Затем я набрал Шахматиста и доложил ему обо всем, что произошло. Новость о гибели Кузнеца и о провале нашей операции он воспринял спокойно. Я бы на его месте наорал, пригрозил бы страшными карами, из которых расстрел был бы самой легкой, а он невозмутимо выслушал меня и сказал: «Принято». Хотя, с другой стороны, работа у него такая, если он всю работу будет через себя пропускать, то скоро спечется и не будет у нас координатора. Я доложил ему, что преследую преступников, и получил тот же строгий ответ: «Принято». После этого Шахматист сбросил вызов.
«Мерсы» врага гнали вперед по улице с устрашающей скоростью. Казалось, еще чуть-чуть, и они взлетят. Пока им везло. Поймали зеленую улицу. Но долго это везение продолжаться не могло. К тому же они приближались к центру, а там в любое время дня и ночи от транспорта не продохнуть. Я с яростью жал на педаль. Еще чуть-чуть, и продавлю ей пол. Позади меня тихо матерился Боксер. Несмотря на свои раны, он держал в руках мертвое тело Петра Евгеньевича и не давал ему упасть и стукаться безвольной головой об окно.
«Охваченные» знали, что делали. Они подготовили пути отступления. В этом можно было не сомневаться. На очередном перекресте они неожиданно разделились. Одна машина ушла вправо, другая влево. Разделиться я не мог, поэтому свернул налево. Лучше поймать синицу в небе, чем упустить двух журавлей.
Задача максимум для меня — взять хоть одну «куклу» живой. Быть может, через нее мы сможем выйти на того, кто заказал это убийство. Меня мучил вопрос, почему они решили устранить Олега Кормчего? На основании его показаний я считал, что он возглавляет группу Кузнецов. Он самый главный оружейник. Через него проходили все поставки, а уж дальше поступали рядовым толкачам на улицах. И получается, Кормчий не был главной фигурой в этой схеме. Он был самым рядовым оружейником. Одним из многих. Или он все-таки был ведущей фигурой в схеме. Тогда его казнь означала, что для кукловода все люди, работающие на него, всего лишь винтики. Выкрутил, выбросил один и тут же заменил его на другой, пока и этот не придет в негодность. Это, черт побери, очень важный вывод. Для кукловода все люди «куклы». У него нет важных фигур. Любой элемент в цепочке заменим.
Я не заметил, как мы вылетели на Московский проспект в районе метро «Фрунзенская».
Глава 25
На Московском проспекте двигался сплошной поток обтекаемых цветных железных коробок. С высоты птичьего полета — миграция гигантских жуков. Любая погоня в таком потоке закончится полным провалом для преследуемого. Мне так казалось. Но водила «охваченных» оказался виртуозом своего дела. Он так уверенно лавировал между машинами, перестраивался из потока в поток, что за каких-то пару минут между нами существенно увеличилась дистанция разрыва. Я матерился, крутил руль, старался не отстать, но все было тщетно. «Охваченные» заметно лидировали в этой игре.
Я потерял их. Не знаю, как это произошло. Вот впереди еще виднеется корпус машины «кукол». Мгновение, и их уже нет, словно сквозь землю провалились. Я скорее по инерции еще продолжал движение вперед, перестраивался из ряда в ряд, крутил головой, стараясь найти цель. Но их нигде не было. Пришлось признать свое поражение.
Я свернул с Московского проспекта на Обводный канал и втопил педаль газа. Кормчего мы потеряли. Петра Евгеньевича не сберегли. Остался еще Боксер, и его я не собирался хоронить. Значит, надо быстро доставить его Лекарю. Пусть подшаманит, пока еще не поздно.
На этот раз Лекарь назначил встречу на Малом проспекте Васильевского острова. Пятьдесят пятый дом, кирпичное трехэтажное здание старой постройки. Раньше, до революции, здесь размещались либо склады, либо какой-то маленький заводик. Сейчас же красовалась гордая надпись «Фехтовальный зал имени Ивана Сивербрика — временная вывеска». Рядом основательная табличка «Памятники» и часы работы и унылая обшарпанная деревянная дверь.
Место мне сразу не понравилось. Неподалеку Смоленское кладбище. Соседство на оптимистические мысли никак не наводило. Остановившись под фехтовальной вывеской, я набрал Лекаря и сообщил, что мы прибыли. Он сказал: «Ждите». И через минуту обшарпанная дверь открылась и показались двое. Первым шел Фима Павзун. Второго я не знал. Они помогли Боксеру выбраться из машины. И напарник Лекаря увел его внутрь здания.
— Фима, у нас неприятность. Одному из наших не повезло, — сказал я, кивнув в сторону заднего сиденья авто.
Лекарь нагнулся и заглянул в салон.
— Крюк. Хреново. Два раза его штопал. Всегда по краю ходил. Но везло, чертяке. Сейчас ребята помогут ему дойти до места.
Я сначала не понял, что значит «дойти до места». Но потом все прояснилось. Дверь опять открылась, и появились двое незнакомых мне парней. Они открыли машину, взяли Петра Евгеньевича, аккуратно извлекли из салона и повели в дом. Понятно, что Крюков висел на них мертвым грузом, но складывалось впечатление, что он сам переставляет ноги. Просто дядечка хорошо набрался, и ему друзья помогают дойти до офиса.
