.
Повседневный и рабочий мундир, кожаная «лётная» куртка, штормовой плащ из пропитанной гуттаперчей ткани. Сапоги – высокие, с ремешками под коленями – две пары высоких башмаков к рабочей и лётной форме, лёгкие повседневные туфли. Ремни, портупея, две пары перчаток – рабочая и повседневная. Огромный, в коже и меди, бинокль в жёстком кожаном футляре. Чёрная блестящая каска-пикельхауб с латунным имперским орлом на лбу и латунным же чешуйчатым подбородочным ремнём; лётный шлем с длинными кожаными наушниками; роскошные, с медными ободками, очки-консервы. Когда Алекс осознал, что в его гардемаринский чемоданчик не влезет и половины полученного имущества, он осторожно осведомился, не найдётся ли здесь чемодан. И – немедленно получил огромное, стянутое широкими ремнями вместилище из отличной свиной кожи, последний писк военно-походной моды, складная кровать-чемодан. К чемодану прилагался офицерский несессер и – о чудо! – офицерский стек с жёлтой костяной ручкой и плетёным в косичку кожаным темляком. А ещё – мичманские полуэполеты, целых четыре пары: для кителя, лётной куртки, штормового плаща и ещё одна, про запас.
Сказка продолжилась в оружейке. Кроме флотского «рейхсевольвера» с длинным стволом, барабаном на шесть шпилечных патронов с пристёгивающимся к рукоятке изящным прикладом, ему выдали кортик. Нет, не бессмысленный церемониальный кинжальчик, годный лишь как украшение к парадному мундиру. Это был настоящий абордажный тесак, «воздухоплавательская» модель – с расширяющимся к острию клинком, изогнутой под «прусский хват» рукоятью и большим фигурным вырезом в обушке. Когда-то на первом курсе кадет Веденски был свято уверен, что вырез предназначен для захвата чужого клинка во время поединка – и даже не раз пытался испробовать этот приём в фехтовальном зале с учебными затупленными клинками. Но потом он узнал, что истинное назначение выреза совсем другое. Дело в том, что рукопашные схватки в воздухе частенько проходили внутри корпусов воздушных кораблей, в паутине перекрещивающихся проволочных растяжек. «Крюк» на абордажном клинке как раз и предназначался, чтобы зацепиться за проволоку – подтянуться, сохранить равновесие, а то и вовсе съехать по наклонной растяжке, как циркач по тросу под куполом шапито. Он даже пару раз проделал этот трюк – сначала внутри старого корпуса дирижабля, стоящего во дворе Корпуса, а позже – на учебном корвете «Герцогиня Блау», где он проходил лётную практику.
Обер-декк-офицер, заведовавший оружейным складом, сжалился над новичком и вызвал сонного, помятого маата – доставить поклажу «герра офицера» в гостиницу. Алекс не удержался: несмотря на тёплую погоду, надел кожаную, с меховым воротником и торопливо прикрученными погонами, куртку привесил на ремень новенькую, пахнущую кожей и скипидаром, кобуру «рейхсревольвера», накинул на шею прицепленный к рукоятке тёмно-голубой шнур (цвет Воздушных Сил!) и, зажав под мышкой стек, отправился в портовую гостиницу. Он чувствовал себя совершенно удовлетворённым жизнью – и если что и не хватало ему для полного счастья, так это прямо сейчас, возле отеля, встретить Елену. Можно даже вместе с напыщенной дуэньей.
«…эх, Железный Крест не успели вручить…»
Пакетбот, идущий в Туманную Гавань, покачивался возле наплавного пирса. Двое матросов в замызганных робах (гражданские, что с них взять!) неспешно возились со сходнями. Гардемарин поморщился – нет на этих бездельников хорошего боцмана, уж они у него забегали бы! Ну ничего: раз началась война, то матросов торгового флота вскорости заберут по мобилизации. Вот там и понюхают флотской дисциплины. Хотя – «плывунцы», куда им до воздухоплавателей…
Условия на борту старенького колёсного пароходика разменявшего третий десяток, отличались от воздушных лайнеров «Западных линий» не в самую выгодную сторону. Кстати, многие из прежних попутчиков, включая Фламберга, оказались тут же, на пакетботе: не пожелав ждать дополнительного рейса, обещанного «Западными линиями», они предпочли добираться до цели путешествия морем.
Профессора и Елену в сопровождении компаньонки он обнаружил почти сразу. Девушка по случаю предстоящей морской прогулки была в жакете из тонкой бежевой шерсти поверх платья; плечи её украшала лёгкая пелеринка. Она сдержанно-прилично, как и подобает благовоспитанной фройляйн, поздоровалась с попутчиками, и лишь в глазах мелькнули смешливые чёртики. Алекс насупился, сообразив, что они относятся к его нынешней воинственной амуниции.
Поцеловав протянутую ручку в перчатке, Алекс вежливо раскланялся с «дуэньей» и, чуть помявшись, представил Фламберга новому начальству. К его удивлению, у магистра и профессора обнаружились общие знакомые в академических кругах. Они разговорились, а вниманием гардемарина (простите, уже мичмана!) и его очаровательной собеседницы завладел новостной листок-бюллетень, приобретённый на пирсе у разносчика за два пфеннига.
Центральное место в листке занимала большая статья, перепечатанная из ежедневного издания «Morgenpost Nebligen Hafen Zeitung». Неведомый репортёр (с почтовым голубем доставили на остров его статью, что ли?) не пожалел эмоций, расписывая сожженные огнестуднем кварталы, трущобы, залитые мета-газом, стекавшим в Овражные кварталы из разрушенные газгольдеров. Далее следовали разрывающие душу описания детей и стариков, задохнувшихся в своих хибарах.
Жертв в «приличной» части города оказалось не так много – всего около полутора десятков человек, попавших под струи «живой ртути». Кто-то погиб, придавленный обломками рухнувших зданий, но, в целом, благополучная публика отделалась испугом – и тем сильнее зрело недовольство в рабочих кварталах, где и на третий день после налёта продолжали хоронить погибших. Эмоции уже не раз выхлёстывали на улицы, порой по самому неожиданному поводу – так, толпа рабочих жестоко избила студентов, и ходили слухи о начавшихся в связи с этим беспорядках в университетских кампусах.
«Прихвостни инри!» – орали мастеровые, пиная студиозусов грубыми башмаками из воловьей кожи. – «Продались за свои штучки ТриЭсовские, а ихние учителя теперь нас жгут заживо! Ребята, бей магистров! Студентов бей, и вся недолга!»
Полиция быстро пресекла беспорядки, пострадавших отправили в военный госпиталь. Тем не менее, люди со значками магистров и откровенно студенческой внешностью старались, если верить статье, без надобности не появляться в Нижнем городе. То же относилось и к магазинчикам, вывески которых, в строгом соответствии с законами Империи, были помечены картушем с буквами «ТриЭс» – знак того, что их товары изготовлены по «особым технологиям». Несколько таких лавочек, на границе Нижнего и Верхнего городов были разгромлены; другие, расположенные в чистых кварталах, лишились витринных стёкол. Поперёк Туманной Гавани пролегла мрачная черта отчуждения – она проходила по оврагам, отделяющим рабочие кварталы и трущобы от нарядных, хотя и тронутых огнём улиц и площадей Верхнего города.
Нельзя сказать, чтобы эти новости встревожили пассажиров пакетбота. Беспорядки случаются даже и в столице Империи, тем более, в такие непростые дни. Но – Кайзеррайх нерушим, амуниция драгун сверкает, начищенная до нестерпимого блеска, военные дирижабли величественно плывут в облаках… И уж конечно, такие некрасивые, неприятные для глаз образованной публики бунтовщики ни за что, ни при каких обстоятельствах не окажутся на светлых, нарядных бульварах Нового города! «Герр капитан, когда отправляемся? Ах, через полчаса? Благодарим вас, и будьте любезны, распорядитесь, чтобы в нашу каюту принесли охлаждённый мятный чай с коричными булочками – их подают горячими и непременно с крошечным блюдечком растопленного сливочного масла…»
– …и непременно заходите к нам, на Тополиную! – щебетала Елена. – Мы с папенькой будем рады!
Дуэнья с неудовольствием оторвалась об обсуждения статьи:
– Элене, голубушка, ты забываешь – герр профессор крайне занятой человек; а уж сейчас у него наверняка и минутки свободной не найдётся!
– Так ведь гардемарин… простите, мичман Веденски как раз и помогает батюшке в подготовке экспедиции! – резонно возразила девушка. – Не все же дела обязательно надо делать в университете, можно что-то и дома обсудить. К тому же, матушка собирает по четвергам музыкальный салон – вы, мичман, любите классическую музыку? У нас играет отличный струнный квартет из университетских…
– Лишь бы прекратились беспорядки! И куда только смотрит генерал-губернатор… – согласилась почтенная дама. Она, похоже, смирилась с перспективой видеть мичмана в числе гостей профессора. – Надеюсь, он сделает всё, чтобы избавить нас от этих ужасных коллизий!
…не могли бы вы, профессор, замолвить словечко, чтобы и меня включили в списки? – донеслось до Алекса. Он ревниво вскинулся – значит, Фламберг тоже желает поучаствовать в экспедиции?
– …дело в том, герр профессор, что я специализируюсь на способах получения и сохранения мета-газа. И естественные процессы его выработки, действующие на Летучих островах интересуют меня чрезвыча.
Окончание реплики прервал длинный гудок. Матросы засуетились у сходен, пассажирский помощник замахал жестяным рупором, привлекая внимание людей, задержавшихся на пирсе.
Решётчатые колёса, скрытые широкими кожухами, выкрашенными белой краской, провернулись, плицы зашлёпали по воде. Между пирсом и бортом появилась и стала расти полоса взбаламученной воды. Алекс заметил мелькающие в пенных струях плети водорослей. Будь они сейчас в обычном порту, то со дна поднялись бы облака илистой мути, но у плавучих островов свои законы: до дна тут не одна сотня футов, так что илу взяться неоткуда. А вот водорослей в достатке: всё «днище» плавучего острова покрыто длиннющей буро-зелёной растительностью, густая «борода» тянется за ним на четверть версты, её плавные, размеренные колебания и создают тягу, позволяющему этому огромному «полуживому» кораблю двигаться быстрее иного парохода.
Пакетбот тонко свистнул, отходя от пирса. Алекс стоял у лееров и смотрел на широкие пенные усы, разбегающиеся в стороны от скул судёнышка. Наплавной мол, прикрывающий гавань от волны открытого моря остался позади; плоская блябма острова, увенчанная частоколом причальных мачт и гофрированным железом эллингов, поворачивалась вокруг своей оси, подставляя взорам пассажиров катера берега, заросшие манграми. За дальним мысом показался приземистый, длинный, лениво дымящий батареей труб силуэт – «Блюхер», прогревал котлы. Матрос на корме что-то выкрикнул, и на высоком флагштоке развернулось, отчаянно треща на ветру, чёрно-бело-красное полотнище с разлапистым имперским крестом – флаг коммерческого судна под командованием бывшего офицера Кайзерлихмарине.