И вправду, сплетенные ветви образовали что-то вроде небольшой площадки, на которую оперативник и положил неприятно чавкнувшую мясную массу.
— Прими, Хозяин кладбища, подношение мое. Если тебе будет оно по нраву, то и мне будет радостно, — громко произнес он.
— Фонарик отдать? — спросил я у него.
— Не надо, — помотал головой он. — Пусть у тебя останется. Мало ли как будем с кладбища уходить, может, и поодиночке придется выбираться. Я, если что, и без света выйду, а тебе он не помешает.
— Как-то мрачно это прозвучало, — отметил я. — Ты же говорил, что мы в безопасности, пока гостями числимся?
— Так и есть, — подтвердил Нифонтов. — Но я не знаю, чем кончится разговор. Очень может быть, что мне придется задержаться в этих гостях до утра. И чего тебе тогда тут одному куковать, да еще с таким неопределенным статусом? Да ты не волнуйся, все будет хорошо.
— Очень оптимистичное заявление, особенно применительно к тому месту, где оно изречено, — послышался из кустов дребезжащий старческий голосок.
А секундой позже мы увидели и его обладателя. Был он синелиц, как и положено мертвецу, плюгав, лысоват, носат чрезвычайно и довольно странно одет. На босых ногах у него красовались кальсоны с завязочками, которые волоклись по земле, а тщедушное тельце было облачено в старинный сюртук с золотым тиснением, причем размера на три больше, чем требовалось.
— Колоритен, — оценил облачение появившегося из кустов человечка оперативник. — Впечатляет.
— Особенно сюртук, — поддержал его я.
— Мне тоже нравится, — показав нам гнилые до черноты зубы, растянул рот в улыбке человечек. — Я его у статского советника Темрятьева в «квинтич» выиграл, еще в старые времена. Ох, он и расстроился тогда! В склепе своем после этого закрылся, к нам не выходил, да так там и сгнил в результате. Кстати, господа, если он вам так нравится — готов поставить его закладом. Может, партейку?
В пальцах мертвеца появилась колода карт, он невероятно ловко разделил ее на две части, а после снова соединил в одно целое. Я такое раньше только в кино видел.
— Ага, сейчас, — совершенно неучтиво ответил ему Нифонтов. — С таким, как ты, за карты садиться — дураком надо быть. Давай, веди нас куда следует, игруля.
— Ну и зря, — с достоинством ответил обладатель сюртука. — И еще — очень обидные ваши слова.
— Обидные, — фыркнул оперативник. — Ты еще нам расскажи, что на этом свете задержался по ошибке и недоразумению.
— Так и есть, — с лица человечка пропала улыбка. — А почему же еще? Где-то там ошибка в их канцелярии вышла. Мое место там, а не здесь. Вот разберутся…
— А как же, — Нифонтов рассмеялся в голос. — Да раньше те, кто душу твою купил за талант игрока, тебя найдут, и положенное сполна взыщут.
— Не факт, — подал голос я, поняв, о чем идет речь. — Он тут уже невесть сколько времени ошивается, и никто его пока не сцапал.
В ведьмачьей книге мне попадались заметки об очень сложном ритуале, позволяющем вызвать некую сущность, с которой возможно заключить сделку и получить от нее практически все что угодно, кроме, разве что, бессмертия. И еще мертвых нельзя было воскрешать, это я точно помню. Зато все остальное, в пределах одного желания — без ограничений, но не за так, само собой. Платой за услуги была душа. После смерти, разумеется.
Нет-нет, никаких упоминаний про ад и сатану, ничего такого. Я так понял, что эта сущность имеет природу не библейского характера. Это было что-то совершенно другое, но что именно — не знаю, я до конца эти записи не изучил. Они были очень давние, одни из первых в книге, а потому практически нечитаемы.
А вообще, интересно. Оказывается, можно отвертеться от уплаты по подобным счетам. Никогда бы не подумал.
Хотя, возможно тут дело в том, что этот прощелыга спрятался именно на кладбище и здесь он неуязвим для своего кредитора? Или даже не неуязвим. Возможно, здесь он для него невидим.
Надо будет потом у Нифонтова спросить.
Человечку слова оперативника очень не понравились, он ощерил гнилые зубы, проворчал крайне непристойное ругательство, плюнул в нашу сторону, достал из-под сюртука невесть как там умещавшийся старинный масляный фонарь и двинулся куда-то в темноту, предварительно подав нам знак следовать за ним.
Глава двадцатая
Все было так, как описывал Кузьмич — Хозяин проживал в самой дальней части кладбища и по совместительству самой старой. Здесь не было фонарей, но зато имелись надгробия, которые можно было смело заносить в списки шедевров, относящихся к историческому наследию. Мы проходили мимо изваяний скорбящих ангелов и женщин с печальными лицами, разглядывали кованые ажурные ограды с меня ростом и фамильные усыпальницы размером с неплохой дачный дом. Даже странно, что это все до сих пор сохранилось, учитывая как стоимость квадратных метров на кладбище, так и то, что никто давно за этими могилами не ухаживал. То есть, претензии в случае их сноса никто не предъявил бы.
