Светлане стало грустно, телевизор смотреть не хотелось, и она снова подсела к телефону.
– Как ты? – спросила она, когда на другом конце сняли трубку.
– Плохо.
– Почему?
– Мне всегда без тебя плохо. Возвращайся, Светик.
– Я не могу, ты же знаешь. Я должна ночевать дома. Могут позвонить родители или еще кто-нибудь, и сразу пойдут разговоры, что я не успела овдоветь – и уже дома не ночую.
– Да плюнь ты, ну что тебе эти разговоры? Кого ты боишься?
– Перестань. Ты прекрасно знаешь, чего я боюсь. Между прочим, ко мне сегодня приходила Галина Ивановна.
– Зачем? Что ей нужно?
– Она хочет тридцать тысяч долларов – половину того, что мне заплатили за рукописи в издательствах. Она считает, что имеет право на наследство.
– Она что, охренела? Как ей такое в голову пришло?
– Тише, тише, не кричи, пожалуйста. Она считает себя наследницей первой очереди наравне со мной и хочет половину гонораров за все рукописи, которые будут выходить после смерти Параскевича. Судом угрожала, адвокатами пугала.
– Ничего себе! А ты что сказала?
– Пришлось сказать, что романы писала я. Конечно, в мои планы не входило открывать секрет так рано, но раз уж она взяла меня за горло… И потом, у меня все равно не было денег, так что мне и делиться было нечем. Я сегодня утром отвезла шестьдесят тысяч Виктору Федоровичу, осталось еще двадцать. Но он готов подождать, пока я не пристрою третью рукопись. Так что пойти навстречу требованиям Галины Ивановны я бы не смогла при всем желании.
– Интересно, как она отреагировала?
– У нее чуть припадок не сделался от ненависти ко мне. Но она уверена, что я говорю неправду, и собирается это доказывать всеми возможными способами.
– Злишься?
– Да нет, чего на нее злиться. Несчастная, неумная, недобрая, немолодая женщина. Ее жалеть надо, а не злиться на нее.
– Светка, у тебя потрясающий характер. Я бы так не смог.
– Чего бы ты не смог?
– Да у меня от одного твоего рассказа все внутри кипит, руки чешутся ее придушить, чтобы на чужое не зарилась и тебя не обижала, а ты так спокойно рассказываешь, да еще и пожалеть ее готова.
– Ну что ты, милый, зачем ты так. Надо уметь прощать, надо быть снисходительным к тем, кто старше нас. Мы не можем требовать от них, чтобы они нас любили за то, что у нас все впереди, а у них уже все закончилось.
– Светка, я тебя люблю. Я очень тебя люблю. Ты даже представить не можешь, как сильно я тебя люблю. По-моему, на свете нет человека добрее тебя.
– И я тебя люблю, милый. Ложись спать, а завтра с утра я приеду. Как с твоей новой работой? Ты ездил сегодня туда?
– Да, они дали мне пробный текст на редактирование. Если моя квалификация их устроит, они возьмут меня на полставки редактора с правом работать дома. Оклад, конечно, смешной, но все-таки…
– Конечно, это ведь ненадолго. Нам нужно первое время перекантоваться, а потом что-нибудь придумаем. Может быть, ты поторопился с этой работой? Все-таки предложение из лицея было более выгодным с точки зрения зарплаты. Учитель русского языка и литературы – это совсем неплохо. И главное – соответствует диплому, что немаловажно.
– Нет, Светик, не хочу. Это не мое.
– Ну хорошо, тебе виднее. Ложись спать, мой хороший. Целую тебя.
Глава 10
Правозащитник Поташов должен был явиться в 12.00, и чем ближе к назначенному часу, тем больше портилось настроение у Владислава Стасова. Конечно, Анастасия просьбу выполнила и с Заточным поговорила, и вроде бы выходило, что частное расследование по делу Евгения Досюкова ничем особо противным не угрожало, но все-таки в глубине души шевелилось неприятное чувство. Причем к полудню начался такой мандраж, которого Стасов за собой не припоминал, причин его не понимал и от этого еще больше злился. Одним словом, к приходу Николая Григорьевича Владислав пребывал далеко не в лучшем расположении духа.
Поташов ввалился в его кабинет на втором этаже особняка, который занимал офис киноконцерна «Сириус», и плюхнулся в кресло, даже не сняв пальто.
– Я составил проект договора, – заявил он, не здороваясь и с ходу открывая «дипломат». – Заказчиком выступает супруга осужденного, Наталья Михайловна Досюкова. Посмотрите, может, вас что-то не устраивает.
Стасов проглядел текст соглашения и не мог не признать, что составлено оно безупречно грамотно. Особенно порадовал его параграф о том, что заказчик, то есть Досюкова Н.М., настаивает на передаче материалов частного расследования в правоохранительные органы в том случае, если будут обнаружены какие бы то ни было признаки состава преступления в действиях любых лиц, попадающих в орбиту этого расследования. Мадам, судя по всему, свято уверовала в то, что плохие милиционеры и гады-судьи ее без вины виноватого муженька засудили, и ни минуты не сомневается в том, что, начни частный детектив раскапывать все по новой, он непременно нароет кучу злоупотреблений и нарушений, которые и привели к привлечению заведомо невиновного лица к уголовной ответственности. А это, как вы сами понимаете, статья. Ну и скандал, разумеется, тоже, как же без этого.
Был в договоре и пункт о материальной ответственности, который Стасова озадачил. Выходило, что если действиями подрядчика, то есть Стасова В.Н., будет причинен материальный ущерб заказчику, то Стасов ответственности за это не несет и возмещать ущерба не должен.
– Это как понимать? – спросил он, ткнув пальцем в соответствующую строку соглашения.
– Видите ли, Наталья Михайловна – человек очень порядочный. Она отдает себе отчет в том, что ее муж занимался бизнесом и, вполне возможно, был кому-то что-то должен. Но эти люди после его осуждения не считают для себя возможным требовать возвращения долга у нее, учитывая, что она находится в тяжелом положении, переживает, страдает. Кроме того, не забывайте, Наталья Михайловна зарегистрировала брак с Досюковым, когда он находился под следствием, и очень многие из его окружения просто об этом не знают. Для них Наталья – не более чем любовница, которая не в курсе дел Досюкова и не может распоряжаться его деньгами. Если они узнают, что она, во-первых, из любовницы превратилась в жену, а во-вторых, наняла за большие деньги частного детектива и пытается реабилитировать мужа, то сочтут ее положение не таким уж бедственным и тяжелым и могут обратиться к ней с материальными претензиями. Этот пункт вписан сюда специально для того, чтобы она не могла обвинить вас в том, что это произошло из-за вас.
– Чушь! – фыркнул Стасов. – Это ни при каких условиях не может случиться из-за меня. Не я же им должен, а Досюков.
– Она это понимает, – снисходительно улыбнулся правозащитник. – Но я настаивал на включении этого пункта. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными ситуациями, когда в результате деятельности частного детектива у заказчика вдруг объявлялись кредиторы и заказчики пытались переложить вину на подрядчика. С точки зрения закона это, безусловно, глупо, но нервы на это тратятся немалые, можете мне поверить. Они ведь даже в суд подают, не стесняются.
– Но вы же только что сказали, что Наталья Михайловна правильно понимает ситуацию и не станет со мной судиться. Зачем тогда вы вписали этот пункт?
– Наталья Михайловна не станет, а другие? Вы, Владислав Николаевич, непредусмотрительны. А вдруг с Натальей Михайловной что-нибудь случится? Тогда правопреемником станут ее наследники, которые превратятся в ваших заказчиков и будут иметь право требовать от вас выполнения условий договора о проведении расследования. За них я уже поручиться не могу. У нее есть брат – довольно скандальная личность, и если он паче чаяния унаследует деньги и имущество Досюковой, то вряд ли ему понравится платить долги осужденного родственника. Не забывайте, Досюков находится в местах лишения свободы, с него спроса никакого, а для того чтобы вытрясти деньги из родственников, кредиторы частенько прибегают к силовым методам. А ну как братец заупрямится деньги возвращать, кредиторы его немножко побьют или имущество попортят, а виноватым окажетесь вы. Уверяю вас, Владислав Николаевич, такое уже случалось, и неоднократно.
– Убедили, – развел руками Стасов. – С вами трудно спорить.
– Со мной не надо спорить, – назидательно произнес Поташов. – Меня надо слушаться.
Стасов с трудом сдержался, чтобы не ответить какой-нибудь резкостью. Действительно, неприятный тип этот правозащитник, Заточный правильно сказал. И мадам Досюкова, судя по всему, не лучше.
– Почему в соглашении не указаны сроки? – сухо спросил он.
– Потому что для Натальи Михайловны важно, чтобы ее муж был оправдан, и для достижения этой цели она готова ждать сколько угодно.
– Но я не готов работать на нее сколько угодно! – взорвался Стасов. – Или она собирается платить мне еженедельно до тех пор, пока я не закончу расследование? Простите, в это слабо верится. И она, и вы не настолько хорошо меня знаете, чтобы быть уверенными в моей добросовестности и в том, что я не стану умышленно затягивать расследование, чтобы вытянуть из нее побольше денег. Я настаиваю, чтобы этот момент был урегулирован в договоре самым детальным образом.
Поташов посмотрел на него с сочувствием и умудренной опытом грустью, как на недоразвитое дитя.
– Если вы настаиваете, – вздохнул он и потянулся к договору, – тогда мы запишем, что круг вопросов, прояснить которые вам поручает заказчик, является для этого договора исчерпывающим и отчет по ним вы обязаны представить через месяц. Если в ходе вашего расследования возникнут новые обстоятельства, вопросы по которым заказчиком не поставлены, это будет уже предметом нового договора с новыми сроками, новым объемом работы и новым гонораром. Так вас устроит?
– Устроит, – зло сказал Стасов. – Если я вообще захочу заключать новый договор.
Поташов укоризненно покачал головой.
– Владислав Николаевич, неужели вы способны бросить дело на полпути? Неужели вас не трогает судьба невинно осужденного, который мотает срок неизвестно за что? Не могу поверить, что вы так очерствели за время работы в милиции.