— И о чем ты собирался со мной говорить? — насторожилась я.
— О том, что с тобой происходит. Твой отец сегодня ворвался к программистам, когда мы с Латчем бились над той папкой. Велел сохранить результаты к нему на диск и самим туда не соваться. Лично проследил, чтобы мы себе ничего не скопировали, настоял на том, чтобы путь к файлам закрыли и сам придумал пароль. Так что адмирал решил пресечь наши попытки копаться в информации и узнать правду раньше него.
— Это и правда очень тревожит, — я села на кровать.
— Гораздо больше меня беспокоит другое. Адмирал Радро выглядел как безумный. Его глаза блестели так, словно он лампочку проглотил. И после того, как забрал диск, твой отец запретил обращаться к тебе за помощью. Почему, Исабель?
— Он ведь наверняка объяснил.
— Туманно. Сказал, что ты готовишься к свадьбе и спешно изучаешь правила этикета. Видать, боишься взять не в ту руку вилку.
— И ты не поверил?
— Абсолютно. Так что, Исабель, рассказывай, что происходит на самом деле. И я никуда не уйду, пока не услышу правдивую версию. Без твоих “переживаний невесты”. Плевать ты хотела на эту свадьбу.
Глава 42
Я закрыла глаза, схватилась за виски руками. Какой сложный момент. Мне стало ясно — если я сейчас не скажу правды, он это поймет и уйдет. Возможно, уже навсегда. Нет смысла бороться за любовь, если она нужна тебе одному.
Глубоко вдохнув, словно я собиралась нырнуть на дно бассейна, я посмотрела на Карнела.
— Моя феноменальность убивает меня, Митчелл.
Его лицо застыло. Но при этом удивленным он не выглядел. Скорее, как человек, у которого подтвердились худшие опасения.
— Что это значит? — спросил он с усилием.
— Я не могу сбежать, не смогу провести с тобой счастливую жизнь на краю вселенной. Нет, теоретически это возможно. Но закончится, не успев начаться.
— Расскажи, — потребовал он.
Кусая губы, я поведала ему свою историю. При этом глядя в глаза. С каждым моим словом Митчелл бледнел все больше.
А потом и вовсе вскочил и заходил по каюте, нервно сжимая кулаки.
— Что-то можно сделать?
— Присядь рядом, — попросила я.
Он помешкал немного, но выполнил мое пожелание. И сразу притянул к себе таким родным движением, обхватив талию. Я положила голову ему на плечо и прикрыла глаза, вдыхая запах, такой знакомый и… свой.
Это мой человек, мой до последней черточки, до мельчайшей клеточки. Сколько можно себе противиться? Я хочу быть лишь с ним, и если не воспользуюсь хоть такой урезанной возможностью провести с любимым считанные минуты, моя жизнь прошла зря.
Я сама понимала, насколько мои мысли неправильны. Что значит — зря? Мы с отцом собираемся сделать вклад в благополучие если не галактики, то целой планеты точно. Айтарос не погибает, в отличие от меня, но условия жизни его обитателей существенно ухудшаются.
Митчелл чмокнул меня в макушку и погладил по спине. Моя миссия отошла куда-то на второй план. Это все потом, мне хотелось быть здесь и сейчас. Имею право хоть одну ночь да пожить для себя.
При этой мысли я ощутила явный трепет. Мою легкую дрожь уловил и Митчелл, сильнее прижал.
Я обхватила его обеими руками, пытаясь развернуть к себе корпусом. Он подался, склоняясь ко мне. Взял мое лицо в ладони, всматриваясь в мои глаза.
Не нужны были слова, чтобы понять, чего я хочу именно сейчас.
Мы не стали долго играть в гляделки. С моей стороны были любовь и отчаяние, с его — нежность и страсть. И все оказалось таким естественным. И прекрасным.
Вот бы эти мгновения длились вечно. Я не против, чтобы последнее, что вспомнил мой феноменальный мозг, окончательно догорая, была эта короткая ночь любви.
— Исабель, — сказал тихо Митчелл, когда мы лежали с ним на слишком узкой для двоих кровати, выбившись из сил и обнимая друг друга, — а ведь пожалуй, такого у нас не было ни в одной из жизней.
— Как же мы их бездарно провели! — я рассмеялась, пряча лицо на его груди, чтобы не смотреть на беспорядочно разбросанную одежду. Это зрелище меня смущало, в отличие всего остального происходящего.
Логическое мышление отключается напрочь.
— Ты многое вспомнила? — спросил он, перебирая мои волосы.
— Урывками, и не всегда отличаю придуманное от того, что действительно могло быть. В одном сне я привиделась сама себе дряхлой старухой. А ты был красавчиком, который в ужасе от меня сбежал.
— Прости за это, — Митчелл нежно поцеловал меня.
— Глупости какие, — ответила я через некоторое время, — ты не отвечаешь за этот бесчеловечный эксперимент. Он изначально построен так, что мы не можем пользоваться прошлым опытом.
— Но я нас туда и втянул, с другой-то стороны.
Мы буднично обсуждали древние технологии и опыт, который казался мне сейчас мистическим. Оказалось, мы оба помним про змей и ягоды. А вот полет в космосе, где мы договаривались на следующую встречу, снился лишь мне.
И я не знаю — игра воображения это, или правда.
