— По поводу прощения себя... Тебе придётся.
Рывком открываю дверь и выскакиваю за неё, не утруждая себя позаботиться о том, чтобы её треск за спиной был не таким громким.
Несусь по коридорам, не разбирая дороги, до самой лестницы. А потом куда? Куда мне идти?
— Выглядишь паршиво...
Теперь ясно. Я пришёл.
Смотрю на губы Евы, которые растягивает неуверенная улыбка. Видимо, моё состояние ставит её в тупик — она не можешь понять, уместна ли её шутка или всё же не стоило привлекать моё внимание, потому что себе дороже.
— Ну... ладно, — отмирает она и пытается проскользнуть мимо меня.
Я пристраиваюсь рядом:
— С денниками покончено?
— По крайней мере, на сегодня, — хмуриться девчонка. — Иду принять душ... Впереди ждёт наказание за лошадь, если ты забыл. Возможно, навоз — это моя судьба, и ты был в какой-то степени прав, называя меня...
Я резко обхватываю её плечи и прижимаю спиной к стене. Слышу смешки малолеток, снующих по лестнице. Плевать. Смотрю в широко распахнутые глаза Евы, затем перевожу взгляд на её губы, вкус которых со вчерашнего дня не даёт мне покоя. Она вся целиком уже давно не даёт мне покоя. Словно я его заслуживаю.
— Ник...
Не сейчас, Ева. Только не сейчас.
Я набрасываюсь на её губы, словно голодный зверь. Целую её яростно и жадно, вынуждая открыться мне навстречу. Так нужно. Мне. Здесь и сейчас. Я не слежу за её реакцией, мне нет никакого дела до того, что я с ней груб. Что без разрешения забираю себе её, возможно, первый поцелуй.
Будут и другие, Ев. Я умею быть чутким и ласковым, вот увидишь.
Но сейчас позволь мне побыть эгоистом. Выпить твоё дыхание: по глотку, до дна; забыться в огне твоих губ и запомнить каждую нотку их вкуса.
Ты сводишь меня с ума. Ты тогда украла не только мои деньги и телефон, но и моё сознание.
Простить тебя за это?
А себя я могу простить за то, что натворил? Не важно сейчас или тогда, могу? Придётся?
Чёрта с два!
Я отрываюсь от губ Евы, прижимаюсь к её лбу своим, с силой жмурюсь, чтобы выдохнуть на пределе сбившегося дыхания:
— Прости.
Отпускаю её и ухожу.
Глава 18. Никита
Ужин я пропускаю, как и командное собрание после него.
На душе паршиво после разговора с Жевновым. Хочу не думать о нём, не прокручивать в голове весь наш диалог снова и снова, но раз за разом ловлю себя именно на этом.
Ещё и Ева...
Что она думает о моей наглости? О том, что я сбежал как последний трус?
Прости?
Умнее ничего не мог придумать?
Баран.
Я сжимаю зубы и с силой бью кулаком о матрас. Чёртов Жевнов! Должен он был спросить, видите ли! А мне теперь, что делать с этими грёбаными вопросами?!
Нужно проветриться.
Я поднимаюсь с кровати одновременно с тем, как в комнату входит Стас.
— У тебя всё нормально? — спрашивает он. — Девчонки переживают...
— Что, даже Е... эля?
— Вслух она ничего не говорила, — усмехается Безруков, — но по глазам было видно, что и она... Вы... реально целовались?
Я сужаю на него глаза и вновь опускаюсь на кровать:
— С чего ты это взял?
Не верю, что сама Ева могла с ним поделиться таким...
Стас проходит к своей пастели и тоже садится:
— Оксана на ужине пыталась выведать у Эли, что между вами. Говорит, они с Таней видели, как вы того...
— И ты ревнуешь?
— Я? — искренне удивляется он. — Элька классная, я серьёзно тащусь от неё, но вот уже как полгода моё сердце прочно занято другой...
— Так у тебя есть девушка, — киваю я, поражаясь тому облегчению, что чувствую после его слов.
Выходит, ревновал я сам.
— А у тебя? — сдвигает Стас брови, становясь непривычно серьёзным. — Я к тому, что вы сначала не терпите друг друга, а затем целуетесь. Понятно, что и следовало ожидать что-то подобное, но Эля... Ты мне тоже нравишься, не подумай, но...
— Нет, — перебиваю я его. — У меня нет девушки.
— Но ты же не назло? — не отстаёт он. — Не для того, чтобы её обидеть?
— Она мне нравится.
— Да, это само собой, — часто кивает он. — Ты ей тоже нравишься... Короче, — вдруг подскакивает он на ноги, словно запутался в собственных мыслях и решил их оставить как есть. — Пошли, что ли, в бильярд сыграем?
Бильярд... Сейчас мне точно не до него, но выйти из комнаты хочется... Хочется найти Еву и поговорить с ней. И неважно о чём.
— А где сейчас Эля, знаешь? — тоже поднимаюсь я на ноги.
— Почитать хотела, — жмёт Стас плечами, направляясь к двери.
Я иду вслед за ним, но нас обоих останавливает механический женский голос, зазвучавший из невидимых колонок:
— Дорогие дети, просьба всех до одного собраться в общей гостиной. Сбор в общей гостиной, немедленно.
Мы со Стасом озадаченно переглядываемся и выходим в коридор.
