Она лежала на его подушке, закрыв глаза, и думала о том, что, может быть, когда-нибудь она действительно станет его женой, и у них еще будут дети, и они станут настоящей семьей. С тех пор как она попала к Ринату, у нее была только одна мечта: дом, муж, дети. Дом есть, есть хозяйство, которое нужно вести, и есть мужчина, за которым нужно ухаживать. Сделано ровно полдела. Осталось сделать так, чтобы с мужчиной связывало не только хозяйство и штамп в паспорте, а нечто большее, и родить ребенка. Хотя бы одного.
Ирина вспомнила, какое встревоженное лицо у него было, когда она рассказала ему о визите Дианы Львовны.
– Она ничего не заметила? – допытывался Березин.
– Откуда я знаю, – пожимала плечами Ирина. – Судя по разговору, нет. Правда, она сказала, что я очень подурнела, но я думаю, это потому, что ей хотелось меня уесть, уколоть, а не потому, что это правда. Скажи, Сережа, а ты действительно приходил к ней в первое время после новой свадьбы жаловаться на жизнь?
– И это рассказала? – хмурился Сергей. – Диана всегда была злой. Всегда любила выдать чужую тайну публично и наслаждалась, глядя на неловкость и смущение другого человека.
– Значит, приходил?
– Приходил. И что?
– Ничего, просто было бы лучше, если бы ты вспомнил, что ты ей тогда говорил. Это уберегло бы меня от многих неприятных неожиданностей. Я подозреваю, что мне с Дианой Львовной еще не раз предстоит встретиться.
Березин, пряча глаза, добросовестно вспоминал все то, что семь лет назад говорил своей первой жене, жалуясь на вторую. Что-то из рассказанного было правдой, что-то небольшим преувеличением, а что-то – явным передергиванием, и Сергею Николаевичу было неловко, но он мужественно рассказывал, потому что понимал: Ирина в данном случае права на все сто процентов, ей необходимо это знать, если она хочет соблюсти все условия их договора.
Наконец пытка откровениями закончилась, и Березин перевел дух.
– Ты очень испугалась, когда она пришла? – спросил он Ирину.
– Очень. Я ведь совсем не понимала, как себя вести. Мне казалось, что бы я ни сделала – все оказывалось невпопад. Пытаюсь говорить вежливо – нарываюсь на издевку, дескать, из грязи – в князи, из шлюх – в принцессы. Пытаюсь проявить жесткость – она требует снисходительности, напоминает, что я значительно моложе. Веду себя скромно, стараюсь не раздражать ее своей молодостью, а она тут же повторяет, что я плохо выгляжу и вообще подурнела. Знаешь, она, словно кошка с мышкой, со мной играла. Скажет гадость – и смотрит, наблюдает будто исподтишка, интересуется, что получилось.
– Она и со мной так себя вела, – кивнул Березин. – Все двенадцать лет, что мы с Дианой прожили, я чувствовал себя мышкой, на которой ставят эксперимент.
– Мне показалось, она старше тебя, – заметила Ирина.
– Да, на шесть лет. Кстати, как она выглядит? Два года назад, когда я видел ее в последний раз, она была в отличной форме. Сейчас ей уже под пятьдесят.
– Она и сейчас в отличной форме. Подтянутая, почти без седины, глаза блестят, хороший костюм. Знаешь, мне показалось, в ней нет ненависти к тебе. И мне она не завидует. Это хорошо или плохо?
– Боже мой, Ирочка, конечно же, это хорошо. Иметь врагом Диану Львовну – лучше сразу удавиться, чтобы не мучиться. И ты умница, что не стала с ней конфликтовать, а сумела договориться. Черт с ней, пусть занимается своими женскими глупостями, только пасть не разевает. Ты же понимаешь, ей есть что порассказать про Сергея Березина и его вторую жену. Как политический противник она мне не страшна.
– Почему?
– Потому что у нашего народа чувство юмора развито в меру. Перебора нет.
– Я не поняла, – нахмурилась Ирина. – При чем тут чувство юмора?
– Ну ты же смотришь телевизор, наверняка видела выступление Задорнова, когда он говорил: «Почему выбрали Жириновского? – А это народ так пошутил». Для того чтобы партия, возглавляемая женщиной, набрала на следующих выборах более пяти процентов, народ снова должен испытать неистребимое желание пошутить, еще более сильное, чем в этом году. Но, я думаю, через четыре года у избирателей смешливости поубавится, когда они увидят, чем обернулся их специфический юмор. Так что можешь смело делать Диане рекламу, как она и просила. Пусть потешится, лишь бы гадостей не делала.
Всю эту суматошную неделю Ирина не ложилась спать, пока Сергея не было дома. Об этом Березин просил ее особо, и она не могла отказать, хотя приходил он очень поздно – в двенадцать, а то и в час ночи. Бывало, приезжал часов в шесть с двумя-тремя незнакомыми людьми, Ирина изображала гостеприимную хозяйку и кормила их обедом, после чего Сергей Николаевич снова уезжал до позднего вечера. Случалось, и в первом часу ночи приезжал не один. Тогда Ирина накрывала легкий ужин и терпеливо ждала, когда гость уйдет.
