– Теперь положено. – ухмыльнулся гросс адмирал. – Ну-ну, вижу, уже предвкушаешь, как гульнёшь…
Он внезапно посерьёзнел и гардемарин, уловив эту перемену, вытянулся по стойке смирно.
– Властью, данной мне кайзером временно произвожу вас, гардемарин Веденски, в мичмана имперского Воздушного Флота.
И добавил, опять добродушно:
– Смотри, парень, не подведи меня: теперь только от тебя самого зависит, сохранится за тобой это звание после выполнения задания, или нет!
Глава II
Где-то над Западным океаном. Летучий остров
Цеппелины не должны касаться земли. Их стихия с момента рождения и до самой смерти – воздух. Недаром воздухоплаватели не говорят «мы приземлились», заменяя этот термин другим: «мы причалили». Причалами для воздушных кораблей служат специальные швартовочные мачты, башни, даже особые вышки на верхушках самых высоких зданий, вроде нью-йоркских небоскрёбов.
Но откуда здесь взяться причальной вышке? Да если она там и была бы – как пришвартовать к ней обломок цеппелина, который, хорошо, если не валится с небес камнем, а величественно снижается, чтобы завершить свой небесный путь на этом клочке суши, занесённой неизвестно чьим капризом под облака?
– Знаете, Франц, в детстве я завидовал герою Даниэля Дефо и мечтал потерпеть кораблекрушение на необитаемом острове. – пробормотал фон Зеггерс, обозревая открывшееся из гондолы зрелище.
– Сами посудите: тропическое солнце, бананы с кокосами, козы на лужайках, ром в бочонке а ты один с мушкетом в руках, под шатром созвездий Рака! Один, понимаете камрады, один против этого великолепия! Тёплый океан омывает твои ноги и юные туземки готовы на всё ради ласкового взгляда… и никто, понимаете, никто не смеет оспорить твоих суверенных прав казнить и миловать!
– Разрешите заметить, герр капитан.
– Без чинов, без чинов, Франц.
– О какой именно из книг Дефо вы говорите? Их ведь две. Книготорговцы любят детское издание, его читают все. А вот вторую часть придётся переваривать не одну неделю – если не потянет блевать, конечно…
– Ты меня пугаешь, Франц. Что у старины Дефо не так?
– Много чего, герр капитан. Не все согласятся и не всем понравится. Мне вот совсем не понравилось продолжение приключений Робинзона Крузо в Сибири.
– Сибирь – это ведь в России?
– Так и есть. Я, например, даже обиделся за русских. И их и нас подвело одно и то же: мы посчитали этого прохвоста Дефо достойным человеком.
– Он бы замечательным писателем, Франц, как ты можешь?…
– Герр капитан, писателем он был в часы досуга. А всё остальное время он – шеф, мозговой центр британкой политической разведки. Торил дорогу нашему общему с русскими врагу, герр капитан.
Фон Зеггерс пожал плечами, но спорить не стал. Зелински известен своей начитанностью, он даже прослушал в своё время курс филологии в Гейдельберге и был знатоком английской литературы, разумеется. В вопросах политики ситуация была схожей: штурман, выходец из Лифляндии, чей двоюродный брат служил в Российском Императорском Флоте, считал войну между Вторым Рейхом и Российской Империей трагическим недоразумением, возлагая всю ответственность него на англичан.
То, что осталось от цеппелина L-32, легло поперёк летучего островка – так, что заострённый нос и передняя часть ходовой гондолы нависли над краем. Так что вид отсюда открывался умопомрачительный: бескрайняя панорама океана, далёкий, в дымке, горизонт, внизу – волокущиеся за островком неопрятные зелёные космы, с которых стекают, рассыпаясь мириадами капель, водяные струйки.
«…и ведь не скажешь, что приземлились. До земли – тогда уж до воды, будем точными! – верных две тысячи футов…»
– А потом? – с интересом спросил штурман.
– Что – потом?
– Ну… после детства?
– А потом, Франц, я имел глупость пойти в воздухоплаватели. И очень скоро усвоил, что кораблекрушение, скорее всего, будет означать огненную смерть в паре тысяч футов над землёй. Или падение с тех же самых двух тысяч футов. И мечты сами собой куда-то испарились.
За спиной раздался негромкий смешок. Ганс Фельтке, старший механик цеппелина, уже не первый раз слышал эту историю.
– Выходит, сбылись детские мечты, герр капитан?
Капитан, не оборачиваясь, пожал плечами.
– Ганс… только не говори, что у тебя нет в заначке шнапса или рома. Если сейчас не выпить – это же спятить можно!
Фельтке понятливо кивнул и полез в ящик с инструментами.
Снизу, огибая по дуге летучий остров, поднялись здоровенные, чёрные, похожие на бакланов, птицы. Одна из них, сложив крылья нырнула в летучий водопад – и мгновением позже возникла снова. В клюве «баклан» волок что-то вроде некрупного ярко-фиолетового осьминога.
– Фельтке, старый мошенник! Сколько можно копаться? Хочешь, чтобы командир свихнулся окончательно?
– Герр, капитан! В наличии двенадцать человек. Двое – маат Гнивке и обер-маат Штойфель, получили травмы. Штойфель сломал руку, а Гнивке ударился обо что-то головой и крепко её раскроил.
Такелажмейстер рапортовал, свесившись вниз головой из верхнего люка, откуда лесенка вела внутрь корпуса цеппелина.
