— Спокойно, — шепчет Карин, запихнув мне в рот конфету.
Не успеваю напомнить ей, что сегодня не пил и даже не ел. Чья-то рука открывает дверь, обычная проверка, будьте добры выйти и предъявить документы на машину. Разжевываю пастилку с независимым видом и выбираюсь наружу.
— Вам что же, ремень безопасности не нужен?
— Я бельгийка, — отвечает Карин.
Полицейские смотрят на нее сурово. Если она так пыталась разрядить обстановку, этот номер не прошел. Я достаю из кармана плаща пластиковый бумажник, где с изумлением, которое можно было изобразить куда убедительнее, не нахожу никаких документов.
— Ну да, я же доставал их, когда надо было снять копии для страховой компании… Там было полно народу, и…
— Документы на машину, — прерывает меня главный.
Перегнувшись через Карин, я послал ей взгляд, полный отчаяния, и вынул из бардачка свидетельство о регистрации.
— Вы Поль Гуйар?
— Нет-нет! Это тот, кто продал мне машину. — Я с таким праведным негодованием встал на защиту своего имени, словно его можно было найти хоть в одной базе. — Вы же видите, там все перечеркнуто.
— А вы не знали, что нужно получить новое свидетельство?
— Знал, конечно… просто был очень занят.
— От вас пахнет ментолом. — Страж подозрительно принюхался и протянул мне алкотестер: — Дыхните сюда.
— Он отказывается! — заявляет Карин.
— Я не отказываюсь! — возражаю я.
— Ваше право, — отвечает самый молодой. — Но вам придется проехать с нами в участок и сдать анализ крови.
— Вы из Второго управления? — поинтересовалась Карин. Полицейский кивнул, несколько удивленный тем, что слава его подразделения достигла Бельгии.
— Тогда ладно, — решила она. — Везите.
Они усадили нас в универсал, а младший вызвал эвакуатор за «Фольксвагеном», оставленным на разделительной линии.
— Все уладится, — тихонько утешает Карин, видя, как я расстроился. Полицейские садятся с двух сторон от нас и прижимают нас друг к другу.
Тот, что напирает на меня слева, воспользовавшись пробкой, записывает в блокнот мои данные, при каждом вопросе толкая меня в бок.
— Фамилия?
— Глен.
— Имя?
— Ришар.
— Дата и место рождения?
Вот с этим сложнее. Карин явно удивлена моим молчанием.
— Дата и место рождения? — Новый толчок в бок.
— Первое февраля пятьдесят седьмого, — говорю я, в конце концов, не вижу необходимости что-то здесь выдумывать.
— Место рождения?
— Сен-Жан, Морбиан.
— Номер департамента?
— Не помню.
— Пятьдесят шестой, — подсказывает шофер.
— Вы не знаете номера своего департамента?
— Я живу в Париже.
— Фамилия отца?
— Неизвестен.
— Матери?
— Idem.
— Ибн? Арабская, что ли?
— Латинская.
— Ее имя?
— Кончай, это он по латыни, значит, мать тоже неизвестна, — хмыкнул шофер.
— Ладно-ладно! Когда я тебя на дзюдо сделал, я над тобой не издевался! Профессия?
— Пианист.
— Писатель, — поправила Карин. — Ибн пианист.
Спины тех, кто сидит впереди, уже трясутся.
— Скоро вам будет не до смеха, — пригрозил дзюдоист. — Так пианист или писатель?
— И то, и другое.
— Место жительства?
Я назвал адрес на улице Лепик, как будто подписал себе смертный приговор, — с отчаянной храбростью и надеждой на чудо.
— Теперь вы! — переключился он на Карин. — Фамилия, имя?
— Я не знала, что ты сирота.
— Так уж вышло… Отец меня не признал, а мать не успела зарегистрировать: она умерла при родах.
— Значит, это бабушка тебя…
— Имя и фамилия, я спрашиваю!
