Чужая война — страница 1 из 19

Наталья ИгнатоваЧужая война

ПРОРИЦАНИЕ

Внемлите мне, ибо знаю я, что будет и как будет.

Внемлите мне, ибо поведаю вам то, что предначертано звездами.

Внемлите мне, ибо то, что я расскажу, свершится.

Будет мир, и будет мир жить по своим законам, и порядок в нем будут определять лишь светила небесные.

Будет мир, и будут все жить в этом мире, радея за него и украшая его.

Будет мир, но все на этом свете бывает лишь на время.

Будет Свет и будет Тьма, и будут они вместе, и будут они воевать, но быть друг без друга не смогут. Будет Свет и будет Тьма, и все в мире выберут ту или иную сторону, ибо невозможно не сделать этого. Будет Свет и будет Тьма, и забудут все, что так было всегда, и схватятся в битве между собою.

Будет Игра, и правила той Игры станут камнем на шее у Игроков.

Будет Игра, и выигравший будет плакать, но и проигравший радости не обретет.

Будет Игра, и призом в той Игре станет страх, и сойдут светила с путей своих, и мир встанет на краю пропасти.

Будет Четверо, те, кого посчитают за фигуры и поставят на доску.

Будет Четверо, и фигуры станут Игроками, и сойдутся Цветок и Сталь, Смех и Расчет, и доска станет ареной, а зрители — фигурами.

Будет Четверо, и мир на краю пропасти встанет на дыбы, и будет уже поздно что-то менять.

Будет война, и реки потекут кровью, а поля вместо хлебов родят мечи и копья.

Будет война, и Четверо пронесут ее по всему миру, и не будет преград для той войны.

Будет война, и мир рухнет в пропасть и будет лететь долго, и крик умирающего будет исторгаться из его глотки.

И все кончится.

Райяз Харрул, Верховный Жрец Храма Ста Смертей, Постигший Тайное, Тот, Кто Ведет За Грань.

Часть IЧУЖАЯ ВОЙНА

ФИГУРЫ

Баронство Уденталь. Столица

Тресса де Фокс

Цветущие яблони поднимают настроение даже с дикого похмелья. Я проверяла — знаю. Но с такого похмелья, как у меня в это утро, блевать (извините, конечно) хотелось даже от яблонь. Нечем было. В смысле — никак. Если у вас четыре желудка, расставаться со своим содержимым они не желают даже при настоящем отравлении, я уж не говорю про такую ерунду, как отравление алкоголем. А еще говорили, что шефанго никакие яды не берут! Кто говорил? Да я же и говорила. Зачем? Ну… Когда травить пытались, приходилось объяснять. Потому что действительно — не берут. А сегодняшнее утро просто было особенным. Совсем особенным. Как-никак, а стукнуло мне десять тысяч лет. Не каждый день такой праздник. Через то и похмелье. На юбилеях вообще положено принимать алкоголь в дозах, превышающих разумные, а проще говоря, наливаться по самые уши. Ну а уж на таких юбилеях! Никому из моих знакомых за последние несколько сотен навигаций дожить до десяти тысяч лет не удавалось.

Мне удалось.

По-моему, тут есть чем гордиться.

Солнышко встает. Яблони цветут. Денег почти нет. И настроение препоганейшее. Стоит только осознать — десять тысяч! — как оно становится еще поганее. На людей смотреть тошно, как будто в первый раз их рожи вижу. Хвала Богам, немного их пока на улице, людей. А то меня ведь и вскинуть может. Придется тогда из Уденталя уезжать быстрее, чем хотелось бы.

А уезжать из Уденталя мне не хотелось совсем. Сейчас по крайней мере. Во-первых, яблони. Как ни крути, а это красиво. Во-вторых, мне-Эльрику сделали пару очень выгодных деловых предложений. Сначала капитан гвардейцев его милости барона, а потом командующий баронским флотом. Другой вопрос, что снова наниматься в армию мне совершенно не хотелось. Мне-Трессе, в смысле. Я вообще против службы где бы то ни было. Конечно, в мужском обличье я взгляну на это иначе, но когда еще я мужское обличье приму?

Видели бы меня сейчас мои наставники… Хотя сейчас-то ладно, а вот вчера! Благородная дама, устроившая грандиозную пьянку в одном из самых паршивых притонов Уденталя. Что поделаешь, люблю я иногда шокировать окружающих.

Ганна не одобрит, конечно. Ну так то Ганна. Вот, кстати, из-за кого уезжать не хочется ну никак. Я ведь уже обещала ей, что останусь.

Но, Великая Тьма, неужели все? Или почти все? Неужели десять тысячелетий действительно прошли, и уже скоро… Смешно и плакать хочется, Флайфет… Скоро — это когда? Через десять лет? Через сто? Через пятьсот? Сколько бы ни было, по сравнению с тем, сколько их прошло, все будет скоро. Домой. Одна беда, чем ближе цель, тем больше нетерпение. Я скоро не то что столетия, я годы считать начну. Когда же? Когда? Впрочем, если расслабиться и попытаться поразмыслить логически — это в женском-то обличье! — ожидание не так уж страшно. Страшнее будет погибнуть не вовремя. Прошли те времена, когда мне сдохнуть хотелось от безысходности. Прошли, мать вашу! Не дождетесь больше!

Какая-то придурочная девчонка вылетела из-за угла и с размаху врезалась в меня чем-то твердым и угловатым. Больно!

Когда я маску сдернула, я и сообразить не успела, услышала только «грау!» в собственном исполнении, а девочка хлопнулась на мостовую…

Почти хлопнулась. Поймала я ее на полдороге, а то ведь расшиблась бы, объясняй потом, что не били ее страшные шефанго по голове, а сама она головой о камень ударилась. Надоели уже до озверения эти вечные проблемы из-за собственной расы. Людям ведь много не надо, чуть что — шефанго виноваты. Скоты! Люди — скоты.

Из-за того же самого угла вылетел Карел Хальпек. Самый обаятельный десятник местной стражи.

Карел в немыслимом пируэте ухитрился развернуться и, чудом избежав столкновения со страшной фигурой, выросшей у него на пути, врезался в ближайшую стену. Больно, конечно, но Карелу гораздо приятнее было удариться о твердый камень, чем нарваться на разъяренную шефанго на пустынной улице.

Оборачиваться Хальпек не спешил, нарочито медленно сползал по стене, призывая всех Богов на помощь и стараясь выкинуть из памяти жуткое, нечеловеческое лицо, увиденное мельком, но напугавшее его до неожиданной теплой сырости в штанах.

Тресса брезгливо взглянула на Карела. Еще более брезгливо посмотрела на бессознательную девушку, которую держала на руках, старательно отодвигая от себя. Потом присвистнула, позабыв про десятника, сгребла девочку в охапку и отправилась туда, куда и шла.

«В «Серую кошку» поперлась, — с ненавистью подумал Хальпек, поднимаясь наконец на ноги. — Сегодня же десяток туда отправлю… Нет. Не сегодня. Завтра».

Выпустив длинную рубаху поверх мокрых штанов и свесив волосы на разбитый о стену лоб. Карел поплелся в сторону казарм. Он не торопился, потому что к казармам путь лежал в том же направлении, что и к гостинице «Серая кошка». Той самой гостинице, в которой уже не в первый раз снимала комнату Тресса де Фокс. Догонять благородную даму десятнику совсем не хотелось.

Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

Черный Беркут раздраженно перекладывал бумаги на столе и не смотрел на почтительно ожидающего Элидора.

Элидор ждал. Раздраженность была обычным состоянием отца-настоятеля. Раздраженность и скепсис. Удел большинства крупных начальников.

Черный Беркут оторвался от бумаг и начал хмуро изучать Элидора. Как диковину какую. Элидор внутренне поежился.

— Ты отправишься в Мерад, — бросил наконец Черный Беркут.

Монах изумился. Он был уверен, что вызвали его не более чем для очередного дисциплинарного разноса. Отец-настоятель обожал дисциплинарные разносы и учинял их с удовольствием и глубоким пониманием дела. И за поводом у него это дело не останавливалось.

— Отец Лукас…

— Помолчи, сын мой, и выслушай меня. Ты отправишься в Мерад. Найдешь там некоего Самуда. Он старший у «Горных кошек». Неделю назад «кошки» убили отца Якоба, настоятеля обители Кассия Воздающего. Ты ликвидируешь Самуда, заберешь у него перстень с рубином и привезешь его в ближайший из наших монастырей. Акция демонстрационная, чем больше шуму — тем лучше. Никто не должен забываться и позволять себе неуважение к нам. Вопросы есть?

Вопросы были. Больше, чем хотелось бы. Например, почему в Мерад отправляют его, Элидора. Златостенный город был столицей Эзиса, оплотом джэршэитов, а он, Элидор, специализировался на Десятиградье и Готской империи. Это ж другой край материка!

— Экипировка, — буркнул Элидор.

— Получишь у брата-эконома. — Черный Беркут вздохнул. — Знаю-знаю, все знаю. И специфика не твоя. И отдохнуть ты не успел. Но барбакитов пора напугать, сын мой. А кто может сделать это лучше, чем ты? Еще вопросы?

Элидор покачал головой.

— Тогда ступай. — Отец Лукас очертил Огнь, благословляя монаха. — Да пребудет с тобой Анлас.

