Вершигора достал из допотопного ящика с грампластинками старую папку, тесемки на ней уже уверенно превратились в растрепанную совокупность ниток, соединяющихся в одном-единственном месте. Точь-в-точь, как у людей, подумал я, и внимательно посмотрел на фотографию, которую протянул мне Вершигора.
— Я не знаю этого человека.
— Как не знаешь? — удивился генерал. — Это фото мне дал Сережа.
— Рябов, конечно, великий фотограф, — пробормотал я, чуть ли не краснея по поводу своей неосведомленности, — но мне некогда смотреть на каждого, кого он снимает.
— Да, фотографий много было, — по ответу Вершигоры я понял, что попал в цвет. Еще бы не попасть, зная Сережу. Тем более, что незнакомого мне субъекта щелкнули возле дома, где коротает дни в ожидании лучшей доли еще один генерал. Отставной, правда, но не теряющий надежды вернутся к активным действиям. Напрасно, что ли, Рябов пасет его, используя последние достижения фирмы «Минолта».
— Бывший старший оперуполномоченный областного отделения КГБ СССР Баранаускас, — глухо выдал Вершигора. — Работает в Москве. В свое время Велигуров вытащил его из Каунаса. Велигуров любил находить свежих людей из провинции. Чтобы они всем ему обязаны были. Потом, как правило, они возвращались на места с повышением. Но Баранаускас не вернулся…
— Постой, Вершигора, — я почувствовал что-то важное, но не мог понять что. — Извини, не говори пока ничего.
Еще совсем недавно у меня было такое же предчувствие. С чем оно связывалось? Люди на местах… Люди на местах… Сто тридцать второй номер… Джафаров… А что если?
— Вершигора, «семерка» твой телефон слушает?
Генерал на всякий случай промолчал. Потому сегодня — веселое время, а связь работает так здорово, что ваш разговор может слушать кто угодно, даже сосед по блокиратору.
— Ничего, у нас своя связь, — успокаиваю генерала, бегу в переднюю и достаю из бокового кармана плаща телефонную трубку. А потом я передумал звонить. Потому что, если коньяк и действует на меня, но не до такой степени, чтобы я полностью доверял бесконтрольности этого известного многим номера.
— Товарищ генерал, на секундочку, выскочу освежиться, — бормочу я, быстро скатываюсь вниз по лестнице и выхожу на свежую прохладу воздуха. Самое приятное, меня никто не сбивает с ног и не волочит, куда кому вздумается. Зато тут же тормозит рядом машина, а вторая, на противоположной стороне улицы, моргает фарами.
— Найдите Рябова, — командую в окошко, — если он в офисе, пусть оттуда не выходит.
Машина сорвалась с места только после того, как я вернулся на лестничную клетку, где продолжал стоять парень со странным отсутствующим взглядом. Это, наверняка, на него выстрел в сердце действует, решил я, присаживаясь на диванчик в кабинете Вершигоры.
— Так что же Баранаускас? — возвращаю Вершигору к началу бестактно прерванной беседы.
— Он сейчас выполняет особые поручения.
— Связь между Москвой и Южноморском?
— Это тоже. Но согласно оперативно-розыскным данным…
— Извините, товарищ генерал, мы не на планерке у председателя горсовета. Давай проще, Вершигора, а то я в вашей терминологии путаюсь.
Проще, конечно, было бы, если Вершигора вместо этой формулировки заявил: «Согласно стуку моих осведомителей». Я не переживаю по поводу стукачей, у меня самого их, думаю, не меньше, чем у генерала. Разве что их положение в обществе покруче, а, генерал? Тьфу ты, видно, коньяк действует, «Камю» этот многолетней выдержки в баре Вершигоры. Я уже его, партнера, за стукача поиметь решил. Извиняюсь, генерал, даже мысленно, но все равно, пардон.
— Ладно. Баранаускас вместо родного Каунаса почему-то отправился в Питер. Четыре года назад. А там происходили некоторые события, привлекшие внимание нашего руководства. Только не перебивай, а то что-то непонятное. Ведь всего одну бутылку трахнули. Давай я кофе заварю — и тогда порядок будет.
Кофе Вершигора заварил отвратительно, но тем не менее я его кулинарные способности вслух не оценивал. А даже такой пережженный допинг благотворно сказывался на ясности мыслей. В том числе и собеседника. Вершигора рылся в ящике стола.
— Вчерашний день ищешь? — спросил я.
— Папиросы где-то еще были, — продолжал свои поиски генерал.
— Возьми мои, — протягиваю Вершигоре пачку стомиллиметрового «Пэлл-Мэлла».
— Ну их, — отмахнулся генерал, — они вонючие.
Наконец, Вершигора выудил из ящика стола россыпь папирос и с наслаждением затянулся «Беломор-каналом».
— Так что там в Питере случилось, генерал?
Вершигора положил свою громадную ладонь на старенькую папку, из которой предварительно извлек несколько бумажек и безо всяких шпаргалок начал рассказывать:
— В Питере жил один парень, так себе, ничего особенного, фарца мелкая, схлопотал три года условно. Но не за фарцовку, а за грабеж. С отсрочкой приговора на два года. Потом опять этот самый, Серов его фамилия, за старое взялся. И залетел на десять лет с конфискацией. За гоп-стоп. Было это в восемьдесят шестом. А через три года Серов оказался в Америке. Видишь, какие перестройка сюрпризы преподносила. Нравится?
