– А что за подношение надо ему нести? – я полностью обратился в слух.
– Мясо с кровью, желательно – говядину, – со знанием дела ответил Кузьмич. – Фарш можно, особенно если свежий, с сукровицей, опять же. Еще сметана годится, но только в открытой посуде. Банка там, или крынка. Хотя – где теперь крынку сыщешь? А всякие новомодные гостинцы, вроде чипсов или шоколада в фольге, не неси. Не примет.
– Нелогично, – заметил я. – Он же нежить, насколько я понимаю. Зачем ему еда? У него же желудка нет.
– Полагаю, что вопрос в глубоком уважении, – подумав, выдал Кузьмич. – И потом – у него слуги не только мертвые, но и живые есть. Собаки, кошки кладбищенские – они тоже при нем состоят.
– Непросто все это, – вздохнул я. – Запутанно.
– Привыкнешь, – ободрил меня Кузьмич. – Со временем. Если только глупостей не наделаешь и сам в свиту какого-нибудь Костяного царя не попадешь.
– Не должен, – уверенно произнес Вавила Силыч, чем мне очень польстил. – Набирается ума вроде помаленьку. Вон с лесовиком поладил. А у них характер не сахар, ты же знаешь.
– Это да, – подтвердил Кузьмич. – Скандальные они. Это не трожь, то не трожь, тут не рви, там не топчи. Хуже них только русалки.
– Они такие дуры!!!! – как видно, Родьке было что рассказать по этому поводу, он дернулся на табуретке так, что чуть с нее не упал. – У нас их с дюжину живет! Так как лето, они волоса свои чешут и молодых мужиков ждут. У нас молодых уже лет двадцать как нет, и им всем сто раз говорено, что не придут они, неоткуда им взяться, уплывайте уже отсюда. А эти, как полнолуние, сидят на берегу и гребешками орудуют. Ждут. Ну не дуры?
– Да это ладно, – Кузьмич хмыкнул. – Вот помню, пошли мы как-то с овинником и банным на Ивана Купалу к Неглинке. У меня просто тогда там рядом палаты стояли…
Мне стало понятно, что познавательная часть беседы закончилась и начались воспоминания, которые имеют немалую ценность для фольклористов, но лишены практического смысла. То есть – можно смело отправляться в магазин, поскольку есть-то мне что-то надо и сегодня вечером, и завтра утром.
Мои гости и примкнувший к ним Родька уже вовсю разошлись, перебивая друг друга и вываливая все новые и новые воспоминания о своих похождениях в те времена, о которых я только в исторических романах читал. Сами посудите – тот же Кузьмич на Неглинку ходил. Неглинку, которую еще при царе-батюшке под землю законопатили.
В общем, под шумок я квартиру и покинул, причем, как мне показалось, никто этого даже не заметил.
Забавно, а я как-то уже совсем сроднился с этими представителями фольклора. Серьезно. Более того – я их начинаю воспринимать в качестве своих друзей. По идее, это противоестественно, хотя бы потому, что они не люди. В прямом смысле – не люди. Они не принадлежат к доминирующей на этой планете расе.
Но с другой стороны – а являюсь ли я сам теперь человеком в полной мере? Хотя, что за чушь. Конечно же, являюсь. Но вот вопрос – останусь ли я им после того, как сила меня примет? Не факт. Люди в наше время столько не живут, сколько, например, протянул Захар Петрович. Я уж молчу обо всем остальном. Да вот хоть бы зелья. Почему-то есть у меня уверенность в том, что если бы, например, Пашка Винокуров попробовал изготовить пресловутые кристаллы страстной любви, то есть сделал бы то же, что и я – побросал в котел те же травы, а после прочел наговор, то ничего бы у него не получилось. Тут нужно нечто большее. И это большее – не человеческой природы.
Подобные мысли вертелись в моей голове и до того, как я неторопливо шел к магазину, и тогда, когда я уже топал домой. Они меня увлекли до такой степени, что я даже не услышал, как меня у подъезда окликнула Маринка.
Я заметил ее только тогда, когда она меня за рукав дернула.
– Смолин, – буквально проорала она мне в ухо. – Ты чего? Ушел в себя, буду нескоро?
Она была, как обычно, свежа, непосредственна и в компании. С ней был тот мрачноватый парень, с которым она меня знакомила на лестнице недели две назад. Если не ошибаюсь, звали его Сергей Севастьянов.
– Ну да, – ответил я ей, пожимая Севастьянову руку. – Вроде того.
– Ты почему дома? – спросила Маринка. – Ты же вроде за город собирался?
– Уже вернулся, – я поставил пакеты с продуктами на лавку. – А вы куда намылились? В кино?
– Почти, – Маринка заливисто рассмеялась. – В еще то кино. Ужастик смотреть.
Нет, все-таки я ей где-то даже завидую. Времени-то прошло всего ничего с той ночи, когда нас чуть не прикончили. Как она тогда орала, ножками топала, ведь даже стошнило ее – и на тебе, никаких следов пережитого стресса. Идет в кино ужасы смотреть. Счастливый человек с устойчивой психикой.
– Нет, Смолин, все круче, – Маринка сузила глаза, как видно, желая погрузить меня в мир тайн и мистики. – На кладбище мы едем! На кла-а-а-адбище!
И она растопырила пальцы, а после поднесла их к моему лицу, видимо, желая усилить эффект.