Точнее, того, что от него осталось.
– Череп, что ли, проломил? – забеспокоился фон Зеггерс.
– Нет, просто рассёк кожу и лишился половины левого уха. Но кровищи…
– Ничего, заживёт.
Фон Зеггерс с сожалением посмотрел на тёмную бутыль с этикеткой «Jamaisa Rum».
– Итак, если я вас правильно понял, Дитрих, в наличии двадцать два члена экипажа из двадцати восьми?
– Так точно! – четверо остались в корме, когда она отломилась, ещё двое – во второй мотогондоле. – отрапортовал, не меняя позы, такелажмейстер. – Остальные целы, даже верхние пулемётчики.
Фон Зеггерс удивлённо покачал головой. Стрелки верхних пулемётных точек были по общему мнению смертниками, обречёнными первыми скатываться в бездну с округлых боков цеппелина. Или – проваливаться в разверзшийся под ногами огненный ад.
– Отлично! Курт, что эфир?
Радист стащил наушники с головы и развёл руками. Фон Зеггерс разочарованно хмыкнул.
– Признаться, другого не ожидал. Но вы слушайте, Курт, слушайте, мало ли… Фельтке!
– Да, герр капитан! – встрепенулся старший механик. Бутылку он предусмотрительно спрятал обратно в ящик.
– Снимайте обе трещотки. – капитан кивнул на торчащие из иллюминаторов «Мадсены». – А вы, Франц, произведите ревизию личного оружия. Может, не всё успели покидать за борт?
– Не всё, герр капитан! – отрапортовал штурман. – Карабины на месте, в стойке. Патронные ящики – тоже. Мы хотели, но начало трясти и.
– Вот и хорошо, что не успели. Да, кое-кто ребят таскает с собой в полёт пистолеты – их тоже перепишите.
И похлопал себя по бедру, где висела длинная, с вложенной дощечкой-прикладом, кобура артиллерийского «люгера».
– Полчаса вам на всё. А я пока сформирую поисковые группы. Пора бы нам, наконец, выбраться наружу и осмотреться.
Чо в очередной раз повезло – решётчатая металлическая ферма смяла деревце в двух футах от неё, но каким-то чудом не задела саму девушку. Она долго лежала, обмерев от ужаса, и даже сделала попытку заползти под нависающий бок свалившегося с неба чудовища – когда услышала треск ветвей, шаги, и мгновение спустя человеческую речь.
Именно человеческую – её никак не спутаешь со звенящими обертонами инри! Мало того, слова оказались тоже знакомы. Не понятны – знакомы. Кроме родного японского, Чо говорила только на Низком Наречии (особый, предельно упрощённый язык, созданный инри специально для общения с рабами) да понимала десяток-другой фраз из Наречия Высокого. Но этот язык – на нём говорили инрийские пленники. Не рабы, именно пленники – захваченные в боях люди, воины враждебной Конфедерации инри Империи. Чо не разбиралась ни в географии Теллуса, ни в текущей политической ситуации – слухи, ходившие среди палубных рабов «Высокого Замка» не в счёт. Из языка имперцев она не знала всего несколько слов и ошибиться не могла – гортанные, резкие, лающие звуки крепко засели у неё в памяти. Так говорили пилоты сбитых флапперов на допросах, перед тем, как их убивали. Долго, мучительно, в полном соответствии с эстетическими канонами холодных, равнодушных палачей…
Чо не смогла бы сказать, что заставило её покинуть убежище и броситься навстречу незнакомцам. Трое мужчин; тот, что идёт впереди – моложе других, почти мальчишка. В руках незнакомые приспособления, явно оружие – отдалённо напоминают инрийские ручные метатели «живой ртути». Все трое с ног до головы затянуты в неуклюжие одежды, на головах непривычной формы шлемы с очками-консервами, сдвинутыми на лоб.
И всё равно – это же люди! Не убийцы-инри, не их бессловесные рабы – живые, нормальные, свободные! Чо впервые в жизни увидела свободных людей из Большого мира – кроме, разумеется, обитателей её родной Сирикава-го. Но те уже второй год, как мертвы.
Рука, сжимающая нож, дрогнула, тёмно-голубое инрийское лезвие нырнуло в щель между спутанными корнями и кануло бесследно. Но Чо уже было всё равно – она кинулась на шею идущему впереди, бессвязно лопоча что-то по-японски, прижимаясь всем телом, вслепую шаря узкими ладошками по небритой физиономии. И – ощущая, как наивысшее блаженство, что его большие сильные руки обняли её спину и бережно, словно боясь сломать, прижали к шершавой, коже лётной куртки. Чо зажмурилась, изо всех сил вцепилась пальчиками в меховой воротник – и зарыдала.
– Значит, японка? – фон Зеггерс хмуро посмотрел на мальчишку-такелажмейстера. – Ганс, ты ведь знаешь японский?
– Всего пару фраз, герр капитан. – отозвался Фельтке. – Перед войной случалось побывать в Японии с командировкой от фирмы «Майбах» по поводу поставки дизельных моторов. Там и нахватался.
Девчонку нашли в десятке шагов позади гондолы. Впрочем, ещё кто кого нашёл: она сама кинулась из переломанных кустов на шею Дитриху, возглавлявшему поисковую группу, и лишь крепкие нервы кайзеровского воздухоплавателя помешали тому нажать на спуск своего «люгера».