Брат-эконом был предупрежден.

— Выбирай. — Он сделал широкий жест в сторону оружейных стоек и сундуков. — Кони уже оседланы. Все припасы в сумках.

Элидор прошел к стойке с длинными мечами.

— Опять мой любимый уволокли? — Он даже не пытался скрыть недовольство. — Сколько раз говорил, не трогайте Праведника. Так нет же.

— У брата Игнатия выход, — начал оправдываться брат-эконом. — Кто ж знал, что ты и двух дней не просидишь, опять на задание пойдешь?

Элидор не слушал. «Праведника нет. Вот же люди, просишь их, просишь — все без толку. Ну что стоило Игнатию взять не меч, а топор? Ему ж без разницы, а мне — нет».

— Доспехи готовь, — скомандовал он эконому. — Кольчугу конную, наручи, поножи. Шлем эзисский подбери.

— Громко едешь? — довольно осклабился брат-эконом.

— Да.

«Пора вытрясать из отца-настоятеля личный меч. Или самому покупать», — привычно думал Элидор, перебирая клинки и прислушиваясь к возне эконома в соседней комнате. «А то это не жизнь. Сегодня одно, завтра — другое. Жалко убивать время на привыкание к новому клинку. А ну как не успею однажды?»

В этот раз приглянулась аквитонская спата. Легковата чуть, но сойдет. Элидор подобрал к мечу походные ножны и принялся заправлять в специальную перевязь метательные ножи.

«Почему все-таки в Эзис? Что, действительно больше некого? Не верится что-то. Есть у нас спецы, кроме меня. Тот же брат Освальд. Чем не вариант? Или брат Квинт. Он вообще по джэршэитам специализируется. Но отправляют меня. Странно. Ладно, мое дело телячье».

Брат-эконом суетился вокруг, помогая застегивать ремни доспехов. Элидор встряхнул плечами, присел, подпрыгнул. Сойдет. Старый привычный комплект. Кто его утащит? Двухметровых больше нет.

«Может, в этом и дело? Два метра росту, красные глаза, белые космы. Детей пугать хорошо. И еще барбакитов. Квинт пугать не приспособлен. Ну кого может напугать субтильный, застенчивый с виду юнец? Вот я — другое дело. То еще пугало».

По дороге в конюшню Элидор заглянул к брату Шарлю.

— Уезжаю, — негромко позвал он.

— Перевели? — Брат Шарль оторвался от грядки и оглядел Элидора.

Тот покачал головой:

— Боевой выход.

— Ага. Громкий, понятненько. Далеко?

— К исманам. Шарль присвистнул:

— Весело.

— Пока.

— Удачи.

Элидор хлопнул приятеля по плечу, кивнул и пошел дальше.

Шарль смотрел вслед. «Странно это, — думал он. — Чудит наш Беркут. Где это видано, чтоб Элидора и к исманам? Он ведь даже языка не знает. И всего два дня как с задания.

Брат Павел с ним, конечно, уже работал. — Шарль с отвращением перевел взгляд на грядку, пытаясь вспомнить, чем морковные хвостики отличаются от сорняков. — Да. Работал. Но что за два дня сделаешь? Тут не меньше месяца поматрасничать бы. Так нет же».

Он рассеянно потянул первую попавшуюся травину. Вытянул тощенькую морковь. Ругнулся. Без особого, впрочем, энтузиазма.

«Высокая политика? Видать, очень высокая, раз подобное творится. На глупость похоже. Если бы не было известно, что Черный Беркут глупостей не делает. Напарник Элидору будет, это ежу понятно. Из тамошних, эзисских, иначе б тут дали. Но что за спешка?» Поскольку размышления и домыслы не давали ровным счетом никакого результата, Шарль какое-то время еще пытался заниматься прополкой и бездумно выдергивал морковь вместе с сорняками. Довольно быстро он оставил это никчемное занятие. Встал. Отряхнул руки. И отправился в келью настоятеля.

Перед воротами конюшни молоденький послушник держал в поводу двух оседланных и навьюченных коней. Элидор придирчиво перебрал содержимое седельных сумок: еда, запасная одежда, немного денег, всякая полезная мелочь. Порядок. Он приторочил к седлу меч и вскочил на коня. Впереди была дорога.

Баронство Уденталь. Столица

Тресса де Фокс

Кто бы мне объяснил, какого лешего делают в Удентале эльфы? Добро бы человеческая девчонка на меня налетела, от доблестного десятника спасаясь. Он по пьяни до женского полу охоч. Я бы ее, конечно, в непосредственной близости от этого кретина оставлять не стала, но уложила бы где-нибудь под забором и пошла своей дорогой. Однако выкидывать эльфийку, как какой-нибудь мусор… Это все-таки нехорошо. Хотя лютней своей она меня приложила — мало не покажется. И смех и грех, впору надевать доспехи, чтобы сходить в кабак. И не потому, что отребья здешнего боюсь, а потому, что сумасшедшие менестрели лютнями дерутся. Хотя от эльфов всего можно ждать. Может, у них расовая ненависть в кровь настолько впиталась, что они шефанго бить начинают, даже не разобравшись толком, стоит ли это делать.

Бред, конечно. Но кто только шефанго бить не пытается. Другой вопрос, что мало у кого это получается… А девочка красивая. Очень красивая. Даже для эльфийки.

«Серая кошка» была еще закрыта. Пришлось стучать в дверь ногой, поскольку руки заняты… Стук получился характерный, я-Эльрик так стучу. Не ногой, правда. Зато открыли быстро. Марк всегда быстро открывает, когда я прихожу.

— Сэр… — Он осекся и вытаращился на меня. На девочку. Снова на меня. Что-то там себе подумал даже, пока таращился. Потом вспомнил:

— Ой, простите, госпожа…

— То-то, — наставительно сказала я. Наставительно, чтобы Марку стыдно стало и он перестал на эльфийку таращиться и прикидывать про себя, сейчас я мужчиной стану или подожду, пока девочка в себя придет.

— Я помогу! — предложил парень с энтузиазмом.

— Ты лучше вина принеси. Мал еще женщин таскать.

— В комнату?

— Ну естественно. Что ж мне, ее здесь на стол укладывать?

Про стол я, пожалуй, зря. Совершенно из головы вылетело, что мы еще и людоеды, если всем сказкам верить. Ну и эльфоеды, разумеется. В «Серой кошке», конечно, народ без предрассудков, привыкли они ко мне за столько-то лет. Но у Марка сразу вылетела из головы вся похабщина, а лицо позеленело.

— Ластами шевели, — напомнила я, направляясь к лестнице.

— Вина какого? — ошалело спросил он. — Вашего любимого, или… — и нерешительно посмотрел на эльфийку.

— Или.

— Понял.

И он исчез.

Хороший парень, не зря я его кормлю. В смысле, прикармливаю. Когда Джозеф помрет и Марк хозяином станет, меня он привечать будет не меньше, чем папаша его. Труднее всего с Яном было, пра-пра-пра… поди вспомни сейчас… в общем, с самым первым из их предков, с которым я познакомилась.

Марк принес бутылку «Жемчужной росы» едва ли не раньше, чем я поднялась в номер. К дверям мы подошли почти одновременно.

— Молодец. — Я уложила девочку на кровать. Бросила парню серебряный.

— Я сейчас сдачу…

— Не надо.

— Благодарствую.

— Можешь идти.

— Понял, — вздохнул он. И ушел. У них тут, в «Серой кошке», чем-то вроде совершеннолетия считается выпить со мной. Янов сын, когда я-Эльрик ему первый раз выпить предложил, от гордости раздулся, как индюк. Еще бы! Удостоился, как папаша. А потом в традицию вошло. Марк вот, как двенадцать ему стукнуло, все ждет, когда же я его человеком признаю.

«Сэр Эльрик… госпожа Тресса…» Забавные они. Люди. То боятся. То ненавидят. То от почтения себя забыть готовы. Ну да шут с ними. У нас сейчас эльфы на очереди.

Нюхательные соли я разыскала в одном из поясных кармашков и тут же вспомнила, что давненько не появлялась в обществе как действительно благородная дама. Даже соскучилась слегка по общению, не перемежаемому ругательствами и не сводящемуся к трепотне о бабах, о бабах и еще раз о бабах.

Хотя пили вчера знатно. И сегодня. Да и позавчера, если уж на то пошло.

Я поднесла к носу эльфиечки хрустальный флакончик. Девочка вздохнула. Раскрыла огромные темно-синие глазищи. И… выругалась. Да так, что стены покраснели.

— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовалась я. Эльфийка уставилась на меня. Представляю себе. То еще зрелище сразу после обморока-то. Волосы белые. Маска — черная. И в прорезях глаза без зрачков и белков. Одна радужка. Между прочим, насыщенного такого алого цвета. Девочка и так не отличалась румянцем. Сейчас она просто позеленела.

— Т-ты… Вы кто?

— Тресса де Фокс, — говорю, — шефанго.

— Правда?

— А что, непохожа?

— Я не знаю, — честно отвечает эльфиечка. — Я шефанго не видела.

— Уже видела.

Хотя, конечно, не запомнила она, не успела понять, чего же так испугалась. Я и сама никогда этого не понимала.

