей женщины.
— Дай мне договорить все до конца! Иначе ты никогда меня не поймешь. И вот теперь, когда мы нашли друг друга, когда у нас появилась надежда на счастье, — ты меня осуждаешь. Ты осуждаешь меня за то, что я полюбила человека, которого все вы считаете бандитом? А я его таким не считаю, потому что знаю лучше вас. Так неужели я не могу быть свободна хотя бы в своих чувствах?
Земфира впервые по-настоящему представила себя на месте дочери. И вдруг всем своим женским сердцем почувствовала всю ее боль. И ее надежду.
— Да, да, мама. Мне запрещали любить Миро. Теперь ты запрещаешь мне любить Богдана. Ну почему… почему я не могу быть просто счастливой?! Что ж я, виновата, что в таких неподходящих людей влюбляюсь?
— Боже мой… Бедная моя девочка… — только и смогла сказать Земфира.
Минут пять женщины посидели молча. Потом, так же молча, мать встала, начала собираться.
— Я должна идти. Мне сейчас надо быть рядом с Баро. Как бы он не натворил глупостей. Мужчины иногда принимают слишком быстрые и необдуманные решения. А ты, Люцита, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
— Если Рыч все-таки появится у тебя — дай мне знать.
— Мама, ты что, хочешь, чтобы я его предала?
— Да нет, что ты! Ты не так меня поняла. Я не собираюсь его сдавать кому-то. Просто хочу с ним поговорить.
— О чем?
— Попробую помочь ему выпутаться из этой ситуации. И если он поможет Кармелите — я тоже помогу ему оправдаться перед Баро.
Люцита посмотрела на мать с удивлением и благодарностью. Слезы мгновенно высохли.
— Ты… Ты вправду это сделаешь?
— Дочка, ты меня в чем угодно можешь обвинять. Но уж точно не во лжи.
Если все, что ты сказала о Рыче, — правда, я помогу ему. А значит, и тебе.
— Спасибо, мама.
Женщины обняли друг друга. Как же здорово, когда дочь может сказать матери обо всем, что происходит. А мать может понять и принять все, что с ней случилось.
Нет! Нет! Это было слишком хорошо, неправдоподобно хорошо и просто, если бы сейчас пришли свои. В пещеру вбежал Рука. Застыл на мгновение, когда увидел, что Рыч и Кармелита содрали пластырь со рта. Сам по себе факт, может быть, и не такой страшный. Просто непослушание в пленниках ужасно и недопустимо само по себе.
— Поговорить захотели, сволочи?! — процедил сквозь зубы Рука и, угрожающе помахивая пистолетом, направился к паре пленников.
Рыч пополз ему навстречу, чтобы заслонить собой Кармелиту. Но дальнейшее поведение Руки было непонятным и необъяснимым. Он выключил свет и встал рядом с пленниками:
— Тихо, вы! Рыпнетесь, я вам все мозги повышибаю, понятно?
— Да, но я… — начал было говорить Рыч.
Но похититель тут же ударил его пистолетом по губам, чуть не выбив зубы.
— Т-с-с-с… Тихо, я сказал!
— Тихо, говоришь? — насмешливо переспросила Кармелита. — Ая цыганка.
Петь хочу. Сейчас как запою.
Рука оглянулся испуганно.
— Я тебе спою! Я тебе!.. Папашка твой идет сюда… Тебя, наверное, ищет…
Глаза цыганки загорелись надеждой. Рука не видел этого, но почувствовал.
И потому тут же стал ей угрожать:
— Пикнешь — пристрелю… Но начну не с тебя, а с бати твоего, когда он сюда с фонарем сунется. На твоих глазах замочу папашу — большого цыганского барона. Так что будешь умницей, девочка моя. Ты же будешь молчать, да? Ни слова не проронишь? Все, тихо. Идут!
Баро, Миро и охранник уже довольно долго ходили по катакомбам. Несколько раз в сердце закрадывалось нехорошее предчувствие — заблудились. Но нет — каждый раз выходили на знакомую дорогу. И с каждым часом поисков все меньше становилась надежда найти здесь Кармелиту. Вот забрели и в еще одно малоизвестное ответвление штреков.
— Баро, я там посмотрю! — махнул Миро рукой куда-то в сторону.
— Смотри, смотри, — кивнул Баро.
Миро прошелся вдоль неровной стены. И вернулся назад.
Эх, если бы он прошел еще метров двадцать да повнимательнее всмотрелся в каменные глыбы, наверняка бы заметил ход в пещеру.
Но он не прошел и ничего не увидел.
— Ну что, Миро? Никаких следов? — грустно спросил Зарецкий.
Миро отрицательно покачал головой.
— Ничего.
Баро тяжело вздохнул.
— Что ж, я так и думал. Не будет Рыч прятать Кармелиту там, где потерял золото.
— Но где же, черт возьми, ему ее еще прятать?
— Если бы я знал… Если бы… Здесь ее дальше искать бессмысленно.
— И что вы предлагаете дальше делать?
— Остается только одно — ждать. Будем ждать, пока они сами свяжутся с нами.
Шаги стихли.
Рука прислушался. Да, похоже, искатели далеко ушли. Опять включил свет.
Насмешливо посмотрел на Кармелиту и Рыча.
— Ну что, голуби сизокрылые? Не нашли вас… и не найдут. Я свое дело крепко знаю. Рука — настоящий мастер своего дела. За это Удав меня и ценит.
