Чо возникла внезапно – и сразу бросилась в атаку, нацелившись длинным «маузеровским» штыком сверху вниз, в ложбинку над ключицей. Её манера боя не была похоже ни на что, что Л'Тисс отрабатывала на бесчисленных тренировках и в реальных схватках. Бывшая рабыня К'йорра выскользнула из узкой щели между газовыми гроздями – и упала на наездницу, вытянувшись в струнку, со штыком, зажатым в выставленной вперёд руке. Она сама превратилась в метательный снаряд, увлекаемый к цели инерцией и силой тяготения.
Отбить такой выпад было нереально. Л'Тисс едва успела шарахнуться в сторону, повалившись в упругие объятия газовой грозди – свободного пространства в крошечном гроте, где её застигла Чо, было всего ничего. Лезвие скользнуло по щеке, горячо пробороздило кожу на груди и.
Маленькой японке следовало продолжить свой полёт: пропороть оболочку газовой грозди внизу и кануть в болотно-зелёном сумраке – как стрела, пущенная в поверхность затянутого ряской пруда пропадает под его поверхностью. Но не тут-то было: Чо в самый последний момент извернулась, ударилась об упругую поверхность спиной – и отлетела, как на батуте. Да не просто отлетела – похоже, траектория была точно рассчитана, поскольку в полёте она ухитрилась взмахнуть своим оружием, целя на этот раз в лицо Л'Тисс, и только вовремя подставленный клинок уберёг наезднику от раны. А рабыня уже впечаталась в противоположную стенку, развернулась, словно пружина, снова отправилась в полёт, не забыв наотмашь хлестнуть инри лезвием штыка – на этот раз по подставленному в самый последний момент предплечью.
Л'Тисс спасал только боевой транс, особое состояние, при котором время движения противника становятся замедленными, секунды послушно растягиваются, позволяя проскользнуть между ними и нанести удар. Только вот удара никак не получалось. Не получалось даже толком отражать эти невозможные, противоречащие здравому смыслу атаки. Чо металась по внутреннему пространству грота, мячиком отскакивая от стен и успевая каждый раз хоть немного, а зацепить наездницу своим оружием. И единственное, что успела осознать инри между попытками уклониться от очередного удара: бывшая рабыня играет в хорошо знакомую ей игру – в отличие от инри, вынужденной сражаться в таких необычных условиях?
Л'Тисс всё угадала правильно. Чо сейчас повторяла то, что она делала сотни раз в недрах своего родного Сирикава-го. Там они с другими детьми находили в лабиринтах газовых гроздей грот попросторнее, и принимались играть в «попрыгунчики». Суть игры и состояла в том, чтобы перелетая от одной пружинящей стенки к другой, на лету «осалить» партнёра гибким прутиком, оставлявшим на коже вздувшиеся багровые рубцы – быстро, впрочем, заживавшие.
Но сейчас в руках маленькой японки не прутик, а полтора фута отличной золингеновской стали, любовно наточенной механиком Фельтке. И пусть пока порезы, которыми Чо успела наградить инри, неглубоки – из каждого из них обильно сочится кровь. Пройдёт совсем немного времени, и кровопотеря выбьет наездницу из концентрации. И тогда – тягучая череда секунд припустится в своём обычном темпе, и она сама превратится в подобие мухи, увязшей в липкой смоле и способной лишь беспомощно перебрать лапками…
Сберегая последние мгновения боевого транса, Л'Тисс глубоко вздохнула, крепко зажмурилась, и, вместо того, чтобы уклоняться от разящей стали, полоснула ножом по оболочке пузыря под ногами. Острая боль обожгла лопатки – проклятая девчонка и в этот раз не промахнулась! – но края разреза уже раздвинулись и Л'Тисс провалилась в зелёную, подсвеченную лиловым, муть. Короткий, в доли секунды полёт – и упругий удар о дно газового мешка. Руки скользят по электрическим слизням, пальцы жалят разряды – некогда, некогда! Снова взмах, один другой, и она снова проваливается сквозь две вспоротые оболочки вниз. Дыхания уже не хватает, Л'Тисс судорожно глотает распяленным ртом зелёную дрянь. Гортань обжигает огнём, но рука сама делает всё, что нужно: сгрести в сторону слизней, разрез, и снова – падение.
По глазам, сквозь крепко сжатые веки, хлестнул солнечный свет, и одновременно в лёгкие хлынул невыразимо сладостный чистый воздух. Л'Тисс кувыркаясь, летела вниз. Блямба Летучего острова наверху стремительно уменьшалась, а навстречу так же стремительно росли белые барашки на бескрайней океанской глади. Рука нащупала петлю на лямке ранца. Рывок – её жёстко дёргает вверх за плечи, над головой с громким хлопком разворачивается треугольное полотнище. А руки уже нащупывают петли управления – положить парус в широкую дугу, поймать восходящий поток, и…
Л'Тисс заранее, когда они с Уилбуром поднимались на воздушный корабль, разглядела крошечное, почти не заметное зелёное пятнышко у самого горизонта – потому и прихватила со стеллажей на пассажирской площадке пару ранцев со спасательными парусами. Разумеется, она и в мыслях не допускала, что её спутник сможет совершить такой полёт – будь он даже мастером свободного парения, вес и габариты не этого позволят. А вот она сама – почему бы и нет? Немного удачи, два-три вовремя пойманных воздушных потока, и.
Инри звонко рассмеялась, в упоении закинув голову и совершенно по-детски болтая ногами. Что, съели? Все вы: человеки, къяррэ, Зелёный Огонь и вся та дрянь, что упорно пытается сжить её со света? Шалите, Л'Тисс, наездницу из клана Следа Гранатовой Змеи рано списывать со счетов!
Глава VII
Где-то над Восточным океаном. Воздушный корабль «Граф Цеппелин». Курс на север
– Чего-то в этом роде следовало ожидать.
Профессор, перегнувшись через леер, рассматривал «облачники», выписывающие тысячей футов ниже широкие виражи.
– Слишком уж всё шло хорошо, легко.
– Гибель «Кримхильды» вместе с экипажем и половиной состава экспедиции – это вы называете «легко»? – недоумённо переспросил Алекс. Они крепко, обеими руками, держался за ограждение длинного решётчатого, укрытого лёгким полотняным обвесами, мостика – раненая нога ещё давала о себе знать.
_ Это, конечно, ужасно. – не стал спорить Смольский. – Я, собственно, имел в виду, что после этого нам всё удавалось прямо на удивление. И аэростат сумели соорудить из живых газовых гроздьев, и разведывательную станцию худо-бедно, а поставили.
Профессор, как ни крути, был прав. После катастрофы, унёсшей почти полсотни жизней (на «Кримхильде» в момент катастрофы находились практически весь экипаж, половина состава экспедиции, а заодно – пятеро из команды L-32, готовивших к выгрузке второй флаппер), дела неожиданно пошли на лад. Проект кустарного воздушного корабля пришлось вернуть к жизни, изрядно доработав стараниями Фламберга.
На строительство «Графа Цеппелина» (так, с лёгкой руки старшего механика, стали именовать это летучее недоразумение) ушло около трёх недель. За это время островок ещё дальше углубился в зону, контролируемую патрульными «облачниками» инри, и оставалось только удивляться, почему эта встреча не произошла гораздо раньше.
«Граф Цеппелин», покинув Летучий остров, даже несколько набрал высоту, поднявшись над обычным горизонтом действий что инрийских, что воздушных кораблей. Приходилось мириться с некоторыми неудобствами – «Майбах» захлёбывался бедной топливной смесью, люди испытывали головокружение и головную боль – кислорода в окружающем воздухе явно не хватало. Но фон Зеггерс упорно выдерживал заданную высоту – лишь она одна обеспечивала какое-никакое преимущество при встрече с патрульным «облачником». На скорость полагаться никак нельзя – даже без учёта того, что практически всю дорогу приходилось выгребать против встречных воздушных потоков, «Граф Цеппелин», прямо скажем, не блистал ходовыми качествами. Бесформенная, бугристая оболочка, удерживающая полтора десятка газовых гроздей. Свисающий на растяжках ферменный короб с двигателем и двумя пропеллерами на выносных фермах; неуклюжие решётчатые горизонтальные и вертикальные рули, сооружённые из обломков плоскостей британского гидроплана – всё это цеплялось за воздух, создавало гигантское сопротивление и не позволяло развить больше двадцати узлов. Оставалось надеяться, что имеющееся у аэростата преимущество в высоте (у фон Зеггерса не поворачивался язык назвать этого уродца дирижаблем) позволит заметить неприятеля первыми.
Именно «облачники» они и заметили первыми. Два инрийских малых скаута описывали круги вокруг третьего корабля – судя по очертаниям, имперского корвета класса «Один». Алекс, слегка помедлив, опознал его как «Локи» – один из тех, кто должны были, сменяя один другого, нести дежурство в этой самой точке, ожидая возвращения «Кримхильды», чтобы эскортировать её домой. И лишь невероятным, достойным авантюрного романа, совпадением можно объяснить то, что «Граф Цеппелин» вышел к назначенной точке рандеву аккурат, к моменту появления в той же самой точке инрийских патрулей.
– Приготовиться к бою! – скомандовал фон Зеггерс. Командир корабля стоял рядом с рулевым, в носовой части длинного, во всю протяжённость воздушного корабля, мостика. Профессор, а за ним и Алекс и не отходящая от него Елена посторонились, давая место набежавшему обер-маату Штойфелю. Тот подмигнул мичману, стащил со «Шпандау» чехол, откинул вверх крышку ствольной коробки и принялся заправлять полотняную, укреплённую заклёпками, ленту с маслянисто поблёскивающими патронами. Захлопнул крышку, с натугой передёрнул рукоять затвора. Механизм «машингевера» утробно лязгнул, принимая патрон, и пулемётчик налёг на приклад, поворачивая прикрытый дырчатым кожухом ствол навстречу атакующим.
– Дистанция – три тысячи двести футов! – зычно крикнул штурман Франц Зелински. Управление огнём во время боя было его обязанностью. – Цель – аэропланы, приготовиться!
«Нет там никаких аэропланов, машинально отметил Алекс. Со стороны «облачников» на «Граф Цеппелин» по широкой дуге заходила сейчас пара самых обыкновенных «стрекоз». Впрочем, не стоит придираться – штурман пользуется привычной терминологией, и только…»
– Стрелки, изготовиться! – скомандовал Зелински, и мичман вспомнил, наконец, что и у него в предстоящем концерте есть своя партия. Он подхватил карабин («Маузер-98Кар», превосходная, убойная машинка – недаром он столько времени потратил, осваивая её!) Открыл затвор, воткнул обойму, нажал пальцем на верхний патрон. Пять латунных карандашиков послушно скользнули в магазин. Лязг затвора, запирающего канал ствола, ствол карабина – на ограждение, в положение для стрельбы с упора. «Стрекоза» растёт в прорези, и по обе стороны от него мерцают радужные размытые пятна ходовых перепонок. До слуха стоящих на мостике раздался пронзительный визг.