Лицо у меня как лицо. У людей на первый взгляд и пострашнее — гримасничают они все время, рожи корчат, глазами вращают… Ага. А боятся все равно нас, а не их. Ну да ладно.

— Как тебя зовут-то, менестрелька?

— Кина.

— И каким ветром занесло тебя в Человеческие земли? Она помолчала, разглядывая потолок. Понятное дело, не от хорошей жизни этакое диво объявилось в Удентале и носится по улицам, спасаясь от потерявшей всякий пиетет солдатни. Не захочет говорить — не надо. Все равно скажет.

— Я ушла, — ответила наконец Кина. — На Айнодоре у меня никого нет. И ничего. Мы с мамой жили на самой границе с Орочьими горами. Был набег, а гарнизон отозвали, и мы… нас… Город сожгли. Совсем…

Она осеклась на полуслове, съежилась на кровати, а в синих глазах появилось выражение, которое можно в учебниках по совращению описывать. Классическое, я бы сказала, выражение загнанности и ужаса пополам с непониманием. Когда женщина смотрит так — мужчина хватается за меч, готовый защищать ее от любой опасности. Когда так смотрит красивая женщина — мужчина действительно готов защищать ее хоть от всего мира. Я не была мужчиной. Другой вопрос, что ужас в глазах Кины был настоящим. И загнанность тоже.

— И давно ты на Материке? — спросила я. Тут главное — действовать пожестче, чтобы она жалеть себя не начала.

— Полгода.

— Ругаться здесь научилась?

— Ругаться?

Я повторила то, что услышала от нее пять минут назад.

— А это ругательство? — искренне удивилась эльфийка. — Я не знала. Я румийского не понимаю, а солдаты оттуда были… Мне слово понравилось. Что оно значит?

Не скажу, чтобы я смутилась. Однако тему поспешила сменить:

— Пить будешь?

— И есть буду.

Хорошо! Всего за полгода в полной мере набраться настоящей менестрельской наглости — это чего-нибудь да стоит. Я выглянула за дверь — так и есть: Марк околачивался неподалеку. Он тут же сделал вид, что страшно занят, и вытаращился на меня с выражением готовности к подвигу.

— Что там с завтраком?

— Каша. Со шкварками. Для вас, госпожа, мать поросенка жарит. Хороший поросенок.

— Да? Интересно, возьмется твоя мама приготовить свинью по имени Карел?

— Если пожелаете, — невозмутимо ответствовал Марк. — Только забить, извините… — Он развел руками.

Хороший парень. Весь в отца. И матушка у него — очень приятная женщина. Хотя… Тетушка Ганна — это вообще песня отдельная.

— Ладно. Передай маме, что я извиняюсь за беспокойство, но прошу приготовить цыпленка. — Я оглянулась на Кину, эльфиечка выглядела голодной. — Лучше двух.

— Понял. — Он исчез.

Я вернулась в комнату и разлила по кубкам вино.

— А мне говорили, что шефанго везде убивают, — подала голос менестрелька.

— Попробовали бы. Нас убивать дело неблагодарное.

— Нет. Мне говорили, что вы везде убиваете. Что куда бы шефанго ни пришли, они сперва всех убивают, а потом грабят и насилуют.

— Мертвых?!

— Не знаю… — Она задумчиво уткнулась носом в кубок.

Ладно. Чего только нам про эльфов не рассказывали! Я помню сказки о том, как эльфы сдирали кожу с людей из-за расхождений в религиозных воззрениях. Нет, кое-кто действительно сдирал. Но ведь не все же. Насколько я знаю из слухов, мой народ тоже не отличается добротой и терпимостью. Однако почву для слухов дают экземпляры с особым подходом к делу. А таких всегда меньшинство. Хотя… если вспомнить, что меня изгнали за недостаточное рвение в истреблении эльфов. Вот тебе и меньшинство.

А шефанго действительно боятся. Начали бояться, когда они стали близко общаться со смертными.

Здесь, в Удентале, навигаций сто назад, как раз когда закончились религиозные гонения, народ был понаглее. С Хранителем помирились. Войска Огненосные поразогнали. Анласитские умонастроения — не в чести. И когда я-Эльрик приехал в баронство с Востока, прибить меня не пытались только потому, что полагали, будто за мной вскорости еще полусотня придет. Таких же.

Как раз тогда был большой скандал в «Серой кошке». Ян от гостя незваного шарахался, а гостю ничего, кроме покоя и тишины, не нужно было. Так что нас обоих положение устраивало. Явившиеся к нему молодчики, не баронские, так, дворянчики местные, жены хозяйской домогаться начали. Ну, Ян им и попытался объяснить, что не дело это — вести себя так. Дворяне, конечно, люди, можно сказать, уважаемые, но к чужим-то женам как-то оно не принято. Он объясняет, а его не слышат. Слово за слово. Хвостом по столу. Мальчики раздухарились, голоса повысили, начали Яна обзывать нехорошо… Он с ними все миром разойтись пытался. Но меня тогда любой шум нервировал. В общем, через пару секунд держал я двух гостей за шиворот и объяснял что-то за мою расшатанную душевную организацию. Объяснял, кажется, на зароллаше — у меня по пьяни всегда родной язык прорывается. Ну да мальчики и на зароллаше поняли.

Ян в истерике бился. Кричал, что теперь и меня, и его, и его жену, и его сына, и даже его дочку замужнюю, которая в Гиени живет… Короче, что всем нам плохо будет. Этим же вечером я еще десяток «мстителей» разогнал. А на следующий день их двадцать пять пришло. Ну тогда я за топор взялся… Мне за убийство потом слова плохого не сказали — очень уж осточертело страже городской местных подонков вежливо не замечать.

Яна после моего отъезда снова обидеть пытались. Я бы, может, плюнул на это да забыл. Но мужик во время того побоища со мной рядом мечом отмахивался. А это не забывается. В Удентале тогда трактирщики порядочные попадались. Им только стимул нужен был… В общем, вернулся я через полгода. Узнал о безобразии. Нашел дворянчика того, что всю эту бучу затеял. Ну и… В общем, гарантировал Яну неприкосновенность.

С тех пор я в «Серой кошке» — гость желанный. А кроме того, и в Удентале ко мне попривыкли. Это греет. Должно же быть в мире место, где от тебя не шарахаются, Огнем себя осеняя.

Румия. Монастырь Жерара Беспощадного

Широкий, вымощенный камнем тракт тянулся за горизонт. Синее небо. Крохотные зеленые рощицы. Ухоженные, издалека кажущиеся даже симпатичными деревеньки. Ехать бы и ехать. Радоваться жизни, солнцу, хорошей погоде.

Элидор хмуро смотрел на окружающую его благодать, перебирал в пальцах поводья и машинально, без должного чувства, благословлял изредка попадавшихся на дороге крестьян. Крестьяне, впрочем, понятия не имели, что такое благословение силы не имеет, и принимали знак Огня с благодарностью. Эта их тупость раздражала Элидора не меньше, чем безмятежное свиристение птиц.

«С ума все посходили, что ли? — Монах без всякого интереса скользнул взглядом по стройной, потупившей глаза девушке, спешившей куда-то с корзинкой, — Что я там сделаю, в этом Эзисе? Без языка. Без привычки. Штезаль!» Он ощутил вдруг острую потребность вытянуть кого-нибудь плетью. Просто чтоб душу отвести. И поспешно усмирил это недостойное желание. Все равно дорога впереди была пуста. А бить лошадей Элидор не позволял себе даже в самом гадком расположении духа. Лошадь — это ведь не человек. Ее бить незачем.

Монах дал коню шенкелей, и зверь послушно пошел легким галопом. Заводной держался рядом, вытянув тонкую морду и кося на человека темно-фиолетовым глазом.

Покачиваясь в седле в такт ровной поступи скакуна, Элидор попытался вспомнить уроки брата Павла. Вздохнул глубоко, начал медленно, размеренно считать до двадцати пяти и, дойдя до одиннадцати, понял, что взорвется сейчас просто от того, что пытается сам себя успокоить. Лучше уж вообще ничего не предпринимать. Злость должна была пройти. Рано или поздно. В конце концов она всегда проходила.

Проще всего, конечно, было бы прикончить кого-нибудь быстро и весело. Да некого было убивать.

— Отец Лукас, — Шарль замялся, но продолжил решительно, хотя и не без внутреннего трепета, — простите за неуместное любопытство, но… — Он вновь запнулся. Заявиться в келью к настоятелю, да еще и требовать от того отчета — раньше Шарль не позволял себе такой наглости. И не позволил бы никогда, не иди речь об Элидоре.

— Но? — Черный Беркут холодно взглянул на монаха. — «Но» означает, что ты собираешься задать вопрос? Задавай.

— Элидор два дня как вернулся, — пробормотал Шарль.

— Неужели? — неискренне удивился настоятель.

— Отец Лукас, его же нельзя выпускать из монастыря еще полгода. Он ведь… Ну, три срыва уже было. А брат Павел в этот раз даже начать работу толком не успел.

— Спасибо, что взял на себя труд сообщить мне об этом, — брюзгливо процедил настоятель. — Ты, Шарль, надо полагать, считаешь меня выжившим из ума старым пнем, который уже не соображает, что творит, так?

Шарль сглотнул и помотал головой. Ему ничего подобного в голову не приходило. Никогда. И не могло прийти. Ни за что.