Говорит: "Ручная, ха-ха, у тебя работа!"
Домой Земфира приехала одновременно с Рами-ром. Ну разве что на пару секунд раньше. Успела забежать домой и уже оттуда, в окно, увидела, что муж возвращается. По лицам его и Миро все поняла. О деле лучше не спрашивать.
— Ну что ж, Миро, — сказал Зарецкий, прощаясь с парнем. — Езжай в табор. Я думаю, мы сегодня обошли все… По крайней мере, мы теперь знаем, где ее точно не прячут. Это уже хоть что-то…
Миро прекрасно понимал, что это отговорка. Но на сердце и так было погано. Так что еще больше ухудшать настроение правдой совсем не хотелось. И все же…
— Значит, Баро… надо собирать деньги на выкуп?
— Да, Миро… Форс прав, мы можем только разозлить Рыча.
— Табор, как всегда, готов помочь тебе. Я сейчас туда. Крепись, Баро.
Зарецкий вошел в дом. В прихожей его ждала жена:
— Рамир!
Баро мрачно, с болью посмотрел на Земфиру.
— Прости меня, — сказала она. — Я очень волнуюсь за Кармелиту..
Но прежняя обида его еще не покинула.
— И поэтому скрываешь от меня то, что знаешь?-!
— Я от тебя ничего не скрываю. Я говорила тебе правду. Давно говорила.
Баро не ответил.
— Ты верил Рубине… ты прислушивался к ее словам. Но ко мне прислушаться ты не захотел.
— Ты сама сказала, что похищение Кармелиты не твоя тайна. Тогда чья?!
— Тех, кто ее украл, Рамир. Мне так же больно, как итебе… Поэтому давай не будем делать друг другу еще больнее.
После слов Астахова лицо Максима скривилось. И Николай Андреевич понял, что сейчас может начаться истерика. Страшная мужская истерика с инфарктом или инсультом.
— Макс! Максим! — сказал жестко, по-отцовски. — Стоп-стоп-стоп!
Успокойся! Держи себя в руках. Мы все сделаем. Мы освободим Кармелиту. Все будет хорошо…
Максим закрыл глаза, взял себя в руки. Сделал глубокий вдох, потом выдох. И только после этого немного расслабился. А безобразная истерическая маска на лице — разгладилась.
— Да, да, Николай Андреевич, вы правы. Нельзя себя распускать. Нужно держаться. Извините…
— Ты меня извини, что я так разговариваю. Но, сам понимаешь, тут иначе нельзя. Мы ведь ничего не добьемся, если будем так психовать, закатывать истерики. Я понимаю, тебе очень больно, но нужно терпеть. И дело делать.
— Да я сам знаю, Николай Андреевич. Я, просто когда понимаю, что ничего сделать не могу, — и это, прямо… Прямо как… — он так и не смог сказать что-то внятное, а просто хлестнул рукой по воздуху.
— Именно поэтому ты должен сейчас собрать всю волю в кулак. Только в таком случае можно помочь Кармелите.
— Спасибо вам, Николай Андреевич.
— За что?
— Ну как за что? Вы меня поддерживаете, пытаетесь помочь.
— Да брось, ты же знаешь, как я всегда к тебе относился. И сейчас сделаю все возможное, чтобы спасти Кармелиту. Кстати… Что, если я предложу помощь Зарецкому?.. Ну, финансовую. Ему ведь трудно будет собрать такую сумму.
— Я даже не знаю, Николай Андреевич, он человек гордый, и так уже одалживал. А сейчас… Думаю, может отказаться.
— Даже в такой ситуации? Ему ведь так нужны деньги.
— Ну, я не знаю… такой человек. Хотя… тут такое дело.
— Ладно. Ты не расстраивайся, мы что-нибудь сообразим. Будем что-то придумывать, — Спасибо вам. Просто… спасибо.
В одно прекрасное мгновение Тамара вдруг поняла: все, хватит быть безвольной тряпкой, больше нельзя дергаться глупой, безмозглой марионеткой по велению чужих пальцев. Пора брать инициативу в свои руки и начинать играть наравне с другими сильнейшими игроками.
Ох, не зря, совсем не зря она сама толкнула Антона, родного сына, в историю с похищением. Уже тогда в ней мелькнула искоркой какая-то неясная догадка. А потом из этой искры разгорелось пламя. И с удивительной четкостью вырисовалась очень изящная комбинация.
Сначала Тамара подумала, а нельзя ли провернуть все самой? Или только с помощью Игоря? Но потом поняла: нет, слишком рискованно. Особенно если учитывать боевые качества ее давнего любовника. Тутнуж-ны люди покрепче. Вот что выходит. Как ни крути, а без Форса все равно ничего не получится.
Ну что ж — Форс так Форс. Он человек разумный, и нужный процент отстегнет по-родственному. Бог даст, не обманет. Тем более что тайна, которую собралась ему открыть Тамара, может обернуться хорошей добавкой к выкупу, который затребовали у Зарецкого…
Правда, сам Форс своего счастья сначала не понял, спросил недовольно:
— У меня так много дел, а тут ваш звонок. Вы хотели меня видеть, Тамара Александровна?
— Очень, Леонид Вячеславович, очень, — обворожительно улыбнулась она.
— Вы сказали, это что-то срочное.
— Весьма. Да вы садитесь, присаживайтесь, Леонид Вячеславович, в ногах правды нет. А разговор, видимо, предстоит долгий.