Сохраняя полнейшее спокойствие, она отвечает:
— Спросите лучше у комиссара Жулля. Давайте, звоните ему! Скажите ему, что я Карин Денель, а там посмотрим.
Я в изумлении смотрю на нее. Полицейский на переднем сиденье отправил сообщение. По получении ответа в машине воцарилась напряженная тишина до самого приезда в участок. Высаживают нас гораздо вежливее, чем усаживали, открывают перед нами двери участка, уступают дорогу. Низенький толстячок в водолазке спешит нам навстречу, протягивает руку и жизнерадостно улыбается:
— Добрый вечер, дорогая мадемуазель, рад нашей встрече! Итак, кого вы нам привезли сегодня?
— Это Ришар Глен, — представляет меня Карин с оттенком торжественности.
— A-а, его не знаю, — не глядя на меня, он сует мне вялую ладошку.
Я отвечаю «добрый вечер, комиссар» с невозмутимостью добропорядочного гражданина.
— Пока еще «капитан», — сетует он, обращаясь к Карин. — Подумать только! Мы просим кредитов, а нам дают чины. Он кто, тоже писатель? И чем он нас порадовал?
— «Принцессой песков», — объявляет она гордо.
— Всего не перечитаешь, — извиняется капитан. — Что же с этим господином стряслось?
— Да ничего, ничего, — поспешно говорит Карин, опережая дзюдоиста, который уже приготовился зачитывать список правонарушений.
— Слава Богу, — вздыхает капитан. — Вы меня напугали. Райончик у нас тот еще… Ну, что такое, Бессоно? Вы же видите, мы беседуем.
— Прошу прощения, капитан, — наседает тот со своим списком: не пристегнутый ремень, отсутствие страховки, свидетельство на имя предыдущего владельца, просроченный техосмотр и отказ пройти тест на алкоголь.
— Ладно! — отмахивается капитан. И уже нам: — Вы посидите пока, я все улажу.
Указав на скамью, он холодно предлагает своему подчиненному пройти за ним в кабинет. Когда дверь за ними закрывается, я в упор смотрю на Карин, которая скромно сидит посередине скамейки, скрестив ноги и разглядывая свои ноготочки.
— Сейчас объяснишь или оставишь на потом?
— И объяснять нечего, — отмахнулась она, пожалуй чересчур беззаботно. — Он классный дядька, вот и все. Мы немного знакомы…
— И кого же ты в прошлый раз к нему привела?
— Бернара Анри Леви.
— Леви?!
— Я как раз про него и писала дипломную работу: о различных видах авторского «я» в его творчестве. Получила девяносто баллов из ста и в благодарность послала ему свой диплом на адрес издательства «Грассе». В декабре я была в Париже, он пригласил меня пообедать. И оказался вовсе не таким, как про него говорят. Никакого гонора. Наверняка он частенько заходит в «Свиную ножку», там бы я вас и познакомила… Уверена, он мог бы дать тебе хороший совет.
Пытаюсь казаться спокойным. Бернар-Анри Леви. Торгует в розницу своим гуманитарным «эго». Помешан на своей прическе и сигнализирует цветом рубашки о своем настроении.
— Не любишь его? — Карин глядит с таким волнением и грустью, что я еще больше ненавижу его.
Я задыхаюсь от возмущения: куда там, он же у нас философ, недремлющее око, совесть нашего времени!
— Он такой славный.
Еще бы не славный. Недавно, этой зимой я его, славного, на трех колонках раздраконил. Было время, я и книги Леви читал, но после выхода «Шарля Бодлера» в восемьдесят восьмом году стал критиковать его имидж, а не текст. Вот и в последней статье вставил неплохую шпильку: мол, Бернар каждый день смотрит себя в программе «Гиньоль»[43] по «Канал Плюс», изучая влияние своей куклы на собственный стиль. Гордиться тут нечем, но слишком уж легко и приятно размазывать его по стенке; впрочем, он всегда умно и тонко отвечает мне в своей рубрике журнала «Пуан», и я рад хотя бы тому, что потрудился не зря.