— Вполне обычная ситуация, — сотворяю безразличный вид. — Мало ли что бывает? Например, человек выходит из зоны, мочит кого-то и опять на нары. А Вершигора по всей стране ищет убийцу проклятого. Не знает генерал, что его алиби официально подкреплено документами: в день совершения убийства подозреваемый отбывал наказание в колонии строгого режима согласно приговору суда. Больше того, он до сих пор там сидит… Кто догадается, каким святым духом…
— Хватит, — оборвал меня Вершигора. Знает генерал о таких штучках, правда, в последнее время его коллеги их перестали практиковать, особенно после двух самоубийств непосредственно в высоких кабинетах МВД. Только слушать это ему явно неприятно.
— Так что? Приехал Серов в Америку. Освободили его условно-досрочно, да?
— Еще раз перебьешь — пусть тебе Рябов все рассказывает, — чуть ли не обиделся генерал.
— А что такое? Ты спросил — я ответил.
— Ладно. Отсидел Серов три года и схлопотал инвалидность, травму получил он, черепномозговую. В инвалида второй группы превратился. Еще бы — перелом основания черепа, ушиб головного мозга. Эпилепсия вдобавок. И тут инвалида этого освобождают. А спустя пол года — он уже в Штатах. Что он там делал, наверное, будет лучше, если Сергей тебе расскажет. Он той линией занимался.
— Извини, генерал, а ты не в курсе?
— Ну, в общих чертах.
— Так мне в общих чертах и нужно.
— Серов в Штатах действовал для инвалида-эпилептика очень мобильно. Приступы болезней его не тревожили. И этот парень замечательно вписался в русскую мафию. Серов занимался подделкой кредитных карточек, страховых полисов, вымогательством, шантажом, нелегальной торговлей бензина и многим другим. А также — произведениями искусства. В его доме во время обыска, кроме громадного количества электронного оборудования, полиция обнаружила множество старинных картин, скульптур и другой антиквариат.
— А за что его взяли американцы?
— Они его не брали. Анонимный звонок в полицию, сообщение об убийстве. Когда полицейские вошли в квартиру Серова, он был уже мертв. На месте преступления задержали убийц с очень американскими фамилиями — Петров и Сидоров. Оба этих эмигранта — бывшие офицеры Советской Армии. Сидоров с Петровым уже расчленяли тело Серова, пальцы отрубить успели, в банку из-под пива спрятали, пули извлекли. Еще бы час — и все следы замели. А их кто-то сдал. Подробнее тебе Рябов расскажет. Это все, что я запомнил.
— А по твоей части?
— По моей части помогли питерские ребята. Заключение городской ВТЭК об инвалидности Серова было сделано врачами заочно, без осмотра больного, на основании справки. Как факт? А что суд после этого его тут же вчистую освободил от срока, уже не кажется странным? По крайней мере, как удалось Серову после того за полгода перебраться в Америку, у меня особого удивления не вызвало. Потому что мои коллеги побывали в тюрьме, где содержался Серов с 1986 по 1989 год. И что интересно — они даже не обнаружили никаких документов о пребывании там Серова. А когда начальство тюремное прижали, оно тут же раскололось: документы на осужденного отсутствуют, так как с ним все эти годы работал сотрудник КГБ. Потому ничего удивительного в досрочном освобождении Серова уже нет, правильно?
— Правильно, — пробормотал я, — и нет уже ничего удивительного, что он так здорово прокручивался в Америке. Понятно, почему его убрали, когда рухнуло КГБ. И даже отчего полиция была предупреждена об убийстве. Кто встречался с Серовым в тюрьме, тот и был настоящим «крестным отцом» русской мафии.
— Думаю, это не совсем так, — прикурил погасшую «беломорину» Вершигора. — Мы выяснили, что с Серовым работал Баранаускас. Но на роль «крестного отца» он не тянет. Ты подумай. Велигурова перевели из Москвы с его командой, а Баранаускаса нет. Он вернулся из Питера в 1989 году и с тех пор продолжает находиться там при…
Вершигора нарочно запнулся. Ему, видимо, не хотелось произносить эту фамилию. Еще бы, разве можно в чем-то бездоказательно обвинять такого же генерала, как сам, если просто догадываешься о его подлинном лице. Мало ли при ком может находиться Баранаускас? Это же не значит, что его хозяин отвечает за все действия подчиненного. Дай Вершигоре волю, он еще начнет меня убеждать, что этот Баранаускас — агент ЦРУ, давший возможность своим хозяевам успешно вести борьбу с нашим бедствием, хлынувшим к берегам Америки. Генерал Вершигора о нелегальной торговле металлом, наверное, наслышан. Впрочем, как и о контрабанде антиквариата. Только конкретно ничего не знает. И знать не должен.
— Баранаускас до сих пор находится при заместителе начальника внешней разведки Управления Министерства безопасности России Игнатенко, — завершил я фразу Вершигоры.
42
Марина поздоровалась так, будто бы мы расстались вчера. Стоило только поудобнее развалиться в кресле, принимая вид директора «Козерога», исстрадавшегося в заботах о производстве безналичных и их прыжках со счета на счет, как моя секретарша тут же добавила проблем: