И внезапно я понял, что мне душно в этом московском лесопарке. Что не мое это. Чужой лес расстилался вокруг меня, чужая листва занудно шуршала под ногами, чужие запахи неприятно щекотали ноздри. Похожие – но чужие…
«Уж не Зона ли зовет тебя, Снайпер?» – невесело усмехнулся я. «Неужто я и вправду накрепко привязан к тем зараженным землям, огороженным от нормальных людей минными полями и километрами колючей проволоки? Чем привязан-то? Воспоминаниями о том, как десятки раз был на краю гибели, как попадал в аномалии, как получал ранения, как убивали меня там?»
Но факт оставался фактом. Я шел по чужому для меня лесу и думал лишь об одном – закончить начатое, а потом свалить. Куда? Обратно в Зону? Не знаю… Ничего я не знаю. И знать не хочу до тех пор, пока не выполню то, что пообещал Дмитрию. Такой уж у меня странный для нашего времени моральный кодекс – держать свое слово…
Внезапно я резко присел. Неожиданно для себя. Зачем? Понятия не имею. Просто понял, что так нужно. И не ошибся, потому что слева от меня грохнул выстрел и пуля смачно чавкнула над моей головой, врезавшись в дерево. Отколовшаяся щепка больно резанула меня по уху…
Но осознание этого факта пришло лишь после того, как я выдернул из кобуры пистолет и несколько раз выстрелил на звук и на вспышку, которую успел заметить краем глаза. Больше я ничего не успел увидеть – темновато всё-таки в осеннем лесу, который только-только начал щекотать ленивый рассвет редкими солнечными лучами.
В кустах что-то тяжело упало. Я постоял еще немного на одном колене, готовясь стрелять на малейший шорох, но всё было тихо. Тогда я поднялся и пошел посмотреть, кто же это в меня стрелял.
В кустах лицом вниз лежал человек, одетый в камуфляж невоенного покроя, лишь имитирующий военную форму. Затылок лежавшего был грубо разворочен пулей, прошедшей через череп насквозь и на выходе раскурочившей в осколки затылочную кость. В общем, каша из крови, мозгов и слипшихся волос, зрелище не для слабонервных. Для меня же лишь очевидный диагноз – противник мертв, и по его поводу можно больше не напрягаться.
Я вынул из «Гюрзы» магазин, доснарядил его, после чего отправил пистолет обратно в кобуру и перевернул мертвое тело.
Под трупом обнаружилась двустволка двенадцатого калибра. Не особо дорогая, но и не ширпотреб. Ружье средней ценовой категории, ничуть не проливающее свет на личность моего несостоявшегося убийцы.
Обшарив объемные карманы трупа, я нашел в них:
– бумажник с паспортом и правами на имя некоего Шаповалова Антона Петровича, русского, обладателя московской прописки,
– лицензию на отстрел серой вороны,
– десять тысяч рублей с копейками,
– целлофановый пакет с парой домашних котлет, ломтем хлеба и головкой чеснока.
Также с пояса мертвеца я снял флягу с водой, сел под дерево – и задумался. Задумчивость, впрочем, не мешала мне методично употреблять вовнутрь неожиданный завтрак, запивая его водой из трофейной фляги. Мертвецу всё это по-любому больше не нужно, так чего добру пропадать?
Ага, значит, лицензия на ворону в то ли московском, то ли подмосковном лесу. Или лесопарке. Не знаю, насколько такое законно, ибо я не охотник и в границах зеленых зон не разбираюсь. А вот то, что этот стрелок санитарил ворон с ружьем, заряженным пулей, а не дробью, как-то не совпадало с моей личной картиной мира. Да и не похож я, по-моему, на серую ворону, разве только если не высплюсь и по этому поводу морда клювом. Сейчас я, конечно, как раз после бессонной ночи, но всё равно это ни разу не повод зачищать лес от меня.
А что повод?
Доев завтрак, я поднялся, взял трофейное ружье и его стволом поковырялся в развороченной голове, уже догадываясь, что найду в расколотой черепушке. И совершенно не удивился, разглядев в кровавой каше знакомую блямбу.
Понятно. Игра становилась всё веселее и масштабнее. Короче, надо поскорее выбираться из лесу, пока грибники не начали меня забивать корзинками.
Бросив бесполезное ружье, я забрал паспорт с правами. Не сказать, что покойник при жизни был похож на меня как брат-близнец, но если не приглядываться, то, может, и прокатит идентификация меня с фото в потрепанном удостоверении личности. К тому же при отсутствии наличия настоящего паспорта сойдет и тот, что есть. Который всяко лучше, чем когда его совсем нет. Например, паспорт Сашки, найденный в его кармане, мне совсем не подошел – такой холеной морды у меня, боюсь, никогда не будет. А этот охотник вроде похож немного, что-то общее есть. Так что пусть теперь у меня будет документ – чисто на всякий случай.
Далее до границы леса я дошел без приключений. И, выйдя прямо на шоссе, достал пистолет. Голосовать у меня времени не было. Надо было останавливать попутку.
Ну, я и остановил первую попавшуюся. «Газель». Выстрелил в воздух, а после, направив ствол на водителя, принялся гадать: собьет – не собьет? Если «неохваченный», по идее, должен притормозить. А если с гаджетом в ухе, то, наверно, только газу прибавит.
Не прибавил, тормознул. Не опуская пистолета, я подошел к кабине и, открыв дверь, залез внутрь.