— А где оружейник? — спросил Лекарь.
Пришлось признаваться в своем провале. Я в подробностях описал нападение на конвой, сопровождавший задержанного оружейника. Фима молча выслушал меня, потом сказал:
— «Куклы» совсем страх потеряли. Вероятно, они вас от бизнес-центра пасли.
— Вероятно, — согласился я.
— Или это опять крыса в подполье сработала, — тут же выдал вторую версию Лекарь.
— Возможно.
Только вот откуда крыса могла узнать, что мы этой дорогой поедем? И самое главное, откуда она могла знать, что оружейника повезут в полицейской машине? О задержании Олега Кормчего я сообщил Шахматисту и Лекарю. Больше никто не знал. Но утечка могла произойти и из полицейского отделения. Этот вариант нельзя сбрасывать со счетов.
— Ты должен найти крысу, Корнев. Кто-то очень хорошо окапался и работает тонко. Пока ты это не сделаешь, мы все под ударом, — сказал Лекарь. — Ладно. Пойду займусь твоим человеком. Держи в курсе. И вообще отдохни сегодня. Ты плохо выглядишь.
Еще бы я выглядел хорошо. Меня прямо-таки корежило от мысли, что преступник в очередной раз обставил меня на ровном месте. Голова пухла от разных мыслей. Того и гляди взорвется к чертовой матери, обдав всех кровищей и серым веществом. Приятного мало.
Я попрощался с Фимой и сел в машину. Некоторое время я просто сидел за рулем, тупо уставившись впереди себя.
— Что, командир? Какие указания?
— Предлагаю надраться, — мрачно сказал я.
— Хорошая идея, Рома. Можно я так буду тебя называть? — спросил Кощей.
— Да, конечно, — рассеянно ответил я.
— Тогда заедем по дороге в одно место. Купим хороших напитков, — предложил Кощей.
И снова я согласился.
Василиса все время молчала, уставившись на здание, куда унесли тело Петра Евгеньевича.
Я завел мотор, и мы выехали в сторону Купчино. По дороге заехали в магазин «Ароматный мир», куда Кощей пошел один. Вскоре он вернулся с двумя пакетами, в которых позвякивали бутылки. Он поставил их между собой и Василисой. И мы продолжили путь.
Мне в принципе было все равно, что он купил. Сейчас что спирт, что водка — все едино. Тело лихорадило. Мысли путались. Ноги заплетались. Я чувствовал то дикую слабость, то резкий прилив энергии и желание кого-либо убить.
Начался отходняк после операции. Если бы она удалась, я бы легче перенес последствия нервного напряжения. Миссия успешно выполнена. Можно и расслабиться. Но я погружался в мрачную пучину безысходности и не знал, как оттуда вынырнуть.
Я завернул в знакомый двор на улице Олеко Дундича и остановился перед нашей парадной.
— Пойдем, командир, спрыснем раны, — сказал Кощей.
Мы поднялись на этаж в мрачном молчании. Я позвонил в дверь. Встретил нас Рогов. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять, что с вопросами сейчас лучше не лезть. Он пропустил нас в квартиру и запер дверь.
Я вошел в гостиную и плюхнулся на диван. Откинулся на спинку и закрыл глаза. Тем временем Кощей увлек Рогова на кухню, и они там усердно зазвенели бутылками, соображая на стол.
— Рома, ты ни в чем не виноват, — неожиданно раздался рядом женский голос.
Я вздрогнул и открыл глаза. Это была Василиса. Она сидела в кресле напротив и выглядела — закачаешься.
— Почему все пытаются меня убедить в том, что я ни в чем не виноват? — мрачно спросил я.
— Потому что у тебя такой вид, словно ты себя винишь за все грехи человечества, — ответила она.
— Я считаю, что где-то что-то недоглядел, поэтому мы и попали в переплет. Но вот понять никак не могу, где ошибся.
— А я думаю, что ты действовал правильно. Просто ты видишь так картину мира, исходя из вводных, а они у тебя не полные. В то время как крыса, играющая против нас, обладает полной картиной мироздания. Поэтому ты все время на шаг позади него. И вовсе не из-за медлительности или ошибок, а потому что ты идешь ровно, а он опережает тебя. Ты делаешь шаг, а он два.
Василиса говорила с жаром, словно пыталась убедить незрячего в том что он может видеть. Но неожиданно от ее слов стало легче.
Тут и Кощей нарисовался. Он позвал нас на кухню, где была накрыта поляна.
Выпили по первой. Водка как вода пошла. Я даже не заметил, что выпил. Тут же Рогов налил по полной еще раз. После второй я почувствовал легкое охмеление. Обе рюмки выпили молча. Кощей, видно, все рассказал Рогову. Максим смотрел на нас со смешанными чувствами. Тут был и восторг, и горечь от потери. Мы все-таки еще не успели притереться как команда, стать друзьями, одной семьей. Для него Петр Евгеньевич Крюков был еще один погибший соратник, которых на его коротком пути сопротивленца было уже достаточно.
Из закуски на столе была копченая колбаса, соленые огурцы, селедка, утопающая в подсолнечном масле, лук кольцами и, конечно, черный хлеб. На плите стояла кастрюля, в которой варилась в кипящей воде картошка. И когда только ребята успели ее почистить? Или это домашняя заготовка Рогова?