— А почему ты выбрала именно его?
— Ну, его все так поносят… И я вдруг поняла, что никто не читал его романы, во всяком случае, у нас, в Брюгге. Знают только имя, лицо и всякие сплетни о нем. Ты не представляешь, как ему это неприятно. Почитай его «Комедию», там очень здорово сказано об этом: что он, мол, злейший враг своих романов, что он их заслоняет собой, что его имидж хуже любого цензора. Но ему твердят, что жить напоказ необходимо, иначе он быстро выйдет в тираж.
— И что же, он проехал на красный свет?
— Нет, в него тортом запустили в ресторане. Ноэль Годен[44], тот самый, что преследует его и каждый раз норовит заехать тортом с кремом. Бельгиец к тому же, стыд и срам! Я настояла, чтобы он подал жалобу. Поначалу он не очень-то хотел, зато потом не пожалел. Подписал тут кучу своих книжек, я сама за ними смоталась во «Фнак», пока с него снимали показания. И они все подписали петицию против гражданской войны в Алжире.
Двое полицейских протащили мимо нас наркомана в наручниках, видно, посадят в камеру.
— Может, мы с ним встретимся, посидим втроем?
— Спасибо, не надо.
— Предпочитаешь встретиться с ним сам?
Из кабинета вышел капитан, сел между нами на скамейку и протянул мне свидетельство о регистрации:
— Вот. Вам надо получить новое, уже с ним забрать вашу машину со штрафстоянки Сент-Эсташ, оттуда прямиком к механику, чтобы привел ее в порядок перед техосмотром. И не забудьте про страховку. Осталась одна проблема — анализ крови…
Пока в лаборатории мою кровь проверяли на содержание алкоголя, капитан поинтересовался, о чем моя книга. Карин ее пересказала так бережно и точно, что у меня защемило сердце. Это настоящая история любви, говорит она, и каждая женщина узнает себя в главной героине. Капитан уточняет, что его жену зовут Мишель. Отвечаю, что книги давно нет в продаже.
— Отрицательный! — крикнул кто-то в белом халате из-за двери.
Капитан вскочил и пылко пожал мою руку:
— Браво! Спасибо вам. И просто для проформы подпишите протокол, очень уж хочется заполучить ваш автограф.
Мы молча покинули участок, зашли в кафе. Она заказала два пива, угостила меня сигаретой. Официант обслужил нас и ушел. Кассовым чеком она смела крошки к центру столика. Выдержав паузу, я отложил незажженную сигарету в сторону и со смиренным выражением лица спросил:
— Так я могу ему написать и сослаться на тебя?
Как она просияла! Тут же дала мне адрес издательства «Грассе». Придется теперь написать этому любителю тортов из «Свиной ножки» письмо от обиженного на судьбу неудачника, самым примитивным языком, чтобы отбить у него всякую охоту знакомиться со мной и заодно подорвать доверие к Карин. Я так противен самому себе, что убираю ноги под стул, избегая ласкового прикосновения ее ноги. Если мне приходится идти на такие мерзости, чтобы сохранить мою тайну, не лучше ли прямо сейчас во всем признаться? Она заметила, что мне не по себе, и, продолжая улыбаться, выложила на стол телефон в режиме ожидания. Тем самым дает мне понять, что если я хочу, мы можем расстаться на сегодняшний вечер, она не обидится, встретимся в другой раз, при более приятных обстоятельствах. Ее деликатность растрогала меня до слез. Я зову официанта, прошу у него меню, вспоминаю, что при мне уже нет наличных: выплатил на месте штраф за не пристегнутый ремень и отсутствие страховки. Звонит телефон. Девушка за соседним столиком, вытирая с пальцев крабовый соус, спрашивает Карин: