— Да уснешь тут, как же, — с досадой сказал Олег и рассказал своему старпому о ночных приключениях Марьяны.
Тот длинно присвистнул.
— Дела-а-а… Слушай, Олежа, если у нас каждый день будут давать по голове очередному пассажиру, то до Барселоны мы довезем меньше половины. Она как, цела хоть?
— Да вроде цела, я ее в своей каюте запер, от греха подальше. Туда ее искать вряд ли кто-то полезет. Главное — понять, что такого она видела или слышала, что стала опасной.
— Да она все время что-то видит и слышит, — рассмеялся Озеров. — И эта, напарница ее, хозяйская теща. Они же везде носы сунули. Странно, что еще вторая цела.
У Олега похолодело в груди. Если что-то случится с его тещей, Игорь ему этого не простит. Да и жалко ее, действительно классная тетка. Такая классная, что Олег, пожалуй, таких в своей жизни и не встречал.
— Ладно, разберемся, — сердито сказал он. — Все, принимай вахту, я пошел к себе. Часов до десяти меня не буди. Ну, если только случится что, не дай бог, конечно.
— К себе? — Валентин изогнул бровь в немой усмешке. — Так ведь у тебя там, как я понимаю, занято. Или вы договорились уже?
— Не твое дело, — грубо оборвал его Олег. — Ты за своей Полиной следи. Не знаю, как ты, а я уже запутался, кому из присутствующих на яхте может грозить опасность. В общем, смотри в оба, я пошел спать. Если что, я в шестой каюте.
Озеров откровенно усмехнулся.
Спустившись на нижнюю палубу, Олег несколько секунд постоял у запертой двери в свою каюту, взвесил на ладони блестящий ключ, тяжело вздохнул и пошел дальше по коридору. Нет, он не будет такой скотиной, чтобы пользоваться беззащитностью этой девушки. Да, она спит в его постели, но это означает только одно — ему самому нужно искать другое место для ночлега. Она его не приглашала, и обижать ее, даже ненароком, он не будет.
Он отпер шестую каюту, раздвинул шторки на иллюминаторе, впуская в комнату тусклый утренний свет, растянулся на кровати, чувствуя, как ноют сведенные от напряжения мышцы. Нужно было поспать, потому что им с Валентином предстояло еще более двух суток вести яхту в порт приписки, сменяя друг друга. И если в свободное время Валька вполне мог спать, то Олегу еще нужно было разобраться, что, черт побери, произошло, и обеспечивать безопасность пассажиров. Черт, с последней функцией он справлялся в этом плавании не очень. Точнее, совсем не справлялся.
Он закрыл глаза, но сон не шел. Перевозбужденный мозг отказывался включать механизм торможения, и сквозь пляшущие перед глазами красные мушки Олег задумчиво оглядывал каюту, ставшую за последние двое суток свидетелем многих интересных событий. Именно здесь уединялся со своей малолеткой мерзавец Илюха, которому Веденеев самолично пообещал после схода на берег оторвать все, что отрывается, здесь же состоялся вчера непонятный разговор, из-за которого чуть не пострадала Марьяна… Интересно, отчего всех тянуло именно сюда, а не в пустующую каюту номер пять?
Из-за того, что там за одной стеной Илюха с Димкой, а за другой бдительная Галина Анатольевна? Так и здесь есть соседи. Впрочем, Тоня выбрала для свидания эту каюту именно для того, чтобы слышать, храпит ли за стеной пьяный отец. Если бы он проснулся и стал ее искать, она быстренько вернулась бы, сославшись на то, что выходила подышать воздухом или взять воды. Этой же ночью в восьмой каюте и вовсе никого не было. Репнин сошел на берег. Так, но ведь за другой стеной Юрка, лучший в мире кок, уникальный повар, разменивающий свой талант на жалкой посудине для туристов. Ведь он же мог что-то слышать!
Чертыхаясь, Олег встал с кровати, в глубине души радуясь, что не успел раздеться, прошел в ванную, плеснул холодной водой в лицо, прогоняя усталость от бессонной ночи, вышел из каюты, постучал в соседнюю дверь. Тишина была ему ответом. Он снова глянул на часы — пятнадцать минут седьмого. Ну, конечно, Юрка уже на кухне. Он всегда начинает свое священнодейство в шесть утра, потому что в начале восьмого у некоторых пассажиров уже может возникнуть желание позавтракать.
Палуба качалась под ногами, когда он шел в сторону кухни. То ли от пусть небольшого, но все же шторма, то ли от усталости. Но ни то, ни другое не имело значения. Юрий таки был уже на кухне, месил тесто для оладий, взбивал яйца для омлета, тонко-тонко строгал мясные деликатесы и резал сыры. Действительно, священнодействовал. Наблюдать за ним было одно удовольствие. Увидев капитана, кок на мгновение остановился, но тут же руки его заработали с привычной скоростью, нож мелькал так быстро, что и не уследишь.
— Что случилось, кэп? — спокойно спросил он.
— Случилось. — Олег уселся на высокий стул, стоящий у окна, засунул в рот помидоринку черри. Помидор был южный, сладкий, средиземноморский. Таких нигде больше не встретишь. — Юр, ты ночью ничего не слышал?
— А должен был?
Ответ Олегу не понравился. В нем было что-то неправильное, как будто коку было что скрывать.
— Должен или не должен, я не знаю, — медленно сказал Веденеев, — но мог. И этой ночью, и прошлой. Ты ведь вроде как-то жаловался, что спишь чутко, от любого звука просыпаешься.
— Ты бы тоже чутко спал, если бы у тебя было трое детей. — Юрий усмехнулся, но тут же снова стал серьезным. — Олег, ты чего хочешь, чтобы я тебе рассказал? Про Илюхино свидание?
— То есть свидание ты слышал?
— Их было трудно не слышать, — Юрий засмеялся уже в голос. — Малолетка эта с таким энтузиазмом трахается, я тебе скажу. Я аж им позавидовал. Молодость, что ты хочешь. А то, что Илюха у нас безбашенный совсем, сам себя под статью подводит, так ничего нового. Был бы он умный и скучный, давно в капитанах бы ходил, а не матросом палубу драил. Его дело, мне его воспитывать не с руки.
— Илюхино моральное падение меня, конечно, волнует, но только в той степени, чтобы Елена Михайловна жалобу не накатала, — сухо сообщил Веденеев. — Но она вроде тетка современная, по крайней мере, в обморок от известия про доченькин роман не упала. Вздохнула только. Ладно, этот момент проехали. Переходим к сегодняшней ночи.
— А что сегодняшняя ночь? — Юрий в глаза Веденееву не смотрел, резал красный лук, выкладывая красивые ровные кольца на блюдо с помидорами и огурцами.
— Юр, ты со мной не играй, не надо, — ровным голосом предупредил Олег. — Ты же меня знаешь.
— Вот что я тебе скажу, капитан. — Юрий отложил нож, вытер руки о фартук, повернулся к Веденееву и наконец посмотрел ему прямо в глаза: — Ты бы поговорил с Димкой.
— С Димкой? — Олегу показалось, что он ослышался. — А Димка-то тут при чем?
— А ты поговори, авось и узнаешь при чем. Тем более что он придет с минуты на минуту. Завтрак накрывать пора. А со мной у тебя разговор окончен. Я стукачом отродясь не был, да и начинать поздно.
В бешенстве толкнув дверь, которая отделяла кухню от столовой, и чуть не разбив кулаком филенку, Олег вывалился в кают-компанию, чувствуя, что ярость заливает глаза. Да что они все, сговорились, что ли? Его команда, с которой он ходил в море уже второй год и которая казалась верной, сплоченной и спаянной, подкидывала сюрпризы один за другим. Валентин, взявший в плавание подругу, Илюха, совративший несовершеннолетнюю пассажирку (хотя если быть до конца честным, это она его совратила), Юрка, хранящий неведомо какие секреты, теперь еще Димка, которого, если честно, Веденеев совсем не знает, потому что парень на «Посейдоне» без году неделя. Разогнать бы всех к чертовой матери!
Из шкафа под барной стойкой он достал бутылку минеральной воды, рывком сорвал крышку, опрокинул узкое горло в рот, чувствуя, как вода стекает мимо, заливая белую рубаху, уже очень несвежую. Черт, еще и душ не принял… От этой мысли он чуть не завыл, громко, по-волчьи, но сдержался, потому что в кают-компании появился тихий и явно не выспавшийся стюард, увидел капитана, остановился испуганно.
— Олег Алексеевич, вы чего здесь? Я думал, вы спите.
— А я думал, что ты что-то хочешь мне рассказать, поэтому решил не спать, — сообщил Веденеев голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Ну что, Димон, начнем сразу или сначала фигуры марлезонского балета устраивать будем?
Откуда взялся этот самый марлезонский балет и чем он мог помочь сейчас делу, Веденеев не знал, но злость и усталость мешали ему думать, и от этого он ярился и уставал еще больше, чувствуя себя бестолковым и бесполезным.
Дверь снова открылась, и на пороге показался Михаил Быковский. Выглядел психолог плохо, так плохо, что легко мог сойти за смертельно больного. Полные щеки обвисли, красные слезящиеся глаза ввалились, он тяжело дышал и прижимал руку к левой стороне груди.
— Вам что, плохо? — спросил Веденеев, чувствуя, что внутри начинается паника. Вот только сердечного приступа у пассажира ему сейчас и не хватало! Что он будет делать, если на руках у него окажется еще один труп?
— Плохо, но это неважно, — вялым, умоляющим голосом сказал психолог. — Сейчас важно совсем другое. Господин капитан, мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, не трогайте Диму. Он ни в чем не виноват. Это не он, это я.
— По-моему, я его и не трогаю, — неприятным любезным тоном сообщил Веденеев и скрестил на груди руки. — И в чем вы, прости господи, виноваты? Это вы убили Маргариту Репнину?
— Что? Нет, что вы, это не я. — Быковский задыхался, хватая ртом воздух.
В кают-компании появилась Галина Анатольевна, одним взглядом оценила обстановку, скрылась в дверях, но очень быстро вернулась. В руках у нее была та самая таблетница, с которой обычно не расставалась Марьяна. Достав из нее какую-то маленькую таблетку, она протянула ее Быковскому. Тот с благодарностью кивнул, дрожащими пальцами засунул таблетку под язык, немного помолчал. Страдальческое выражение постепенно сходило с его лица, да и дыхание стало поспокойнее.
— Вы что, сердечник? — спросил Веденеев, начинающий кое о чем догадываться.
— Да, со стажем, — психолог говорил и дышал уже нормально. — Обычно это удается держать под контролем. Я постоянно принимаю назначенные врачом препараты, поэтому мое нездоровье обычно мне не досаждает. Просто сейчас я переволновался, да и…