Водила за рулем был классический работяга – ручищи, которыми гайки до сорока двух в самый раз заворачивать без ключа, репа и плечи что у былинного богатыря, шрам на лбу – кто-то грамотно ножом полоснул, чтоб кровь глаза залила. Интересно, что потом стало с тем грамотным и куда этот амбал ножик тому грамотному засунул?
Впрочем, попутчиков не выбирают.
– Ну, и чего хотел? – поинтересовался водила. Молодец, страха в голосе нет. И глаза такие ясные-ясные, добрые-добрые. Люди с такими глазами головы сворачивают всяким супостатам, не меняя выражения лица, как те гайки. Поэтому я, не опуская пистолета, сказал:
– Голову поверни.
– Чего?
– Я сказал, повернись.
Водила пожал плечами, с трудом развернулся на сиденье. Ага, во втором ухе гаджет не торчит. Ладно.
– Доволен?
– Вполне, – сказал я, когда водитель вернулся в исходное положение. – Мне в город надо. К Деловому центру.
– То есть денег ты не хочешь? – слегка удивился водила.
– Не нужны мне твои деньги, – сказал я. – Я тебе сам заплачу́. Десятка устроит? Только мне быстро надо.
– Бабло вперед, – недоверчиво произнес мой собеседник. Я аккуратно поставил чемодан на пол, достал из кармана две купюры, положил на сиденье.
– Договорились?
– Вполне, – хмыкнул амбал, заводя мотор и трогаясь с места. – За такие бабки, командир, куда угодно в пределах МКАД. Сразу б сказал, что не грабишь, а просто просишь подвезти.
Сграбастал деньги своей лапищей и добавил:
– Ты ствол-то убери. А то подозрительно выглядишь со стволом, на первом же перекрестке гайцы остановят.
В его словах был резон. Я сунул пистолет в кобуру… и едва успел увернуться от кулака, летящего мне в челюсть. Ну, как увернуться. В кабине особо не покувыркаешься, поэтому я успел лишь резко прижаться к спинке сиденья – и увесистая костяная колотушка, обтянутая огрубевшей кожей, лишь слегка чиркнула меня по подбородку.
Вот ведь не ожидал… Думал, вроде договорились. Получается, не совсем. Ладно.
У больших и тяжелых людей, посвятивших к тому же некоторое время целевым тренировкам, удар обычно очень мощный. Но медленный. И пока амбал, промахнувшись, тянул свою лапищу обратно, я сильно крутанулся всем корпусом, при этом заехав своим плечом по локтю противника.
Тот тоже не ожидал такой быстрой ответки, поэтому его рука попала на рычаг. Кулак ударился в торпеду, а я ощутил плечом, как в локте амбала что-то неприятно хрустнуло. Перелом? Хорошо бы…
Но нет. Сломать такую граблю можно только рельсой. Ну, на крайний случай, бейсбольной битой. В общем, моего удара оказалось мало, чтобы вывести из строя неожиданного врага. Он лишь крякнул – и отпустил руль. Его левая рука нырнула за боковину сидушки, и я понял, что медлить больше нельзя. Кобура пистолета была открытой. Я потянулся к ней и даже почти пистолет достал, как вдруг водила резко нажал на тормоз.
Хорошо, что скорость была небольшая, километров пятьдесят в час. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы меня швырнуло вперед. Пистолет полетел на пол, а я чуть рогом в лобовое стекло не вписался, хорошо что руки вперед выставил. И понял – не успеваю я среагировать на то, что водила, успевший при толчке упереться мощными ногами в пол, неторопливо так, обстоятельно направляет в мою сторону обрез охотничьего ружья с пистолетной рукояткой, смахивающий на большой старинный пистоль с трубчатым магазином под стволом.
Короче, не успевал я ничего сделать. Даже если отлеплю ладони от торпеды и потянусь за вторым пистолетом, всё равно амбал успеет раньше нажать на спусковой крючок…
И быть бы моим мозгам разбрызганным по кабине, если б «Газель» не тряхнуло.
Сильно. Так, что теперь уже водилу, не ожидавшего толчка, бросило на руль. А я и так был в положении «руки на торпеде», поэтому лишь спружинил ими, оттолкнулся – и со всей дурацкой мочи рубанул ребром левой ладони по кадыку амбала.
Теперь хрустнуло под ладонью. И это был другой хруст, нежели тот, что случился несколько секунд назад. Одно дело, когда трещит суставными головками не фатально ударенный локоть. И совсем другое, когда хрустит сломанное дыхательное горло…
Амбал замер на мгновение, выпустив ружье из рук. Нормальная реакция человека, услышавшего в себе этот хруст. И в этом случае главное для себя – понять, хочешь ли ты дать шанс человеку остаться в живых или нет.
Я – не хотел. Меня только что пытались убить, а в таких случаях я не церемонюсь. Поэтому я ударил еще раз. В то же место, вбивая в разбитую трахею ее же отломки, намертво закупоривая и без того сломанное дыхательное горло, перекрывая доступ воздуха к легким.
Над отметить, что при результативной атаке трахеи человек умирает не от самого факта перелома, а от его последствий. В основном задыхается, не в силах протолкнуть в себя очередную порцию воздуха. Плохая смерть, мучительная. Но бывает, что печальный финал наступает быстрее, от рефлекторной остановки сердца вследствие травматического воздействия на оба блуждающих нерва…