— Что у тебя за манера всюду совать свой нос?! — Черный Беркут откинулся на спинку высокого кресла. — Длинный моруанский нос! Тебе мало досталось в Гиени?

Шарль снова помотал головой. Потом брякнул:

— Я же должен знать. Вы же потом с меня отчет потребуете. Я же…

— Когда ты научишься говорить по-румийски? — Настоятель поморщился. — Прекрати жужжать и следи за своей речью. Аналитик! Двух слов связать не может. Элидора переводят в класс «элита». Тебе это говорит о чем-нибудь?

— В «элиту»?! — восхищенно выдохнул Шарль. — Элидора?! Давно пора!

— Если он перейдет в «элиту», его заберут в Аквитон. — Черный Беркут клацнул зубами и полез за своей трубкой. — А вы нужны мне здесь! И ты это знаешь. Элидор не знает, так ему и не положено.

— А если не перейдет? — осторожно уточнил монах, так уточнил, на всякий случай, ответ он уже знал.

— Если не перейдет, значит, сдохнет там, в Эзисе, — сказал Черный Беркут то, что должен был сказать. — Это последнее испытание. Работа в экстремальных условиях.

Он замолчал. Долго раскуривал трубку. Пыхал дымом. Дергал брезгливо тонким горбатым носом. Наконец затянулся и выдохнул, прикрыв от удовольствия глаза.

— Рад?! — проскрипел совсем уж раздраженно. — Давно в Аквитон рвешься! Под магистра хочешь. Черный Беркут для вас, господин аналитик, низковато летает. А?!

Шарль не успел ответить. Настоятель вдруг вспомнил о делах и указал монаху на дверь весьма энергичным жестом. Еще и пальцами прищелкнул, шевели, мол, копытами, господин аналитик.

Шарль зашевелил. Осторожно прикрыл за собой дверь.

— Про морковь не забудь! — каркнуло из кельи. Очень захотелось сказать гадость. Ну или хотя бы подумать. Однако Шарль поостерегся. И без того было над чем поразмыслить.

Он вернулся к ненавистным морковным грядкам. Уселся на влажную землю и отрешенно уставился на зеленые хвостики ботвы.

Элидора переводят в «элиту». Сам Шарль давно уже был признан лучшим аналитиком ордена. И ему действительно полагалось бы быть в Аквитоне. Но Черный Беркут держал его при себе, а магистру объяснял, что никто, кроме Шарля, не в состоянии приводить Элидора в себя после боевых выходов.

Лучший аналитик и лучший боец. Два найденыша, воспитанных отцом Лукасом. Но Элидора, при всем том, что равных ему в ордене не было, переводить в «элиту» не спешили. Во-первых, он был нелюдем. А во-вторых, он был сумасшедшим.

Сам Элидор не видел ничего из ряда вон выходящего в своей манере убивать во время выходов всех, кто подворачивался под руку. И даже тех, кто не подворачивался. Когда эльф приходил в дом жертвы, он приканчивал там всех, начиная с того, кого нужно было убить, и заканчивая последней служанкой. Если ситуация складывалась так, что работать приходилось на улице или в другом людном месте, Элидор уничтожал охрану — даже тех, кто пытался сбежать, позабыв о своих обязанностях. Если же не было даже охраны, эльф считал выход недостойным упоминания.

С этим-то, впрочем, еще можно было бы смириться. Но вот после выходов монах становился совершенно невменяемым. Он без приключений возвращался в монастырь. И запирался в своей келье, допуская туда только Черного Беркута, Шарля или брата Павла. Повод к такой уединенности был. И очень весомый. Элидор признавался брату Павлу, что он ищет повод. Первое время, первые пару-тройку месяцев по возвращении, он все время ищет повод: кого бы и за что убить.

И этот его пунктик был совершенно лишним.

Когда в Аквитоне, в курии ордена, слышали о «Том, кто всегда возвращается», там досадливо скрипели зубами. Нелюдь — это не страшно. Главное, что принял Опаление и верит истово, другим бы поучиться. А вот сумасшествие и как результат — непредсказуемость действий и поступков… Черный Беркут управлялся с Элидором, потому что знал своего приемыша как облупленного. Но Черный Беркут был нужен в Румии.

Шарль вздохнул.

Аквитонскому начальству не объяснишь, что даже здесь, вдалеке от орденского управления, они с Элидором работали с полной отдачей. Начальство — оно на то и начальство, чтобы лучшие кадры забирать под свое крыло. А значит, когда вернется эльф из Эзиса — он ведь вернется, хотя бы для того, чтобы подтвердить прозвище, — придется им сниматься с насиженного места и отправляться в столицу Зеленого герцогства.

Там — новые люди, ревнивые взгляды, придирки, необходимость срабатываться, искать компромиссы… Впрочем, Элидор-то считает, что ради «элиты» вытерпеть можно все. Он рвется наверх. Зачем только, непонятно. Стать управителем боевого секрета? И что ему в том?

«А Беркут-то ревнует!» — с неким удовлетворением констатировал монах. И вновь принялся пропалывать морковку. Работы по хозяйству были обязательны для всех в монастыре. Кроме разве что самого настоятеля.

Баронство Уденталь. Столица

В дверь постучали, и в комнату просунулась лохматая голова Марка:

— Завтрак! — почему-то радостно сообщил парень, во все глаза рассматривая синеглазое чудо, сидящее на кровати с кубком в руках. Красноглазое чудовище в кресле напротив он старался не замечать. Не потому, что боялся — чего бояться, это ж сама госпожа Тресса, — а чтобы впечатления не портить.

— Неси, — милостиво кивнула шефанго.

— Тащи! — гаркнул Марк куда-то в коридор. Три паренька помладше, торжественно вышагивая друг за другом, внесли в комнату подносы с блюдами и тарелками. Кина проглотила слюну и уставилась на еду горящими глазами.

— А это мама велела от себя передать. — Марк переволок через порог корзину, из которой торчали горлышки бутылок. Большую корзину. Тяжелую.

— Твоя мама попадет на Небеса, — сообщила Тресса своим удивительно мелодичным голосом, одной рукой поднимая корзину, а другой вытаскивая бутылку. — С ума сойти, «Молоко Драконессы»!

— Мама сказала, — сообщил Марк, выпуская своих подчиненных в коридор, — что ежели госпоже эльфийке отдельную комнату надо, то она уже белье постелила и камин разожгла. — Он ткнул пальцем в стену. — Вон та комната, куда от вас дверь сделана. Как обычно, в общем.

Тресса закашлялась. Кина удивленно посмотрела на нее, потом на стоящего на пороге парня, потом на упомянутую дверь. Она явно не видела в заботливости хозяйки ничего особенного.

— Иди, Марк, — простонала шефанго, падая в кресло и стараясь не смеяться в голос. — Иди, дитя мое.

— А чего я…

— Я тебе потом объясню. Иди.

Марк пожал плечами и вышел. Он понять не мог, что сделал не так. Поручение матери передал в точности. В соседней комнате, смежной со своей, сэр Эльрик действительно часто селил женщин. Нынче к нему, говорят, даже молодая баронесса заглядывала. А то, что сейчас он не сэр вовсе, а госпожа — так долго ли шефанго облик сменить?

— Не пойму я их. — Марк почесал в затылке и побрел по коридору в глубокой задумчивости.

Кина в момент сгрызла первого цыпленка. Так же шустро съела ножку второго. Крылышки угрызала помедленнее. А грудку уже поклевывала, явно наевшись, но еще не находя в себе сил оторваться. Тресса методично и неторопливо ела поросенка, ела, ела и ела, запивала его вином и явно не собиралась останавливаться. Кина поглядывала на чудовищные клыки шефанго и не всерьез, но с некоторой тревогой подумывала о том, что эта леди может и ее сожрать. Причем так же спокойно, деликатно даже, пользуясь ножом и вилкой, не забывая время от времени промакивать губы белоснежной салфеткой.

Голова слегка кружилась. «Молоко Драконессы» — голубое, казавшееся искристым, с необычным, чуть кисловатым вкусом, пилось очень легко и так же легко хмелило. Кина легла на поднятые подушки. Прикрыла глаза. Было хорошо, тепло… спокойно. И чтобы не поддаться этому спокойствию, спокойствию, которое — уж это-то эльфийка знала — всегда ненадежно, всегда заканчивается и снова вышвыривает тебя в страшный, жестокий и похотливый мир, Кина стала напоминать себе о том, что шефанго с легкостью меняют пол. Что Тресса, пригревшая ее, в любой момент может стать мужчиной. Что любое из этих чудовищ только и мечтает о том, чтобы подмять под себя, унизить, исковеркать ее, Кину, лишь потому, что выпало ей несчастье родиться красавицей. Она не поняла сама, как поднялось мутной волной, хлестнуло горечью и рванулось наружу криком, слезами, злостью и безнадежностью все, что накопилось за эти долгие, бесконечные полгода.

Тресса слушала молча. Она отодвинула в сторону опустевшие тарелки. Открыла окно. Достала трубку и раскурила ее, выдохнув облако ароматного дыма. Кина плакала и говорила, говорила, говорила. А шефанго подливала ей вина, не спорила и не соглашалась, смотрела своими страшными, мертвыми глазами куда-то мимо эльфийки. А когда Кина, выплакавшись, неожиданно для себя самой уснула, свернувшись на широкой кровати, Тресса забралась в кресло с ногами и меланхолично уставилась в окно.

Прежде чем принимать какие-либо решения, следовало хорошо подумать. В женском обличье подумать, потому что она-Эльрик в подобной ситуации, плюнув на размышления, поступила бы так, как требовали беззащитные и испуганные синие глаза. Карел Хальпек, впрочем, перешел дорогу как раз ей-Трессе, с ней-Эльриком он предпочитал просто не связываться. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. А поскольку драться леди Тресса де Фокс не любила до крайности, несколько раз десятнику сходили с рук оскорбления, над которыми в мужском облике Эльрик просто смеялся. И прощал. Становясь мужчиной, шефанго вообще делалась более снисходительной к людям.

Однако сейчас и здесь наказывать следовало не за себя. Наказывать следовало за девочку, которая, в отличие от Трессы, не сделала Хальпеку ничего плохого. Хуже того, Тресса прекрасно понимала, что наказывать одного, конкретного десятника она-Эльрик будет за всех мерзавцев, которых встретила Кина за месяцы жизни на Материке. На Материке, населенном преимущественно людьми. На Материке, где выживает сильнейший, или подлейший, но никак не юная эльфийка, покинувшая родину после того, как орки сожгли ее дом и убили ее мать и ни одного эльфа не оказалось рядом, чтобы защитить…

«Почему, кстати?» Тресса вновь принялась набивать трубку.

На севере Айнодора всегда было неспокойно. Туда приходили шефанго. Там же бывали стычки с орками или, того хуже, с объединенными орко-шефангскими отрядами.

Такое, впрочем, случалось не часто. Орочья жестокость, насколько, помнила Тресса, отталкивала даже самых ревностных сторонников истребления эльфов. Так что, по идее, северные границы Айнодора должны были охранять — и охраняли — весьма бдительно. Кина сказала, что незадолго до нападения гарнизон, стоявший в их городке (да, на севере Айнодора не было одиноких усадеб, воспетых эльфийскими поэтами, там были города, и стены, и всегда готовые к бою войска), так вот, Кина сказала, что гарнизон сняли и отозвали куда-то в другое место. Совет старейшин объяснил, что где-то восточное высадились люди… Эльфиечка не помнила подробностей. Словом, туда пришлось в срочном порядке стягивать все имеющиеся в наличии силы. Вот и стянули. Орки, как знали, напали на город на следующий же день.

«Они знали».

Клубы дыма выплывали в распахнутое окно.

Кто из смертных мог напасть на Айнодор?

«На следующий же день…» Это не было совпадением. Мужчина мог бы списать на случайность. Тресса же, привыкнув доверять своей интуиции, могла поклясться, что орки действительно знали…

«Союз с орками против Айнодора… Союз смертных с орками? Невероятно…»

…Когда и куда нужно бить. И знали, что уйдут безнаказанно. Но ни эллийцы, ни ригондцы, ни тем более фанатичные румийцы на пошли бы на подобный союз. Никогда. Да и вообще, весь запад Материка за последнюю тысячу лет был Опален полностью.

«— …гонец сказал, что на побережье высадились люди…» «Ладно, икберы с ним, с Айнодором. — Шефанго положила ноги на стол и откинулась в кресле. — Пора пообщаться с Карелом. Эх, плакали мои контракты. За избиение стражника по голове не погладят… Но нельзя, же терпеть эту свинью до бесконечности, в самом-то деле!» Убедить себя в целесообразности физической расправы ей всегда бывало очень нелегко. Впрочем, в нынешней ситуации выбирать не приходилось. Тресса неспешно докуривала трубочку, медля принять мужское обличье, и в последний раз пыталась убедить себя в том, что сумеет быстро отделаться от Кины, если случится в том нужда. Свой пунктик — защищать тех, кто слабее, и становиться на сторону заведомо проигравших — она знала всегда. В большинстве случаев проигрывающая сторона становилась после этого выигрывающей, а подзащитные вешались на шею, и с ними приходилось нянчиться, пока они не находили для этого другой объект…

«Пристрою ее куда-нибудь. К Лукасу, в Гемфри. Или к тому же Ахмази в Эннэм. Он за девчонкой присмотрит, а она ему компанию составит. Всем хорошо. Тем более что ему, евнуху хренову, ничего, кроме компании, и не надо…»

Марк видел, как огромная беловолосая фигура скользнула через обеденный зал, небрежно отвечая на приветствия наводняющих трактир посетителей. Утро — время завтрака. Живущий в «Серой кошке» шефанго давно уже никого не отпугивал.

«Все-таки сменила госпожа Тресса облик, — с некоторым сожалением подумал парень, подхватывая очередной поднос и отправляясь к столу, где сидела компания сонных гвардейцев. — И то сказать, какая девчонка, ух! Глазищи синие! Сэру Эльрику только свистнуть — к нему любая в постель прыгнет. И эта тоже… А жалко».

— Чего замечтался! — прикрикнула мать. И Марк поспешил ей на помощь.

Шефанго в задумчивости постоял за воротами трактира. Потом сунул руку в кошель и рассеянно вытащил с десяток серебряных монет. На эти деньги еще не один месяц можно было прожить безбедно. Но вот на путешествие их уже не хватало. Хотя бы потому, что Кине нужна была лошадь. А поскольку Эльрик всерьез собирался поссориться с местной стражей, следовало уже сейчас подумать об отъезде.

В Удентале было два больших караванных двора. Один — для западных купцов. Другой — для джэршэитов. Озаренные начисто отказывались жить вместе с Опаленными и другими неверными. Дворы находились в разных концах города, а «Серая кошка» стояла точно посередине.

Оказываться в положении известного осла Эльрику приходилось не каждый день. Он посмотрел направо — там, выворачивая из-за угла, грохотала колесами по камню мостовой тяжело груженная телега. Посмотрел налево — пятерка стражников, чеканя шаг, промаршировала через улицу. Шефанго ссыпал в кошель монеты, оставил одну, повертел в пальцах и щелчком подбросил вверх. Серебряный, вертясь, блеснул на утреннем солнышке. Эльрик поймал его, глянул — герб.

— Джэршэиты, — сообщил де Фокс дремлющему на припеке псу, — ну и славно. Отчего бы принцу Анго не смотаться в солнечный Мерад? — Пес повел ухом и нерешительно вильнул хвостом. — Охранником в караване сквалыги-купца, — мрачно буркнул Эльрик, бросая серебряный ковыляющему мимо бродяге. Коричневая рука жадно схватила монету. Нищий начал кланяться, шустро отступая и позабыв о хромоте. От него воняло, и шефанго брезгливо поморщился. Он так и не привык к тому, что некоторые смертные забывают о гигиене.

В том, что его возьмут на службу, он не сомневался. Система была отработана давно и действовала безотказно. Конечно, у любого караван-баши есть отрядец проверенных бойцов, и человек со стороны там подозрителен. Но, во-первых, глупо всерьез ожидать неприятностей от одиночки, когда вокруг надежные люди. А любой не-человек всегда одинок на Материке. Во-вторых, Эльрику не встречался еще караванщик или купец, способный отказаться от бойца такого класса, как его высочество наследный конунг Ям Собаки Эльрик де Фокс по прозвищу Предатель.

Правда, оба эти фактора играли роль лишь в том случае, если наниматель не догадывался, что перед ним шефанго. Беловолосый, красноглазый великан в маске — кем еще он может быть? Люди боялись шефанго. Ненавидели их. Проклинали, иногда заслуженно, чаще — просто поверив в собственные страшные сказки. И очень редко соглашались иметь с ними дело. Закавыка была в том; что мало кто здесь, близ Внутреннего моря, далеко-далеко от Северного океана, видел ужасных нелюдей своими глазами. Мало кто здесь вообще видел каких-либо нелюдей. Это решало проблему.

Природа или Боги, со свойственным им непонятным юмором, наградили Трессу-Эльрика де Фокс мелодичным и мягким голосом, который меньше всего подходил убийце и пожирателю детей. На Ямах Собаки это доставляло когда-то массу неприятностей. Потом неприятности исчезли, как их и не было, — кому, в самом деле, придет в голову насмехаться над одним из лучших бойцов империи? А голос? Ну что голос? Женщины даже находили в этом некое извращенное удовольствие: «если бы с эльфом могло быть так хорошо, я решила бы, что ты — эльф».

Потом, после изгнания, все обиды своего детства, все драки, все насмешки вспоминал Эльрик с мучительной тоской. Просто потому, что это дома голос его звучал чуждо и странно. Дома. А дом был потерян на страшные, казавшиеся бесконечными тысячелетия. Уродство же собственное пригодилось много-много позже. И совершенно неожиданным образом. Когда появлялась в том надобность, он, шефанго, прикидывался эльфом. Люди верили. Хуже того — верили эльфы. Верили, пока слышали голос и не видели Эльрика. А у людей даже насчет маски вопросов не возникало. Они знали твердо, что шефанго покрыты шерстью и едят живых младенцев. Ни то, ни другое к принцу не относилось.

