— И таблетницу Марьяны в каюте оставили не вы?
— Да нет же! Меня там не было. Я ни разу не заходил в ее каюту.
Елена Михайловна тяжело выдохнула, залпом допила ледяной сок из бокала и встала.
— Таблетницу в каюте Риты оставила я, — сказала она. — Не специально, упаси бог. Она просто выпала у меня из кармана. После пропажи кольца я была не в себе, иначе ни за что не пошла бы выяснять отношения с этой стервой. Я была уверена, что кольцо сперла она, и пошла к ней в каюту, чтобы сказать все, что я про нее думаю. Она сидела в кресле у окна и потягивала какой-то коктейль. Она смеялась надо мной. Прямо мне в лицо. Говорила, что уже один раз она отобрала у меня мужа, и если захочет, то сделает это еще раз. И что я никуда не денусь с этой посудины, потому что ее развлекает выражение моего лица. Я вырвала у нее из рук бокал и выплеснула содержимое ей в рожу, а она снова рассмеялась, она уже была не очень трезва. Я выскочила из каюты, потому что еще минута, и я бы ее убила. Я стояла на палубе минут пятнадцать, чтобы прийти в себя. Потом я хотела зайти к Марьяне, чтобы вернуть таблетницу, но обнаружила, что потеряла ее. Видимо, она выпала у меня из кармана, пока я была в каюте Риты, но возвращаться туда я бы ни за что не стала. А наутро выяснилось, что ее убили.
— Вы точно помните, что выплеснули коктейль, который был у нее в бокале? — спросила Галина Анатольевна. Она подалась вперед, глаза ее блестели.
— Да, Рита, смеясь, сказала, что алкоголя на этой посудине хватит на несколько лет вперед, а наблюдать за тем, как я бешусь, ей приятно. Я до сих пор слышу, как она хохочет за моей спиной.
Елена Михайловна тяжело задышала, Григорий Петрович накрыл ее руку своей большой ладонью, посочувствовал.
— Когда нашли тело Маргариты, рядом на тумбочке стоял бокал с остатками коктейля, того самого, которым ее отравили. Это была смесь грейпфрутового сока и кампари, только вместо кампари в бокале растворили дигоксин, — сказала Галина Анатольевна. — Получается, что этот бокал принесли в каюту уже после того, как Елена Михайловна оттуда ушла. И сделал это именно убийца.
Стюард Дима побелел, губы его затряслись, и он затравленно посмотрел в сторону Быковского.
— Это не я, — сказал он. — Честное слово, не я. Последний бокал она заказала сразу после ужина. Это была «Маргарита», гранатовая «Маргарита». Она взяла бокал и ушла в каюту, и больше от нее заказов не поступало.
— Получается, что коктейль смешал кто-то другой, — утешающе сказала Марьяна. — Для этого даже к бару идти было не надо. Кампари же в нем не было. Налить в бокал сок и растворить лекарство можно было в любом месте, а потом принести в каюту к Маргарите.
— И сделать это так, чтобы она не удивилась неожиданному предложению, — медленно сказала Галина Анатольевна.
Олег внимательно посмотрел на нее, пытаясь уловить невысказанную ею мысль. Она вертелась у него в мозгу, кололась и щекотала, но не давалась.
— Вот что, Марк, — сказал Олег чуть раздосадованно. — Я должен запереть вас в вашей каюте, чтобы быть уверенным в том, что вы не наделаете глупостей. То, что вы говорите, звучит убедительно, но ни у кого, кроме вас, не было повода мстить Маргарите Репниной.
— Вы можете делать все, что считаете нужным, — сказал Марк и закрыл лицо руками. — Но я клянусь вам памятью моих сестры и матери: я ее не убивал.
Олег слегка кивнул, и матрос Илья, снова верно расценив данное ему указание, потянул Марка за рукав, пойдем, мол. Оглядев всех собравшихся полубезумным взглядом, Марк вышел из каюты.
— Представление окончено, — мрачно сказал Веденеев. Он был страшно недоволен собой и смертельно хотел спать.
Усталость наваливалась так стремительно, что он испугался, что он сейчас устроит еще один спектакль, упав в постыдный обморок. Сцепив зубы, он, ни на кого не глядя, неверными шагами вышел из кают-компании, спустился на два этажа ниже, добрался до каюты, повернул ключ, отпирая замок, рухнул на кровать и через минуту уже спал.
Марьяна заглянула в капитанскую каюту, которую Олег оставил незапертой, убедилась, что он беспробудно спит, тихонько улыбнулась, потому что во сне он выглядел не суровым и опытным морским волком, а беззащитным и трогательным, как ребенок. Когда-то давно одна из ее подруг утверждала, что все мужчины во сне становятся похожими на детей, но с этим Марьяна была, пожалуй, не согласна.
Например, в спящем Гордоне не было совсем ничего детского, наоборот, во сне черты его лица становились резче, грубее, проявляя внутреннюю суть эгоцентричного, циничного человека, способного на все ради собственной выгоды и ни во что не ставящего интересы других людей. Даже в самый разгар их романа она не любила смотреть на него, когда он спит, потому что в эти минуты она начинала его бояться, словно предчувствуя все то, что потом произошло между ними.
А вот спящий Олег выглядел совсем по-другому, словно сон расслаблял некую неведомую Марьяне взведенную в нем пружину, являя миру тонкую, чувствительную, пожалуй, даже ранимую душу. В какой-то момент у Марьяны мелькнул соблазн лечь рядом, разбудить его, чтобы повторилось то прекрасное, что было между ними пару часов назад, но она сдержалась. Ее мужчина нуждался в отдыхе, именно сейчас было отчетливо видно, насколько он не железный. Что ж, она даст ему отдохнуть, потому что никуда не торопится. У нее было впереди много времени. Не до прибытия «Посейдона» в порт назначения, а вообще, в целом.
Почему-то именно сейчас к Марьяне пришло отчетливое понимание, что с этим мужчиной она проведет остаток своих дней. Она видела будущее так четко, как будто разглядывала картинки в большой красивой древней книге. Книге судьбы. Там был маленький домик у моря и большая красивая яхта где-то на горизонте, и следы ног на песке, женских и детских, и горячий шепот в ночи о самом важном, самом главном, что только может быть в жизни, о любви.
Эффективный менеджер, ответственный помощник директора, амбициозная Марьяна Королева сейчас не думала о том, что в этой прекрасной будущей жизни будет с ее карьерой. Она знала, что может добиться успеха в любом деле, потому что была умной и работоспособной, но главным в жизни для нее была любовь, без которой все остальное теряло смысл.
Она вынырнула из своих грез и потихоньку выскользнула из каюты, отправившись на верхнюю палубу, где у бассейна развернулась жаркая дискуссия по поводу виновности или невиновности Марка.
— Ну все же логично, — говорила Елена Михайловна, обнимая за плечи прижавшуюся к ней Олю. Девочка хлюпала носом. Известие о том, что обожаемый Марк, оказывается, ненавидел ее мать, как и следовало ожидать, стало для девочки серьезным ударом. — Все сходится, абсолютно все.
— Но ведь он не признался. — Полина выглядела расстроенной, видимо, ей было жаль Марка.
— Еще бы он признался, — ехидно сморщила нос Тоня. — Что ж он дурак, сам себе статью шить?
— Доченька, ну как ты разговариваешь. — Впрочем, в голосе Елены Михайловны не было особого осуждения. Видимо, на него у нее уже просто не осталось сил.
— А я ему почему-то верю, — вступила в разговор Марьяна. — Галина Анатольевна, а может так быть, что мы что-то не учли? Или не заметили?
Пожилая дама склонила голову в знак согласия.
— Если вам интересно мое мнение, — Михаил Быковский откашлялся, привлекая внимание, — то, как профессиональный психотерапевт, скажу, что молодой человек, похоже, говорил правду. Не буду вдаваться в детали, но в его пользу говорит совершенно все: поза, дыхание, тембр голоса. Нет, он невиновен в убийстве.
— На колу мочало, начинай сначала, — задумчиво сказала Галина Анатольевна. — Марьяна права, мы что-то не заметили. И самый главный вопрос, на который мы должны найти ответ: кто именно мог знать, что у Михаила Дмитриевича при себе большой запас лекарства, при определенных обстоятельствах оказывающегося ядом.
— Действительно, об этом я как-то не подумала, — согласилась Марьяна. — К примеру, мою таблетницу видели все, а аптечку Михаила Дмитриевича никто.
— Да не в аптечке они лежали, — психолог махнул рукой. — А на столе в каюте. Две упаковки дигоксина, по пятьдесят таблеток в каждой.
— А кто заходил к вам в каюту? Кто мог их видеть?
— Никто. — Быковский выглядел растерянным. — Я ни разу не приглашал никого к себе в каюту.
— Ну, как же никто, — чуть снисходительно сказала Галина Анатольевна. — К примеру, Дима заходил, да Илья, причем ежедневно, потому что он делал там уборку.
— Вот Илью сюда приплетать не надо, — вскинулась Тоня. — Марка уже обвинили в убийстве, теперь и до Ильи добрались.
— Я и не обвиняю, деточка. — В голосе Галины Анатольевны прозвучал металл, подростковую бестактность она терпеть была не намерена. — Я просто объясняю Михаилу Дмитриевичу, что его «никто» очень далеко от истины. И надо подумать еще, ничего более.
«Посейдон» продолжал идти вперед, невзирая на разыгрывающиеся на его палубах штормы и бури. Настало время обеда, и Дима позвал всех к столу. Марьяна ела без аппетита, хотя еда, приготовленная Юрием, была выше всяких похвал, впрочем, как и всегда. Этот человек мог бы работать шеф-поваром самого престижного ресторана, и оставалось только гадать, почему он прозябает на «Посейдоне», ублажая обычных туристов, среди которых далеко не все были гурманами.
Какой бы вкусной ни была еда, мысли Марьяны сейчас находились двумя этажами ниже. Она уже соскучилась без Олега и мечтательно гадала, когда же он проснется и будет ли у него немного времени для нее, Марьяны, до того, как он сменит стоящего у штурвала Валентина и заступит на вахту. Она покосилась на безмятежно вкушающую обед Полину. Девушка, по всей видимости, окончательно успокоилась и занятость своего возлюбленного переносила без нытья и жалоб.
Олег открыл глаза, когда часы показывали начало третьего. Оглядел взглядом пустую каюту, ощутил острый укол сожаления от того, что находится здесь в одиночестве. Марьяны не было рядом, и он тут же почувствовал пустоту, а также легкий страх. Вдруг, пока он спал, с ней что-нибудь случилось?