– Когда вылечишься от фригидности, позвони, – бросил он уже на пороге и ушел, хлопнув дверью.
Во второй половине длинного воскресного дня Настя Каменская долго сидела в информационном центре, обрабатывая по собственной программе статистику преступности по городу. Ей разрешали работать на компьютере в виде исключения, но за это она должна была писать целые разделы в аналитические справки, которые готовили сотрудники центра. Цифры не сходились, и Насте приходилось возвращаться к самому началу, чтобы разобраться, куда вдруг исчезали одни преступления и откуда появлялись другие. Дело обычное, база данных о зарегистрированных преступлениях формируется на основе карточек первичного учета, которые заполняются вручную, а потом вручную же данные из этих карточек «набиваются» в компьютер, так что вероятность различных ошибок достаточно велика. И потом, частенько случается, что потерпевший заявляет о преступлении, на него заводится карточка, данные из которой через какое-то время попадают в информационный центр ГУВД, а потом оказывается, что никакого преступления не было, украденная якобы машина была оставлена владельцем в залог кредитору (не без нажима последнего, разумеется), разбойное нападение было на самом деле не более чем вынужденной выплатой давно просроченного долга, а избиения и хулиганство – плодом не особенно изощренной выдумки разгневанной супруги или склочного соседа. В прошлом месяце эти факты прошли как зарегистрированные преступления, после чего, уже в следующем месяце, их из данных прошлого месяца исключают, и из-за этого сумма преступлений за каждый отдельный месяц никогда не сходится с итоговым показателем. Но Настя мужественно продиралась через всевозможные нестыковки, потому что терпеть не могла, когда цифры в статистике не сходились хотя бы на единицу.
Она успела сделать довольно много таблиц, когда в компьютерный зал заглянул кто-то из программистов.
– Каменская, тебя из дежурки разыскивают, позвони им.
Настя с сожалением оторвалась от компьютера и пошла звонить.
– Ася, тебя сильно хочет гражданочка Исиченко, – заявил ей дежурный по городу Кудин, славный мужик, которого Настя знала много лет и который постоянно подтрунивал над ней за неутомимость в работе и неизбывную страсть к решению интеллектуальных задачек.
– Кто?!
– Исиченко Людмила Борисовна. Знаешь такую?
– Знаю. Где она?
– Я ее в бюро пропусков отправил, там сидит, дожидается. Зоя тебе позвонила, а тебя на месте нет, так я тебя уже по всем телефонам вызванивал, мне Гордеев сказал, что ты сегодня «режим» отсиживаешь.
– Васенька, я сейчас позвоню, чтобы ей пропуск выписали, а ты, будь другом, пошли кого-нибудь, чтобы ее ко мне проводили. Я уже бегу в свою конуру.
– Издалека бежишь-то? Откуда я тебя выдернул?
– Я у Ларисы на машине работаю. Сделаешь?
– Ладно уж, так и быть.
Настя схватила распечатанные таблицы и пулей помчалась к себе. Исиченко явилась! Да не когда-нибудь, а в выходной день. Сильно ее, видать, припекает. Что же там случилось, интересно?
Сегодня Исиченко выступала в зеленом. Болотно-зеленые брюки, ядовито-зеленая шляпа и такой же шарф, а в довершение ансамбля – короткая шубка из крашенной в зеленый цвет норки. Настя как-то видела такую шубку в дорогом магазине, она стоила кучу денег – с запредельным количеством нулей.
Она с трудом отвела глаза от завораживающе зеленого колера и посмотрела в лицо женщине. Исиченко была, пожалуй, чуть бледнее, чем обычно, но зато в целом казалась намного спокойнее, чем во время предыдущих встреч с Настей.
– Я подумала над тем, что вы мне сказали, – начала она прямо с порога, – и решила признаться.
– Присядьте, пожалуйста, – мягко сказала Настя, стараясь скрыть волнение. – Вы можете снять шубу, у нас довольно тепло.
Исиченко уселась на стул лицом к Насте, но шубы не сняла, только расстегнула. Под шубой у нее оказался травянисто-зеленый свитер.
– Я вас внимательно слушаю, Людмила Борисовна.
– Я пришла, чтобы признаться в убийстве.
Настя молчала. Она просто не знала, как себя вести, что говорить, когда психически нездоровый человек признается в совершении преступления. Делать вид, что веришь? Или, наоборот, что не веришь? Учитывая инцидент со Светланой Параскевич, нельзя забывать, что эта женщина может оказаться опасной. Как правильно построить разговор, чтобы не спровоцировать агрессию?
– Вы меня слышите? – настойчиво переспросила Исиченко. – Я сказала, что хочу признаться в убийстве.
– Признавайтесь. Я вас слушаю.
– Я убила Леонида.
– Вы в этом уверены?
– Я вас не понимаю, – нахмурилась Исиченко. – Конечно, я уверена. Я же убила его, я это отчетливо помню.
Настя быстро вытащила из стола диктофон и включила его.
– Вы не возражаете, если наша беседа будет записываться?
– Не возражаю. Записывайте, если нужно.
– Тогда давайте по порядку, с самого начала.
– Ну с какого еще начала! – Людмила явно начала раздражаться, и Настя мысленно обругала себя за неправильно взятый тон. – Какое может быть начало у убийства? Я его застрелила, и все. Как он просил.
– А он вас просил об этом?
– Естественно. Иначе зачем бы я стала это делать?
– Когда Леонид попросил вас об этом?
– За два дня до того, как истек год. Он сказал, что мы не можем быть вместе в земной жизни, его слишком многое держит здесь. И для того, чтобы быть со мной, он должен умереть именно в тот день, когда исполнится год с момента нашей последней встречи.
– А он не объяснил вам, почему именно в этот день, а не раньше и не позже?
– Зачем нужны объяснения? Он так сказал, и этого достаточно. Ему был голос, он наставил Леонида на путь любви и высокого предназначения. Кто я такая, чтобы сомневаться в его словах и задавать ему вопросы? Какое я имею право?
– А почему вы уверены, что звонил именно он, а не кто-то другой с похожим голосом?
– Не делайте из меня идиотку, – рассердилась Людмила. – Я совершенно уверена, что звонил именно он. Не забывайте, он является ко мне после кончины. Если бы звонил не он, он бы сказал мне об этом сейчас.
– Хорошо. Значит, Леонид Параскевич позвонил вам и попросил, чтобы вы его убили. Каким образом?
– Он сказал, что я должна его застрелить.
– Разве у вас было оружие?
– Нет.
– А из чего вы должны были его застрелить?
– Леонид сказал, что оружие будет спрятано на лестнице в его доме. Оно будет заряжено и приготовлено к стрельбе. Я должна только дождаться, когда он выйдет из лифта, и выстрелить.
– Минуточку. – Настя прижала пальцы к вискам. – Не так быстро. Он сказал, что вы должны его застрелить. А вы что на это ответили?
– Я сказала, что выполню его волю. Я не смела ему перечить. Он гений, он носитель высшего разума. Ему виднее, как правильно поступить.
– Он назвал время и место, где должно было состояться убийство?
– Да. Он сказал, что это должно обязательно произойти в тот день, когда истечет предписанный свыше годичный срок нашей разлуки во искупление нашего греха.
– И где же?
– В его доме. Он сказал, что поедет к родителям и друзьям, простится с ними, потому что в земной жизни они больше не увидятся, и около полуночи вернется домой. Я должна буду стоять на лестничном балконе и ждать, когда подъедет его машина. Увидев, что он входит в подъезд, я должна приготовиться, открыть дверь в коридор и, когда он выйдет из лифта, выстрелить.
– И вы сделали именно так?
– Я сделала так, как он мне приказал. Я все выполнила в точности.
– Он сказал вам, сколько раз вы должны выстрелить?
– Нет. Он сказал: стреляй, пока я не умру.
– А вы сколько раз выстрелили?
– Четыре или пять. Нет, четыре.
– И что было потом?
– Я ушла.
– Оружие где? Вы его держите дома?
– Нет, я его оставила там же, у лифта. Леонид сказал, что я должна его бросить.
Все сходилось до деталей. Откуда Исиченко могла все это узнать, если не она убила Параскевича? Следователь ее ни разу не допрашивал, Настя тоже ничего этого ей не рассказывала. Но Людмила была на похоронах Параскевича. Может быть, она там что-то услышала? Нужны детали, как можно больше деталей, о которых невозможно было узнать, просто прислушиваясь к разговорам в траурной толпе. Более того, нужны детали совершенно особенные. Учитывая больную психику и внушаемость женщины, можно предположить, что кто-то очень ловко пользуется ее нездоровьем, изображая призрак покойного Параскевича и заставляя ее признаться в преступлении, которого она не совершала. В толпе, конечно, многого не узнаешь, но истинный убийца вполне мог проинструктировать Людмилу, рассказать ей подробно, как все было на самом деле. Но всего ведь не предусмотришь…
– В какую сторону открывается дверь между балконом и коридором?
Исиченко на мгновение задумалась, словно вызывая в памяти тот вечер.
– Там две двери, – ответила она. – Первая открывается в сторону балкона, вторая – в коридор.
– Из какого лифта вышел Леонид? Из большого, грузового, или из маленького, который рассчитан на четырех пассажиров?
– Из большого. А почему вы спрашиваете? Разве вы сами не знаете?
– Я хочу убедиться, что память вас не подводит. Вы же должны понимать, признание в убийстве – вещь очень серьезная.
– Конечно, конечно, – закивала Людмила. – Спрашивайте.
– Какие еще машины подъезжали к дому, пока вы ждали Параскевича?
– Всех я, наверное, не вспомню. Серебристый «Форд» подъехал, его поставили прямо под балконом.
– Кто вышел из «Форда»?
– Мужчина и женщина. На женщине было длинное платье, а сверху короткая дубленка.
«Все верно, – подумала Настя. – Были такие свидетели, они живут на четырнадцатом этаже. В тот вечер вернулись с банкета».
– Еще какие машины помните?
– Еще… Еще была длинная такая машина, я не знаю, как она называется. Ее поставили чуть дальше, мне с балкона была видна только часть капота.