— А ты меня отшила, когда я был экскурсоводом! — вдруг заявил Митчелл. — Могла бы хоть извиниться!
— Между прочим, я потом очень страдала, когда вспомнила, — оправдывалась я, — и чуть не сбежала из космической академии.
— Почему мы ни разу так и не смогли остаться вместе? — спросил он, и в голосе его прозвучала горечь. — Все время нам мешали какие-то условности. Как и сейчас.
— Нет, в этот раз иначе! — возразила я. — У меня правда слишком большая ответственность за чужие жизни.
— За взрослых людей, которые ждут избавления от девчонки? — он недобро сощурился. — И без жертвы юной красавицы эти тысячи бедных страдальцев не найдут, как себя реализовать? А знаешь, что будет потом?
— Что? — спросила я, предчувствуя, впрочем, неприятный для себя ответ.
И точно.
— Твоя жертва окажется ненужной, а подарок несвоевременным, — безжалостно сказал он, сев в кровати, — кому-то не подойдет климат, кто-то не сможет найти на новом месте работу и будет винить вас с отцом, что вы их дернули с насиженного места. А кто-то предъявит за слишком долгое ожидание. Нет, безусловно, будут и те, кто испытает искреннюю благодарность. Но люди предпочитают молчать, когда у них все хорошо. И громко высказываются, когда недовольны.
— Зачем ты так? — я натянула на себя одеяло. Меня начинало колотить.
— Аусмагал они сочтут слишком маленьким, население недружелюбным, чужой язык — сложным. А вас с отцом заподозрят в преследовании своих интересов. Знаешь, в чем главный недостаток жертв, милая?
Я помотала головой. К горлу подступили рыдания.
— Они чего-то стоят только тем, кто их приносит. А другой стороне достаются без усилий. И если ты с чем-то расстаешься, в глазах потребителя либо делаешь это с какой-то скрытой выгодой… или это не имеет особой ценности. Можно критиковать и требовать большего. Особенно будут усердствовать те, кто прилетят бесплатными рейсами. Психология чаек.
Я не знала, кто это такие, но звучало обидно. Он посмотрел на меня и охнул.
— Я расстроил тебя совсем. Прости, Бел. Что за странные разговоры в постели?
— Нет, ты все правильно сказал, — с трудом выдавила я, — могла бы и сама об этом подумать.
— Прости меня, — повторил он, — дело в том, что я жутко тебя ревную. И меня бесит то, что должно случиться. Поэтому я не теряю надежды переубедить свою самоотверженную возлюбленную. И уговорить хоть немного подумать о себе.
Последние слова он промурлыкал мне в ухо, да так, что я перестала мерзнуть.
— Тогда хватит этих разговоров, — прошептала я.
И на какое-то время он прекратил разоблачать недовольных жителей моей родной планеты.
Может, и правда никому не нужны мои жертвы?
Мои веки сами собой закрывались, когда я удобно устроила голову на плече Митчелла. Не знаю, сколько удалось поспать, но подпрыгнула я от того, что подо мной что-то задвигалось. Это было непривычно. Оказывается, мой командор решил осторожно высвободить руку.
— Мне лучше бы уйти незамеченным, — сказал он, виновато улыбаясь, — не хотел тебя будить. Ты выглядела такой умиротворенной.
— Я себя такой и чувствую.
Воспоминания о том, как именно я провела минувшие несколько часов, оглушительно врывались в мой мозг. Жалела ли я о чем-то? Нет.
А должна ли? Да. У меня свадьба чуть больше, чем через неделю, а я в постели с другим. Как я до такого докатилась, спрашивается? Если кто узнает, буду списывать на неадекватное состояние, вызванное болезнью. Очень удобно.
— Поцелуй меня, — попросила я Митчелла. И он не заставил повторять эти слова.
Я окончательно увязала в ситуации, разумного выхода из которой не видела совершенно.
Глава 43
Митчел Карнелл
Счастье и горе сразу в одном стакане — взрывной состав. Смешать, но не взбалтывать. Нотка горечи в ванильном молочном коктейле.
Ночь с Исабель была прекрасна, но по ее глазам я понял — она считает ее единственной. Так, оторваться напоследок, пока ее не выдали замуж за этого фазана Урро.
Если бы не ее состояние… Так остается хоть какая-то надежда если не на исцеление, то на продление жизни в относительно нормальном самочувствии.
Выйдя от Бел, я почувствовал, что сейчас что-нибудь сломаю или прибью кого-нибудь. Хоть и самые вероятные кандидаты пока сюда не долетели.
Мои моральные выкладки и рассуждения только расстроили Исабель. Она все равно сделает так, как считает правильным.
Откажется от возможности побыть счастливой хоть несколько недель, не станет расстраивать отца, которому и так предстоит огромная потеря. Обеспечит страждущим гражданам Пиретриона условия для миграции.
А потом погаснет, как свет ночной звезды на рассвете.
Я остановился посреди коридора, поняв, что по моим щекам ручьями бегут слезы. Как девица чувствительная. Теперь бы их еще осушить надушенным платочком с вышивкой и кружавчиками.
Очень непродуктивно.
Надо подумать, что я могу сделать, чтобы хоть как-то повернуть ситуацию в нашу с Исабель пользу. Я хочу, чтобы пока ее глаза открыты, она видела меня. И мою к ней безграничную любовь.