Эльрик де Фокс

Караванный двор встретил густым запахом навоза, верблюжьими криками и беготней груженных поклажей слуг. Я направился к складам и жилым помещениям, периодически, не очень вежливо, отодвигая с дороги того, кто оказывался у меня на пути. Один из отодвинутых сказал мне что-то в спину. Я обернулся. Мужик извинился и растворился в толчее. После этого передо мной расступались.

Пинком распахнув хлипкую дверь, проигнорировав вытянувшуюся морду вышибалы и замолчавших при моем появлении воинов, пьющих тут же, в зале, я прошел прямиком к хозяину. Нахальство — второе счастье. У дядьки, конечно, был неприемный день, однако меня он принял. Хотя бы потому, что просто физически не сумел бы выставить из своей каморки.

— Уважаемый, не сочтите за труд сообщить мне, какие караваны выходят от вас сегодня.

«Уважаемый», выбитый из колеи контрастом между тем, как я вошел, и тем, как я начал говорить, быстро закивал.

— Да. Да. Разумеется. Сегодня от нас уходят двое. Ахмет из Табада. Он направляется в Десятиградье с грузом…

— Груз меня не интересует. Кто второй?

— Сулайман из Мерада. Он ведет свой караван в Эзис.

— Где он сейчас?

— У себя. По коридору направо. Третья дверь.

— Благодарю.

Третья дверь. От лестницы, надо полагать. Вежливо постучавшись, я вошел.

Сулайман из Мерада сидел, поджав ноги, на низенькой оттоманке и курил кальян. Ничего не скажешь, выбрал время и место. Караван грузится. Народ суетится. А хозяину дела нет. Хотя, не исключен вариант, что у него каждый человек знает свое место и свои обязанности Тогда это дядьке в плюс.

Мерадец перевел на меня отрешенный взгляд. Выпустил изо рта изузоренный мундштук и медленно процедил:

— Выйди, сын шакала, пока я не позвал свою охрану.

— Почтеннейший, — сказал я на исманском, — я пришел с предложением, которое должно понравиться вам.

— Ты? — Сулайман расплылся в снисходительной ухмылке. — Оборванец.

— Оборванец или нет, но я не буду лишним в вашей охране.

— Мне не нужны воины.

— Такие, как я, нужны.

— Пять медных.

— Десять. И кормежка для меня и моей сестры. — Джэршэ отнял у тебя разум, чудовище. Десять медных я плачу своему десятнику.

— Не знаю, кто ваш десятник, но могу поспорить, что я лучше.

— Кто ты?

— Эльф.

— Как твое имя?

— Зовите меня Эльрисом.

— Десять медных — это слишком много. Откуда мне знать, что ты стоишь таких затрат?

— Проверьте.

— Хм-м, Эльрис… Ну ладно, пойдем.

Сулайман поднялся со своей оттоманки. Протопал, переваливаясь на кривых ногах, во двор. Огляделся там, полуприкрыв глазки, и щелкнул пальцами.

Через секунду десять вооруженных мужиков стояли навытяжку около крыльца.

— Махмуд, — процедил купец, — этот эльф, его зовут Эльрис, хочет наняться воином в твой десяток. Проверь.

Если до этих слов ребята смотрели на меня со сдержанным уважением, то теперь их морды перекосились. Махмуд пожевал губами. Поскреб бритый затылок и крикнул:

— Али! Масхут!

Двое парней подобрались по-рысьи. Переглянулись. Остальные шустро расступились, освобождая место для боя. Суета во дворе утихла. Слуги, рабы, погонщики — все развернулись в нашу сторону. Интересно им! А потом свистнули сабли. И словно сам собой впрыгнул в ладони топор. Пошло веселье!

По уму-то, конечно, два бойца, вооруженных легкими, острыми сабельками, должны в капусту порубить такого громилу, как я, с неподъемным топором. Однако в бытность свою на Востоке я клювом не щелкал и давно уже научился остужать не в меру самонадеянных тамошних вояк.

Они, полагаю, не успели даже понять, как случилось, что их сабли лежат в пыли у крыльца, а лезвие гигантского топора легонько наметило смертельные удары. Одному в череп. Второму по ключице наискось. Легонько. Но и эти двое, и те, кто следил за боем, поняли, что такими ударами противника разваливают пополам. Что я там говорил о самонадеянности? У меня ее больше, чем у всей исманской армии.

— Десять медных, — сообщил Сулайман. — И кормежка для тебя и твоей сестры. Выходим сегодня после вечерней молитвы.

— Понял.

Я оглядел помрачневших охранников — всегда одно и то же, мне еще ни разу не радовались простые воины, — развернулся и отправился к воротам. Пора было найти Карела.

Эзис. Табад

Сложности начались, когда Элидор сошел с корабля в Табаде. Корабль был из Весты. И команда и капитан — честные Опаленные. К вооруженному эльфу, да еще и со знаками Белого Креста относились с почтительным трепетом, а на разговоры о джэршэитских землях шли неохотно. С кем другим они, может, и побеседовали бы, да Элидор сам был не мастер вести долгие задушевные разговоры. Так что сошел он с корабля, зная об Эзисе не многим больше, чем когда поднимался на борт.

Сошел. Принюхался брезгливо. Пахло так, как всегда пахнет в портах. Северных или южных — не важно. Гнилью, смолой, водорослями, деревом и еще бес знает чем, но густо, почти осязаемо.

Порт как порт. Ничего особенного. Люди здесь говорили на всеобщем свободно. Для купцов, моряков и военных всеобщий — второй родной язык. Для таких, как Элидор, тоже.

Монах огляделся.

— Эй! Эй ты, здоровенный! Ну, ты, длинный! Вниз посмотри! Вниз! Я внизу!

Голос был высоким. Не сказать, что противным, но интонации очень не понравились Элидору. Наглые такие интонации.

Голос действительно верещал откуда-то снизу. Чуть ли не из-под сапог. Эльф опустил глаза, примериваясь дать нахалу пинка и идти дальше. Но нахал, оказавшийся гоббером, глянул на монаха доверчивыми, круглыми и наглыми-пренаглыми глазами и протянул монетку. Золотую:

— Слушай, длинный, ты ж с румийского корабля, да? Мне меняла за полсотни диров вот это дал. Лиар, говорит, называется. Полсотни диров, сказал, как раз и стоит. Ты мне скажи, он меня сильно надул?

Коротенькие пальчики повернули монетку. Подбросили и поймали ловко.

Элидор машинально шевельнул пальцами — до боли знакомый жест.

— Надул, — буркнул он, хмуро понимая, что влип в неприятности. — Полсотни диров стоит аквитонский фор.

— Это какой? — Маленький и наглый пытался вести себя вежливо, но получалось навязчиво. — У тебя есть?

— Вот такой. — Монах нашел в кошельке золотой другой чеканки. Перекатил его в ладони. Бросил обратно.

— Скотина, — грустно подытожил гоббер. Слово «скотина» не входило в число орденских паролей, но по ситуации было в самый раз.

Элидор оставил малыша размышлять над превратностями жизни и продолжил путь, предоставляя собрату самому придумывать, что делать дальше. Честно говоря, хотелось упомянутого собрата взять за ноги и треснуть башкой о ближайший угол. Элидор терпеть не мог работать в паре. Он понимал, конечно, что в Эзисе в одиночку ему пришлось бы очень и очень трудно. Но какой кретин там, наверху, додумался дать ему в напарники гоббера? Кто-то, надо думать, с совсем уж примитивным чувством юмора.

— Эй! Длинный! Ты ведь в город, да? — послышалось сзади. — Хочешь, хан подскажу? За умеренную плату.

— Что подскажешь? — Эльф обернулся. Слово «хан» ему ни о чем не говорило.

— Гостиницу, дылда. — Маленький уже догонял. — Недорогую и приличную. Там перца в жратву меньше кладут, чем принято. Так что ты, пожалуй, даже перекусить сможешь. За полдира покажу. Ну! Я сам всегда там останавливаюсь.

— А сколько платит тебе хозяин гостиницы?

— За что? — ненатурально удивился гоббер. — Давай деньги и пойдем. Да, кстати, меня Симом зовут. И за знакомство выпить надо. Это обязательно!

Элидор вздохнул. Выудил из кошелька монету в пять диров — меньше не нашлось. Протянул нахалу и побрел следом за ним по узким, шумным и пыльным улицам.

Это задание нравилось ему чем дальше, тем меньше.

Хозяин гостиницы или хана, как называл гостиницу Сим, оказался румийцем. Тощим, желчным и жадным до потери чувства собственного достоинства. Ошалевший от заломленных цен, Элидор уже примеривался, как бы так половчее внушить румийцу, кто здесь главный, но гоббер дернул его за кольчугу и взялся разговаривать сам.

Взялся так взялся.

Первые минут десять эльф пытался слушать и даже вникать в смысл гобберовой трепотни. Потом перестал. Потому что смысла там не было ни на волос. Сим рассказывал о каких-то детях и женах, называл хозяина то «любезнейшим», то «скупым сморчком», сама гостиница в течение разговора несколько раз превращалась из «грязного сарая» в «обитель праведников» и обратно. Сим пищал, стонал, хрюкал и почти плакал.

Больше всего ужаснуло Элидора то, что хозяин вел себя точно так же. Чудовищный бред, который они несли, казался обоим вполне связной и логичной беседой.

Эльф, для которого произнести несколько фраз подряд было пыткой, слушал и ничего не понимал. Он вспоминал смутно, что вроде как Сим и без того уже живет в этой гостинице, следовательно, речь идет о комнате для него, Элидора. Но в таком случае при чем тут дети, жены… ЖЕНЫ?!

— Два дира, — простонал хозяин.

— Вы меня разорили, почтеннейший. — Сим вновь дернул эльфа за край кольчуги. — Давай деньги. Здесь платят вперед.

Монах молча отдал гобберу серебряный. Гоббер передал монету хозяину. Дождался сдачи. Пересчитал ее. И мотнул головой:

— Пойдем. Нам наверх. Что бы ты без меня делал? Элидор пошел за ним, пытаясь осознать, каким чудом десять диров, запрошенных румийцем, стали двумя? Можно торговаться, но какой же торг сбивает цену в пять раз?

— Вот! — гордо заявил гоббер, распахивая перед эльфом хлипкую дверь.

— Лучшая комната в этой дыре. Не считая моей, конечно.

В комнате были стол и кровать. Обстановка примерно как в монастырской келье, да только здесь мебель была не выше колена. Элидорова колена. Мелькнуло нехорошее подозрение, что гостиница эта специально для гобберов…

— Эт-то что? — поинтересовался Элидор и сам вздрогнул от того, как нехорошо прозвучал его голос.

— Где? — Сим протопал в комнату и по-хозяйски хлопнулся на… все-таки это была кровать.

— Мебель, — объяснил эльф.

— Что мебель? Да ты проходи. Садись. Сейчас мы с тобой за знакомство…

— Низкая, — произнес Элидор, чувствуя, что вскипает. И какой же кретин додумался посылать его на новое задание так скоро?!

— А-а! — Сим расплылся в гадкой улыбке. — Низкая! Привыкай, Элидорчик, здесь так принято.

— Не называй меня так.

— Как?

Элидор глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

— Позвольте пройти, господин, — раздалось за спиной, и монах резко развернулся, уходя в сторону, на случай выстрела или удара.

Старичок с подносом шарахнулся от него, стукнулся спиной о стену и замер, с ужасом глядя на длинный клинок в руках эльфа.

— Проходи, Юстин, проходи. — Гоббер закивал и замахал ручонками. — Элидорчик, убери клинок и дай Юстину денежку.

Ярость плеснула волной, удушливой и горячей. Все мысли исчезли. Осталось только желание бить и крушить все вокруг. Задавив рвущееся на волю рычание, Элидор вложил спату в ножны, рывком содрал с себя перевязь и, не считая, выудил из кошеля горсть монет.

Старик поставил поднос, взял деньги и поспешил убраться, пока странный и страшный господин не передумал и не отнял их обратно.

Элидор молча упал на кровать рядом с Симом. Злость перегорела, оставив тупую усталость. И эльф совершенно не обратил внимания на то, как облегченно вздохнул и расслабился гоббер.

В кувшине было вино. На блюде, закрытом крышкой, мясо и лепешки. Перца, вопреки обещаниям Сима, было явно больше, чем достаточно. Впрочем, еда была сносной, а вино даже приличным. Эльф мрачно ел. Еще более мрачно пил. И слушал трепотню гоббера.

— Я уже домой собирался, — Сим засунул в рот свернутый кусок лепешки и начал жевать, не прекращая разговаривать, — а мне говорят: надо. Я и говорю, ну надо, мало ли «надо». Мне, говорю, надоело. Я, говорю, домой хочу. Там огород, говорю, и малинники. И отец-настоятель опять же не злой. А они-то мне, мол, «Тот, кто всегда возвращается». А я им: ну?! И, понимаешь, лестно мне стало. Тебе бы такого напарника предложили, а! Тоже небось не отказался бы!

Элидор молчал. Прозвище свое он знал и без Сима. И так же знал, что очень многие в ордене хотели работать в паре с ним. Беда в том, что он ни с кем в паре работать не мог. Разве что с Шарлем. Так Шарля посадили на анализ. После тех неприятностей в Гиени, когда он превысил полномочия и был так бит, что полгода почти не вставал с постели.

— А мне Шарль о тебе рассказывал, — как по заказу сообщил гоббер. — Он в нашем монастыре отлеживался. Ты-то в Румию рванул, докладать, а он лежал — лечился. Вот и рассказывал.

«И все-таки почему гоббер? — Элидор вяло отхлебнул из медного кубка. — Ладно, насчет Эзиса хотя бы предположить можно. Работа в сверхсложных условиях. Отряд «Элита». Но гоббер-то зачем? Или он тоже в условия входит?» Судя по бесконечному, не затихающему, не смолкающему ни на минуту трепу Сима, он был из всех условий самым сложным. Для Элидора, во всяком случае.

— Ну? — услышал эльф. И понял, что в задумчивости вообще перестал воспринимать слова гоббера. Очень плохо.

Либо сказывается усталость и отсутствие перерыва между заданиями, либо Сим прошел специальную подготовку…

— Наблюдатель? — хмуро поинтересовался Элидор.

— Сечешь, — одобрительно заметил Сим. — Не переживай. Я кого хочешь могу выключить. Даже Шарля получилось один раз. Так что у тебя за задание?

— Нужно ехать в Мерад. — Элидор вздохнул. Предстояло сказать речь слишком длинную для его нынешнего расположения духа. — Там есть человек. Зовут Самуд. Его надо найти и убить.

— Найти, значит. — Сим поставил кубок и почесал нос. — А его так и зовут Самуд? Ни титула нет, ни прозвища?

— Прозвище есть. Сераскир.

Взгляд гоббера стал каким-то непонятным.

— Сераскир, говоришь? Самуд? Элидор, ты что, совсем никогда в Эзисе не был?

— Совсем. — Ноги затекли от непривычной позы, и эльф завозился, пытаясь устроиться поудобнее.

— Ты сядь, как я, — сказал Сим с неожиданным сочувствием и каким-то почтительным ужасом. — Совсем никогда?

— Совсем, — рыкнул Элидор. — Как тут проще всего найти человека?

— Дом Самуда на площади Судирса Справедливого.

— Откуда ты знаешь?

Сим удостоил эльфа еще одним непонятным взглядом и молча покачал головой.

Баронство Уденталь. Столица

У Карела Хальпека был выходной. Вчера он со своим десятком патрулировал веселые кварталы города. А ночью отправился в кабачок «Счастливая монетка». Выпить и отдохнуть. Там десятника ждал сюрприз в лице необыкновенно красивой и, главное, одинокой девицы. Впрочем, сюрприз оказался строптивым. Девка расцарапала бравому Карелу всю морду, вырвалась из его объятий и выскочила из кабачка. Десятник погнался за ней. Не родилась еще женщина, которая могла бы удрать от Карела Хальпека… Но эта стерва-шефанго, уже полгода живущая в Удентале и успевшая скорешиться со всем здешним офицерьем, очень не вовремя оказалась на дороге.

Как пить дать, оприходует девчонку. У шефанго с этим запросто. Захотел — мужиком стал. Захотел — бабой.

Карел с горя из казармы вернулся в «Счастливую монетку», где и остался запивать неудачу пивом. К пятой кружке десятник начал забывать про эльфийку. К десятой гнев на шефанго стал почти осязаемым. К пятнадцатой Хальпек твердо решил, что, не завтра, а сегодня же, несмотря ни на что, повяжет стервозную бабу.

А когда он потребовал себе шестнадцатую кружку, эта баба… нет, мужик… — перекинулась, нелюдь! — сам вошел в кабачок.

С нечленораздельным рыком Карел поднялся навстречу. Трое солдат из десятка Хольгенна, повинуясь долгу, встали вслед за десятником, проклиная тот день, когда родились на свет. Назревала хорошая драка…

Однако обошлось без драки. Эльрик, не сбавляя шага, пересек зал, подошел к десятнику и равнодушно врезал тому по зубам. Карела отбросило через столы к очагу, над которым жарился здоровенный кабан. Солдаты схватились за оружие. Шефанго глянул на них ласково. И вопрос оказался снят.

— Я спешу, — раскатился по залу мягкий, шелестящий, очень низкий голос. Эльрик скользнул мимо поваленных скамеек к Карелу, подхватил его за ворот и усадил спиной к стене. — Я спешу. И мне сейчас не до тебя. Но ты кушай пока получше, мразь. Потому что, если я, вернувшись, узнаю, что ты обидел хотя бы одну женщину, я тебя поджарю. На этом самом вертеле. Ясно? Поджарю и съем.

Хальпек глотал собственную кровь и смотрел на дюймовые клыки, сверкнувшие белым. Настоящие клыки, мать их. И острые, нечеловеческие зубы. Он смотрел и понимал — это правда. Это все правда. И никто не поможет ему сейчас. Ни трое струсивших рядовых. Ни даже вся стража Уденталя. Он остался один на один со смертью, которая смотрела на него алыми глазами и скалила белоснежные клыки. А от смерти не спрячешься. Ни сейчас, ни потом, когда это чудовище вернется… Никуда не спрячешься. Никогда…

Эльрик опустил бесчувственного десятника на пол. Поднялся и вышел. В кабаке испуганно молчали.