Из других комнат тоже вываливают парни, но большая часть ребят уже и так находятся в гостиной. Там, у стены с объявлениями, стоит Лилия Александровна, следящая за порядком на этаже, несколько кураторов, в том числе и наш, и рядом с ними, что вызывает недоумение, девчонка лет шестнадцати, выглядящая одновременно и злой, и взволнованной.
Я останавливаюсь у стены напротив, скрестив руки на груди, и минут через пять гостиная заполняется людьми так, что и яблоку упасть негде. Все галдят, переговариваясь между собой, девчонки хихикают, посматривая на парней, а те в свою очередь ржут и обезьянничают.
Вскоре я нахожу взглядом Еву: она выглядит задумчивой, вцепившись пальцами в край бильярдного стола, на который опирается, и рассматривая носки своих кед.
— Все успокоились и посмотрели на Лилию Александровну! — командирует Станислав Викторович. — Тишина!
Женщина бросает на него благодарный взгляд и строго осматривает всех ребят:
— Пожалуйста, посмотрите налево и направо. Все видят своего соседа? Нет ли отсутствующих? Все здесь?.. Замечательно. Итак, сегодня случилось неприятность. Пять минут назад ко мне пришла Анжелика и сообщила... Анжелика, расскажи всем то, что сказала мне.
Девчонка вытягивается стрункой, задирает подбородок и произносит дрожащим от гнева и слёз голосом:
— Меня обокрали! Эта брошь — фамильная ценность нашей семьи! Её мне отдала бабушка перед своей смертью! Вы обязаны её вернуть! Это не шутки!
— Тише, Анжелика, — успокаивая, притягивает к себе девчонку кураторша. — Мы обязательно выясним, кто её взял, и вернём обратно.
Ребята вновь принимаются галдеть, переглядываясь между собой.
Воровство, значит. Интересно.
— Итак, воровать в месте, которое временно невозможно покинуть — несколько глупо, да? — спрашивает Станислав Викторович. — Потому, если вы таким образом решили подшутить над Анжеликой, то шутку пора закончить. Есть желающие в этом признаться?
Желающих не находится и через пару минут тишины.
— Хорошо, — кивает наш куратор. — Вы же в курсе, что мы можем обыскать каждую комнату, каждый ящик и чемодан? Брошь в любом случае найдётся. И тому, у кого она отыщется, не поздоровится. Все это понимают?
— Можно? — еле слышно спрашивает кто-то.
— Татьяна? Да, пожалуйста, говори.
— Я... — бросает девчонка осторожный взгляд на Еву. — Прости... Я... встретила Эльвиру у нашей комнаты... Возможно, она хотела так пошутить?..
— Когда ты её там встретила? — спрашивает куратор, пока все глаза обращаются к Еве.
Ева бледнеет и смотрит на Таню широко открытыми глазами, в которых читается вопрос: почему?
— Незадолго до того, как вернулась Анжелика и обнаружила пропажу, — тихо отвечает та.
Я перевожу на неё взгляд, удивляюсь, что она отводит от меня свой, и вновь смотрю на Еву, которая теперь тоже смотрит на меня. Мёд её глаз блестит отчаяньем и паникой.
Твою мать, что происходит?
— Таня, ты уверена в своих словах? — спрашивает Лилия Александровна. — Эльвира, ты была в комнате Тани и Анжелики? Что ты там делала?
— Я... я даже не представляю, где она находится! — возмущается Ева. Вполне искренне. — Тань, зачем ты врёшь, что мы встречались?
— Ты... — шепчет та, находясь на грани обморока: бледная, как мел, губы дрожат. — Ты сказала, что искала меня...
— Не говорила я такого!
— Эльвира, — берёт слово наш куратор, озадачено поглядывая то на неё, то на Таню, — если Таня что-то путает, что не исключено, ты не будешь против, если мы проверим твои вещи? Тебе ведь нечего скрывать, верно?
— Мои... Нет! Я не брала ничьей броши!
— Ты — воровка! — ревёт пострадавшая, гневно тыча в Еву указательным пальцем. — Верни мне брошь!
— Навозница повышена до воровки, — тихо усмехается кто-то в толпе.
— Тише, Анжелика, — держит кураторша за руку девочку возле себя. — Эльвира, это простая формальность. Мы убедимся, что пропавшая брошь не у тебя, и будем искать дальше.
— Никто не хочет сознаться, чтобы Эльвира могла избежать этой неприятной необходимости? — спрашивает Станислав Викторович, оглядывая всех пронзительным взглядом.
— Я не брала брошь, — шепчет Ева. — Не надо...
Почему она так не хочет, чтобы обыскали её вещи?
Я встречаюсь с ней глазами, вижу в них растерянность и страх. Она боится того, что у неё что-то найдут. Что-то, чего у неё быть не должно.
И это не брошь.
Это телефон.
Чёрт.
— Хорошо, — продолжает наш куратор. — Оставайтесь на своих местах. Эльвира, Татьяна и Анжелика, пройдёмте в комнату Эльвиры.
— Я тоже пойду! — заявляет Оксана, схватив Еву за руку. — Это и моя комната.
Куратор одним кивком головы и соглашается с Оксаной, и приглашает их всех следовать за собой. Моя старая знакомая тут же обнимает совершенно потерянную Еву за плечи и что-то шепчет ей на ухо. Та отстранённо кивает, и, прежде чем завернуть за угол, бросает на меня затравленный взгляд, чтобы произнести одними губами: это не я.
В комнате вновь воцаряется гвалт. Стас проталкивается сквозь толпу ко мне и нервно усмехается: