А вот обучить «обрубок», добиться, чтобы он один-единственный раз в своей недолгой жизни сделал то, ради чего появился на свет из изменённого чрева специально отобранной рабыни, а потом ждал своего часа внутри полупрозрачной оболочки, в тёпленькой маточной жиже – задачка не из лёгких. Обычно ею занимаются сами рой-лидеры, чтобы не было потом соблазна свалить неудачу на кого-то другого, схалтурившего при обучении «обрубков». Твой успех – в твоих собственных руках. Только так, и никак иначе.
К'Йорр возился с обучением очередной партии уже неделю – разумеется, с помощью Чо. Маленькая японка помогала прилаживать в пустые впалые глазницы и на виски отростки контактных слизней – эти создания обеспечивали живым «системам самонаведения» связь с внешним миром; она удаляла органические выделения беспомощных тел. Она то и дело обтирала их губками с ароматическими маслами – К'Йорр терпеть не мог тяжёлых запахов, издаваемых человеками. А когда «обрубок» справлялся с учебным заданием – капала в трубку-рот поощрительную порцию сладенького сиропа.
Дрессировка.
Но теперь это всё позади. У дверей отсека с обрубками К'Йорра его спутницу поприветствовали, согнувшись в почтительном поклоне, трое палубных рабов. Им предстояло погрузить на тележки оболочки с «обрубками» и доставить их на полётную палубу, где под руководством К'Йорра (и не без помощи Чо, разумеется) пересадить «обрубки» в бомбо-коконы. Оттуда их уже не извлекут.
За спиной простучали лёгкие шаги. Чо обернулась на пол мгновения опередив хозяина – и тотчас пожалела об этом.
– Я вижу, К'Йорр, у твоей наложницы реакция быстрее? А в чём, интересно, ещё она тебя превосходит?
Рой-лидер скривился. Л'Тисс, наездница из клана Следа Гранатовой Змеи. Чо она была знакома – холодная, даже по сравнению с прочими инри, девица, красивая, как все инри, высокомерная, язвительная, как кислотная лоза. И – смертельно опасная: однажды Чо видела, как Л'Тисс выбралась из подбитой «виверны», схватила первого попавшегося раба и яростно отдалась ему – нет, овладела им! – прямо на полётной палубе, под изодранной в клочья ходовой перепонкой своего инсекта. После чего – снесла несчастному голову точно выверенным взмахом ритуального клинка.
– Что, рой-лидер К'Йорр, поджилки трясутся? – продолжала меж тем незваная гостья. Правильно, сейчас самое время – «удар Тени и Забвения», слышал, конечно? Поздравляю с оказанным доверием! И, кстати: когда ты не вернёшься – а ты сегодня не вернёшься, уж поверь! – я попробую, наконец, твою рабыню. Давно хотела узнать: что в ней такого особенного, что ты так за неё держишься?
И смерила Чо призывным, полным похоти и угрозы взглядом.
Девушка не дрогнув, выдержала его – и услышала, как застонал от ненависти К'Йорр. Ему смертельно хотелось прямо сейчас, наплевав на все приказы, бросить дерзкой девице вызов.
Но – нельзя. Л'Тисс одна из немногих, кто превосходит К'Йорра во владении всеми без исключения видами оружия, по которым у кланов Звёздных Гонителей и Следа Гранатовой Змеи заключено дуэльное соглашение. Хозяин попросту боится Л'Тисс, и Чо пугает, что как легко она это поняла. Такого не прощают никому, и уж тем более, рабыням. Даже самым доверенным.
Наездница, поймав взгляд Чо, недобро усмехнулась.
– Что, девочка, боишься? Не надо, тебе будет хорошо… поначалу. А потом – в конце концов, вы, человеки, так мало живёте, что нет смысла цепляться за лишний десяток-другой лет. Верно?
Она засмеялась, резко, на каблуках, развернулась, взмахнув серебристо-пепельными волосами и пошла прочь по коридору, оставив К'Йорра в бессилии скрипеть зубами.
А ведь опасаться и правда, имеет смысл, поняла вдруг Чо. И отнюдь не только Л'Тисс. Изысканный, как это принято у инри, оборот «удар Тени и Забвения» на деле означает отвлекающий удар с целью замаскировать отступление потрёпанной Армады. И не зря К'Йорра колотит сейчас мелкая дрожь – возвращения после такой миссии не предусмотрено ни для бомбо-коконов, ни для тех, кто поведёт их в единственный и последний бой. Рой-лидеру почти наверняка предстоит разделить судьбу взращённых им «обрубков». А это значит.
Девушка едва сдержала торжествующую усмешку. Похоже, пришло время приступить к выполнению давно задуманного. Если промедлить хоть немного, будет поздно. А если нет – то через полчаса, может, час, и она будет свободной.
Или – перестанет жить. Это, в общем, тоже неплохой вариант – во всяком случае, для Чо.
Глава V
Земля, Северное море.
…ноября 1917 г.
Цеппелин Кайзерлихмарине L-32 уже сутки играл в кошки-мышки с поджарыми, словно гончие – уиппеты, дестроерами британского Гранд Флита. Стоило призрачной сигаре мелькнуть в разрывах низких туч, корабли боевого охранения эскадры адмирала Джеллико кидались на перехват.
Перед каждым участником этой игры стояла своя задача. Цеппелин старался как можно дольше сохранять визуальный контакт с линейным ордером британцев, оповещая стрекотом морзянки радиотелеграфистов Гохзеефлотте. А эсминцы Его Величества короля Георга стремились оттеснить настырных германцев за горизонт, поймать в западню изломанных курсов и директрис, растерзать огнём стомиллиметровок, засыпать шрапнелью. Или хотя бы отогнать подальше от бронированной колонны, чтобы скрыть очередное изменение курса. При удачном раскладе, разорвавшие контакт с цеппелином линейные крейсера запросто могли «исчезнуть» с германских штабных планшетов, чтобы объявиться в самый неподходящий момент в неожиданном месте.
Острые форштевни резали волну, буруны расходились длинными пенно-белыми усами, злая, короткая волна Северного Моря разбивалась об измятые скулы. И – скорость, скорость! Успеть, выйти на дистанцию эффективной стрельбы, приветить наглецов близкими разрывами, отпугнуть, отогнать…
Но такая неуклюжая, медлительная с виду летучая сигара неторопливо разворачивалась и легко оставляла рассерженных «гончих» за кормой – даже на средних оборотах своих «Майбахов», цеппелин без труда давал полсотни узлов, в то время, как эсминцы даже на новеньких котлах, даже со свежеокрашенными днищами с трудом выжимали тридцать пять. А сейчас, разболтанные в бесчисленных походах Великой Войны, они хорошо если давали тридцать – да и то, на крайнем надрыве турбин, в бешеной вибрации, от которой через час-другой такого хода начинают вылетать заклепки листов обшивки. Казалось бы, у гордых сынов Альбиона нет шансов – цеппелин без особого труда сохранял безопасную дистанцию, не теряя контакта с основным ордером британцев.
Но так только казалось.
С расстояния в несколько миль даже самый внимательный наблюдатель, вооруженный цейссовской оптикой, не сразу разглядит выросший у форштевня бурун, точное указание на то, что корабль резко увеличил скорость. «Воздушному» же зрителю корабли кажутся неподвижными, а камуфляжные зигзаги, которыми исполосованы их узкие тела, искажают наблюдаемый силуэт, затрудняя до предела и без того нелёгкую задачу – определить курс цели по отношению к цеппелину. Если прозевать момент поворота, не уловить прироста скорости – расстояние между пушками эсминца и хрупкой, наполненной взрывоопасным газом, громадой начнет стремительно сокращаться. А снаряд из стамиллиметрового морского орудия летит на верные пять миль.
Несколько минут такой «форы» – и эсминец открывал ураганный огонь, наполняя воздух метелью острых, как бритва, раскаленных осколков. Не слишком прицельно, конечно. Предельные дистанции, бешеный ход, тряска – всё это отнюдь не способствует точности стрельбы. Но прямых попаданий и не требуется – стоит хотя бы одному осколку стали раскроить емкость с водородом, и воздушный корабля может любой момент превратиться в огромное огненное облако, спасения из которого не будет никому. И даже если наблюдатель в последний момент успевал обнаружить опасное сближение, далеко не всегда капитану летучей громадины удавалось быстро вывести цеппелин из-под огня. Стремительный, узкий, как клинок, дестроер может мгновенно менять курсы, ломать направления лихими коордонатами, разворачиваться чуть ли не на пятачке, не обращая внимания на волнение.
Цеппелину же резкие маневры не просто недоступны – смертельно опасны. Свежий морской ветер и вовсе превращал их в некое подобие русской рулетки. Корпус воздушного корабля может сложиться, как перочинный нож – пополам. «Жёсткими» эти махины называют лишь условно: если сравнить колоссальный размер корпуса цеппелина и толщину дюралевых ферм, на которые натянута проклеенная матерчатая оболочка, то прочные металлические конструкции покажутся паутиной. Стоит неосторожно подставить воздушный корабль под сильный порыв ветра – и все, катастрофа неизбежна. Так что, пока эсминцы Гранд Флита, раскручивая до предела турбины, стремительно сокращают дистанцию, почуявший опасность цеппелин вынужден описывать широкую, плавную дугу, ложась на курс расхождения. И не раз случалось так, что посудины Его Величества не только успевали открыть огонь по цеппелину, но даже ухитрялись пристреляться, выпуская по нескольку десятков снарядов в близких накрытиях.
Пока фортуна явно подыгрывала экипажу L-32. Теоретически, малейшей искры достаточно для того, чтобы водород, вытекающий из пробитых емкостей, смешался с кислородом окружающего воздуха и… Гремучий газ, образующийся от такого соединения – это самая эффективная взрывчатка на свете. Так нередко и случалось: порой даже не осколков зенитного снаряда или очереди зажигательных пуль с атакующего «Сопвича», а самого что ни на есть банального разряда статического электричества хватало, чтобы превратить гордый воздушный корабль в груду закопченных обломков, обеспечив, заодно, и экипажу эффектное огненное погребение. Но вся штука в том, что смеси водорода с воздухом нужно достичь потребной для взрыва концентрации. Так что цеппелины раз за разом возвращались на свои базы с десятками, а то и сотнями пробоин в баллонах. Они продирались сквозь завесу зенитного огня над Лондоном, выдерживали атаки истребителей, «проглатывали» тысячи попаданий пуль и осколков. Да что там – не раз случалось, что зенитный снаряд взрывался внутри сигарообразного корпуса, не вызывая пожара, а корабль возвращался домой на остатках газа, вытекающего из драных оболочек. Везение, что и говорить…