Но особой нужды в этом не было, я и так был впечатлен.
А еще у меня в ушах прозвучала вчерашняя фраза лесного хозяина о кукушке и ее яйце, из которой следовало, что только это в мире и бывает случайно. Все же остальное просто так не происходит.
Значит, и действовать мне теперь надо соответственно. Использовать те шансы, что подворачиваются, и не верить в совпадения. И в то, что если на этот раз не получилось, то в следующий-то точно выйдет как надо. Следующего раза может и не быть. Да и не получится у меня уже безмятежно существовать как раньше, спокойно плывя по течению. Жизнь не даст этого делать. И судьба тоже. Тут либо так, либо никак.
Не могу сказать, что мне это очень нравится, но выбора нет.
Или все-таки нравится?
– Странный выбор для воскресной прогулки, – вкрадчиво произнес я. – Нет, некий романтизм в этом есть. Я бы даже сказал – это вполне себе готичненько. И все же – какого вы забыли в местах вечного упокоения?
– Да какая там прогулка? – Севастьянов сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. – Беспредел сатанинский в чистом виде, как в девяностые, если не хуже. Какого-то мужика распластали, как семгу на разделочной доске. Хорошо сказал, надо запомнить, может пригодиться.
– Звучно, – согласилась Маринка. – И метафоры такие жесткие, по теме. Ну, мы едем?
Она подошла к не слишком новой «королле», которая, похоже, принадлежала Севастьянову.
– А возьмите меня с собой, – попросил я у них. – Мне все равно делать нечего.
– Оно тебе надо? – изумился Сергей. – Ладно бы мы на вернисаж какой ехали, или на фуршет, там хоть пожрать можно. Тут-то кладбище, да еще и с «расчлененкой».
– Дома сидеть неохота, – пожал плечами я. – И потом, кладбище – не самое скверное место для прогулок. Тихо, спокойно, памятники архитектуры красивые встречаются.
Севастьянов с сомнением посмотрел на меня, потом на Маринку. Та нацепила на нос модные противосолнечные очки и сказала:
– По сути, он прав. И вообще – в ряде стран кладбища входят в туристическую программу. Например, во Франции есть Пер Лашез. И еще Сен-Женевьев де Буа.
– У вас тут плиты электрические или газовые? – деловито спросил у меня Севастьянов.
– Электрические, – ответил я. – А что?
– Ну тут два варианта – либо вы здесь газа нанюхались, либо что-то у вас не так с водой, подмес психотропов происходит в вашем водораспределителе. Не может в одном подъезде обитать два человека с одинаковой шизой. С разной – да. Но с одинаковой?
– У нас может, – заверила его Маринка, плюхаясь на переднее сидение и доставая из сумки сигареты.
– Ну, как? – я уставился на Сергея.
– Да бога ради, – развел руки в стороны тот. – Мне не жалко. Но если что – ты тоже журналист, внештатник. Стасу так и скажешь.
– Ага, – обрадовался я. – Тогда – пять минут. Жратву домой отнесу только.
Уже в дороге, лихо руля, Сергей объяснил мне, что Стас – это его одноклассник, он в СКМ служит, как раз в том районе, где кладбище расположено. Я, кстати, вспомнил, что это имя мне Маринка уже называла. Так вот – полицию вызвала обескураженная случившимся дирекция, а он, Стас этот самый, слил информацию Севастьянову, по дружбе. Ну и по договоренности, поскольку за эти сливы он имел свой небольшой интерес в редакции.
Вообще же этот случай – он не первый, и на других погостах такое случалось. Но информация это закрытая, причем всерьез, в прессе, даже желтой, пока ни про один из этих прецедентов не писали. Откуда-то сверху это дело, похоже, курируют, потому как такое шило запросто в мешке не удержишь.
Слушая его, я вспомнил, что про нечто подобное мне Нифонтов рассказывал. Похоже на то, что речь про одно и то же идет. Тогда понятно, кто блокирует прессу. Нет, не сам отдел, думаю, что у них руки не такие длинные. Но что по их наводке – это точно.
Вот только одно плохо – если все так, то ритуал – дело рук ведьмака, и это может мне осложнить жизнь. Я сам еще не ведьмак, но вот только для Хозяина кладбища, который наверняка в бешенство пришел от произошедшего, это будет не аргумент. Он до кого из нашего брата дотянется, того и пришибет, не разбираясь кто в каких чинах состоит.
Нет, огляжусь и ходу оттуда. До темноты, слава богу, времени еще много.
Кладбище оказалось расположено довольно далеко от нашего дома, на западе Москвы. Довольно старое, с высокими березами, которые были видны из-за глухого забора, и с широкими дорожками, присыпанными песком.
У входа нас поджидал тот самый Стас – невысокий, но очень крепко сложенный парень в серой легкой куртке.
– Ну, вы где запропали? – вместо приветствия набросился он на нас. – Там уже почти все, скоро его запаковывать будут и на экспертизу.
Он приветливо кивнул Маринке и задержал на мне взгляд.
– Это тоже наш, – бросил Севастьянов, убирая в карман ключи от машины. – Внештатник.
– Хорошо, – парень сунул мне руку. – Стас. Так, сразу – не фотографируем ничего, не злим мое начальство. Если что, то я вам потом снимки из наших подгоню. Все, погнали.