Может, они под охраной закона? Как вышеупомянутое историческое и культурное наследие? Или они под охраной кого-то другого, кому плевать на все законы? Причем последний вариант мне кажется более реалистичным.
Наш проводник, которого так и подмывало назвать Вергилием, знай топал себе впереди, помахивая тускло светящимся фонарем и что-то бубня себе под нос.
Мы миновали черную громадину очередного мавзолея, довольно мрачно смотрящуюся на фоне звездного неба, и тут я ткнулся носом в спину Нифонтова. Как оказалось, проводник резко остановился, а следом за ним застыл на месте и оперативник.
— Вам туда, — недружелюбно буркнул обладатель сюртука и мотнул головой, показывая, куда именно. — Надеюсь, что обратно я вас сопровождать не буду. Хе-хе.
— Посмейся мне еще, — беззлобно, но при этом без всякого почтения к давно усопшему, отозвался Николай. — И не надейся на то, что нас тут в землю положат, а ты потом за все отыграешься, не будет этого. Так что далеко не уходи, отведешь нас к выходу. А потом надейся, что я про тебя забуду. Сдается мне, что много за тобой разного всякого водится, причем не все относится к дням минувшим.
Коротышка снова явил свои черные зубы, на этот раз в комплекте с синюшным языком, который он нам показал. Был этот язык широким как лопата и с могильным червем, обитающим ровно в его середине. Зрелище, если честно, омерзительное.
Я было хотел зажечь «Маглайт», но Николай шикнул на меня, отобрал у сюртуконосца его фонарь и двинулся вперед.
— Хозяева не любят электрический свет, — негромко объяснил он мне. — Они вообще ничего нового не любят, все технические инновации их раздражают. Ретрограды они и рутинеры. Видал, какие слова я знаю?
Мы шагали между высоченными деревьями, они в этой части кладбища разрослись местами так, что в темноте было даже непонятно, где их кроны.
— Вон он, — шепнул мне Николай через пару минут. — Видишь, могила на холме, и там мужик в черном плаще сидит? Это и есть Хозяин кладбища.
Ну холмом эту возвышенность я бы не назвал, это слишком громкое слово. Скорее это холмик. Кстати — обычно на городских кладбищах такого не встретишь, они всегда ровные как стол. А тут — вот, имеется. С другой стороны — не так я и много кладбищ видел, а на их старых территориях вовсе не бывал.
На холмике была только одна могила, с толстенной, широченной и тяжеленной даже на вид гранитной плитой, высоким памятником в виде бога Зевса, держащего в руках зигзагообразные молнии, и невысокой оградкой.
Хозяин кладбища сидел на этой самой плите, положив руки на колени, и смотрел на то, как мы поднимаемся по холму, все ближе подходя к нему.
Если честно — я был немного разочарован его внешним видом. По дороге мне рисовались картины в стиле фильмов ужасов, и я подсознательно ждал чего-то эффектного, страшного и притягательного одновременно, некоего апофеоза Смерти. Опять же, другое его имя — Костяной царь. Звучит? Звучит. И к этому имени должен прилагаться соответствующий персонаж. Ну не знаю — скелет в золотой короне и плаще из человеческой кожи, полупризрачный труп с лицом-черепом, барон Сэмади из гаитянского фольклора, наконец. Веселый, нахальный, в цилиндре, с сигарой в зубах и соленым арахисом в кармане.
И что в результате? Шагая по росистой траве, я смотрел на рослую фигуру в черном глухом одеянии, к которому больше всего подходило слово «балахон», и с капюшоном на голове. Она казалась продолжением плиты, на которой сидела. Памятник, как есть.
Нифонтов скрипнул калиткой и остановился перед ней.
— Мой привет тебе, владыка мертвых, — почтительно произнес он. — Прости, если побеспокоили, но без твоего совета и, если возможно, помощи, нам не обойтись.
Капюшон качнулся, Хозяин кладбища повернул голову к нам, и я понял, что все-таки он жутковатый. Там, внутри, в капюшоне, не было ничего, только два красных огонька, как видно — глаза. Остальное — непроглядный мрак.
— Совет, — голос у Костяного царя был гулкий, но глухой, будто он через вату говорил. Или через подушку. — Я не занимаюсь подобным, человек, это мне не по чину. Про помощь я и не говорю. Живым — живое, мертвым — мертвое. Я правлю своим народом, если надо — защищаю его. Или, наоборот, караю тех, кто ослушался моего повеления. Ты не из него. Вот если после смерти тебя у меня здесь похоронят, то заходи.
— Я не из твоего народа, это так, — Николай и не подумал сдаваться. — Но некоторое отношение и к нему, и к другим детям ночи я имею.
Он распахнул куртку и показал ему рукоять ножа, как когда-то ведьме.
Хозяин кладбища внезапно рассмеялся. Смех у него был крайне неприятный, он мне напомнил скрип старых дверей и одновременно с этим раскаты грома. Впечатляющий такой смех.
— Не молод ты для подобной службы? — спросил он у Нифонтова. — Как-никак его императорского величества канцелярия по делам тайным и инфернальным, шутка ли? Там народ солидный работал, я с ними пару раз дела имел в старые времена. А ты-то — мальчишка. Коллежский регистратор, поди, не выше?