– Если хозяйка ушла отдыхать, – говорил Березин, – гость начинает чувствовать себя неловко, думает, что это он ее утомил, а теперь мешает спать. Поэтому я прошу тебя, не ложись спать раньше меня. В конце концов, тебе вовсе не обязательно вскакивать каждое утро в половине седьмого, чтобы приготовить мне завтрак. Я вполне могу справиться с этим сам, а ты спи сколько хочешь. Но мне важно, чтобы вечером я мог спокойно пригласить к себе кого угодно и твердо знать, что дверь мне откроет улыбающаяся жена, а в квартире будет пахнуть пирогами. Это важно для меня, ты понимаешь?
Ирина тогда ушла спать в свою комнату, с облегчением думая о том, что завтра будет валяться в постели до полудня. Однако, несмотря на то, что легли они почти в два часа ночи, в половине седьмого она уже встала и отправилась в ванную умываться и причесываться, а к семи часам из кухни полились упоительные звуки жужжащей кофемолки, свистящего чайника и шипящей сковороды. Звуки, символизирующие для нормального мужчины домашний уют, женскую заботу и нормальную семью.
– Ты все-таки поднялась, – с упреком сказал Сергей Николаевич, выходя к завтраку. – Я же сказал тебе вчера, что ты можешь спать утром подольше.
Но он сам не заметил, как на лице его расплылась блаженная улыбка, когда он увидел Ирину в длинном нежно-голубом платье, поверх которого был повязан кокетливый вышитый фартучек. Черт возьми, ему было приятно, что она все-таки встала, чтобы приготовить ему завтрак и проводить на службу. И ему было приятно ее видеть.
– Ты не понимаешь, Сережа, – улыбнулась она. – Для меня удовольствие – встать рано, чтобы приготовить завтрак для мужа. Я ловлю себя на том, что просыпаюсь, включаю свет, смотрю на часы, вижу, что уже шесть утра, и радостно думаю: как хорошо, осталось ждать всего полчаса. Я ведь без будильника просыпаюсь.
– Да ты что? – изумился Березин. – Зимой, в такую темень – и без будильника? Никогда не поверю.
– Зайди ко мне в комнату и посмотри, – предложила Ирина. – У меня есть будильник, но он так и лежит в чемодане. Я его ни разу не доставала с тех пор, как ты привез меня из санатория.
В то утро, уходя на работу, Березин вдруг испытал неожиданное и необъяснимое, но очень острое чувство радости оттого, что вечером, когда он вернется, его будет ждать дома эта милая женщина с нежным лицом. Он уже надел пальто и взял в руки перчатки, но внезапно подошел к Ирине и обнял ее.
– Я очень рад, что ты моя жена, – тихо сказал он. – И вообще я впервые начал наконец понимать, что значит иметь жену. Первые двенадцать лет у меня вместо жены была строгая и требовательная наставница, которая учила меня жизни и хорошим манерам. А потом на протяжении семи лет рядом со мной был взбесившийся капризный ребенок, который в любую минуту мог выкинуть любой фортель и за которым надо было постоянно присматривать и систематически испытывать крайне неприятные минуты острого стыда за его поступки. И только теперь я начинаю понимать, что такое жена.
Ирина замерла, почувствовав его теплые руки на своей спине. Неужели он ее поцелует? Она робко подняла голову, готовая вложить в этот поцелуй всю приобретенную опытом сексуальность и всю накопившуюся за долгие годы нежность. Сергей смотрел на нее теплыми ласковыми глазами, но в них Ирина не увидела той знакомой легкой «очумелости», которая обычно предшествует поцелую, если, конечно, этот поцелуй не является техническим, то есть необходимым структурным элементом сексуальной процедуры.
Она оказалась права. Объятие не стало обнадеживающе крепким, а поцелуя не последовало. Уже у самой двери Березин сделал прощальный жест и снова уехал на целый день.
Это было в пятницу, а в субботу с утра позвонил Виктор Федорович.
– Как дела, голубушка? – поинтересовался он своим мягким улыбчивым голосом, от которого на душе становилось спокойно и уютно.
– Спасибо, кажется, все хорошо.
– Что значит – кажется? У вас есть сомнения?
– Нет-нет, что вы, все в порядке. Просто… – Ирина запнулась.
Ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь о своих отношениях с Сергеем. Но этим «кем-нибудь» мог быть только Виктор Федорович, немолодой мужчина, который никак не годился на роль Ирининой задушевной подружки. Ни один человек на свете не может понять, что делается у нее в душе, кроме Сергея и Виктора Федоровича.
– Так что же, голубушка? – настойчиво переспросил он, и в его голосе Ирина ясно уловила нарастающую тревогу. – Что вас беспокоит? Вы не должны ничего скрывать от меня. Мы с вашим мужем должны держать руку на пульсе, чтобы в случае неблагоприятных изменений немедленно принять соответствующие меры.
– Не волнуйтесь, Виктор Федорович, ничего не случилось. Ничего.
– Правда?
– Правда. Честное слово.
– Тогда почему вы запнулись? Почему недосказали то, что хотели сказать?
– Потому что это смешно и нелепо. Но чтобы вы не беспокоились понапрасну, я вам скажу: мне кажется, я влюбляюсь в Сергея. Он с каждым днем нравится мне все больше и больше.
– Да? Это любопытно. Это крайне любопытно. – Голос Виктора Федоровича вновь стал мягким и улыбчивым. – А Сергей Николаевич как к вам относится?
– Мне трудно судить… Порой мне кажется, что он видит во мне только домработницу, которая дала ему честное слово в присутствии посторонних играть роль жены. А иногда кажется, что я ему нравлюсь. Иногда мне даже кажется, что он хочет близости со мной, но в последний момент его что-то останавливает.