В «Серую кошку» он вернулся не сразу. Сперва заглянул к Дзебеку Палю, капитану баронских гвардейцев. Тот радостно поднялся было навстречу, потянулся за контрактом, но посмотрел на шефанго и сел обратно:

— Отказываешься?

— Отказываюсь. Слушай, Дзебек, тебе меня сегодня арестовывать придется, если у вас законы за десять лет не изменились.

— Арестами вроде стража занимается… Тебя арестовывать? Ну это, конечно, к гвардии. Но за что? Подрался с кем?

— Подрался. — Эльрик хмыкнул. — Морду набил десятнику одному бравому. Я из города после вечерней молитвы уезжаю.

— И почему ты бабой не остаешься? — сердито буркнул Дзебек, доставая бутылку. — Как мужиком станешь — вечно неприятности. Давай хоть выпьем с горя. Такой боец пропадает, а!

— Ну почему пропадает? — Эльрик взял протянутый кубок. — Срок давности выйдет, я вернусь, если домой не уеду.

— Что-то ты раньше домой не торопился.

— Так то раньше. — Он выпил залпом. Дзебек потянулся налить еще, но де Фокс покачал головой. — Хватит. Я сюда не пить пришел, а сообщить, что уезжаю. Да и ты на службе. Кстати, может, Михася сам известишь?

— Ну не мне, так хоть и не ему. — Капитан налил себе снова. — Что теперь со спором нашим делать прикажешь? Мы же на десять золотых спорили! А ты вон как.

— На двоих пропейте. Ладно. Мне пора. — Он легко поднялся из глубокого кресла.

— Когда вернешься-то? — тоскливо поинтересовался Дзебек. — Мы, может, снова поспорим.

— Я ж говорю — срок давности выйдет.

— Только давай ко мне, лады? Ну что тебе у этого водоплавающего делать? А я тебе сотню дам. Я бы тебе тысячу дал, да у меня, сам знаешь, всего тысяча…

— Я подумаю, — честно сказал Эльрик и вышел. Домой он возвращался неспешно, умеряя обычно скорый шаг. Во-первых, Кине нужно было дать выспаться. Во-вторых, принц вспоминал изумительную красоту эльфийки и не слишком рвался убедиться в том, что память, как обычно, склонна преувеличивать увиденное. В-третьих, откровенно говоря, он слегка побаивался того, что память не преувеличивает. В этом случае Эльрика ожидали некоторые сложности морального порядка. Затаскивать девочку в постель после всего, чего она натерпелась, он считал не слишком правильным. А не затащить было бы очень трудно. В конце концов, он давно уже делал это инстинктивно, сам иногда удивляясь тому, что в очередной раз оказался в постели с женщиной, которая, по большому счету, не нужна была абсолютно. Потом возникали проблемы с мужьями. Если эти проблемы возникали у женщин, приходилось еще и мужьям объяснять, что лучше с женой обходиться поласковее. Словом — мороки выше мачты. А удовольствия от силы на неделю. Потом надоедало.

Хвала Богам, барон Удентальский так ничего и не узнал о выходках своей дражайшей юной супруги. Девочку понять можно — клюнула она в первую очередь на его, Эльрика, кажущуюся молодость. Барону уже за сорок. А ей — восемнадцать только-только. И что в итоге? Поняв, наконец, что значит быть женщиной, она, вопреки ожиданиям, отнюдь не потеряла интереса к учителю. И отвадить ее от себя стоило шефанго немалых трудов. И с женщиной расстаться не поссорившись. И с мужем ее общаться так, чтоб ни полсловом девочку не подставить. Ладно хоть в «Серой кошке» давно молчать привыкли. Даром что не первая это на их памяти баронесса.

Эльрик вошел в гостиницу. Поднялся по широкой лестнице. Постучался на всякий случай в собственную комнату, услышал чуть испуганное:

— Да. — И вошел.

Кина увидела, как выросла на пороге огромная фигура с висящим на поясе топором. Белые волосы, красные глаза и черная маска… эльфийка выставила лютню, словно защищаясь, и медленно отступила к креслу.

— Я закричу, — звонко предупредила она.

— Зачем? — удивилось чудовище, закрывая за собой дверь. Голос оказался неожиданно мягким, эльфийским. — Ах да. — Сверкнули страшные зубы, когда черные губы раздвинулись в улыбке. — Извини. Я не подумал, что ты испугаешься. Меня зовут Эльрик. Эльрик де Фокс.

— Предатель?

— Да. Если тебе так понятнее.

— Ты — Тресса… — осторожно, словно сама себе не веря, проговорила эльфийка.

— Ну, Хвала Богам. Теперь мне можно войти?

— С ума сойти. Эльрик-Предатель! Настоящий. Живой! — Кина упала в кресло, все еще прижимая к себе лютню. — Да входи, конечно. Это же твоя комната. А я думала, что ты умер. А у нас о тебе песни поют. Ты же герой, да? Ты Владыке поклоняешься, правда?

— Не правда, — холодно ответил шефанго. — Это на Айнодоре придумали. И насчет героя, кстати, тоже. Держи. — Он бросил на кровать узел, — Это мужская одежда. Мы уезжаем.

— Когда?

— Сегодня. Если тебе еще что-то понадобится, скажи. Я вроде все купил, но кто вас, эльфов, знает. Может, тебе что особенное нужно.

— Что особенное? — честно удивилась Кина.

— Боги, ну откуда мне знать? В общем, у тебя есть три часа на то, чтобы одеться. Есть хочешь?

— Нет.

— Смотри. До ночи голодать придется.

— Да я утром двух цыплят…

— Ты сама как цыпленок. — Шефанго снова улыбнулся. На этот раз Кина улыбки не испугалась. — Ладно. Через три часа я зайду.

В общей зале было безлюдно — час рабочий, постояльцы, кто по делам, кто по безделью своему, разбрелись. В «Серой кошке» останавливались такие, кто мог бездельничать. Славу добрую трактир приобрел давно. В нем даже вилки к столу подавали. Специально для господ, что здесь бывали.

Тетушка Ганна привычно шуганула Марка, навострившегося было подняться на второй этаж — не дает же мальчишке покоя девица, которую Эльрик пригрел, — и присела на лавку, бездумно расправляя фартук.

Как объяснял ей Джозеф, давно еще, сразу после свадьбы, шефанго в «Серой кошке» вместо ангела-хранителя. И не только потому, что любая шушера уличная трактир стороной обходит, а еще и потому, что «Он тут, Ганна, местная дос-то-приме-ча-тель-ность».

Слово это молодая Иоганна Тальская — тогда уже Иоганна Джозефова — услышала в первый раз и запомнила навсегда. Ведь и правда, кто только не останавливался в «Серой кошке» — бывало, что и знатные господа, все в бархате да тонком сукне — и все расспрашивали, а часто ли здесь шефанго бывает? Мол, слышали они от знающих людей, что настоящий, живой шефанго сюда наведывается.

Когда его добрые хозяева ожидают? Не знают? Ну а если подождать-пожить? Можно надеяться увидеть?

— Можно, — говорил Джозеф.

— Можно, — поддакивала Ганна. И нарадоваться не могла на шефанго этого неведомого, из-за одного имени которого богател трактир с каждым днем. Легенд она о сэре Эльрике за двадцать лет наслушалась — ей мать о Святом Пламени столько не рассказывала. А когда увидела воочию, стыдно сказать, испугалась сперва до того, что завизжала, фартуком накрылась и в погреб побежала. Прятаться, значит. Не видела даже, как чудище, что в кабак явилось, на пороге замерло в растерянности. Не видела, как Джозеф к нему поспешил, да не дошел, на лавку упал, от смеха скиснув. Думала еще: Ежи бы — тогда жив еще первенец их был, — Ежи бы с собой успеть захватить.

Потом, когда муж ее отыскал, да сына отнял, да из погреба вытащил, когда гость, губы покусывая, чтоб не смеяться, в извинениях рассыпался, тогда уж Ганна его разглядела. И сквозь страх оставшийся удивилась — мальчишка ведь. Даром что огромен и клыки звериные. Маска лицо не все закрывает. Вот и видно: гость-то долгожданный — пацан пацаном.

— Лет-то ему сколько? — шепотом спросила Ганна у мужа, когда вдвоем они суетились, стол накрывали, прислугу к такому делу не допустив.

— Да разве же я знаю, Ганна, — так же шепотом ответил Джозеф. — Я тебе одно скажу: когда он был, Уденталя еще не было. И империи Готской не было. И… вообще ничего не было.

— А Муж да Жена Первородные?

— Ну, мать, ты даешь! — изумленно воззрился на нее муж. — Откуда же мне знать? Хотя… Сэр Эльрик, — гаркнул он через весь зал, благо не было никого, — а Муж с Женой Первородные были здесь, когда вы на Материк пришли?

Шефанго молчал с минуту, позабыв про трубку. Потом помотал головой и удивленно, но, похоже, честно ответил:

— Не было, Джозеф. Точно не было.

— Во, — наставительно сказал трактирщик, повернувшись к жене. — Слышала?

Ганна молча кивнула. Но так и не улеглось в голове, что сэр Эльрик, мальчишка этот, на которого в «Серой кошке» едва не молятся, стар настолько, что и представить невозможно. Может, потому и не улеглось, что невозможно представить.

— И чего ты беспутный такой? Лучше бы насовсем девкой оставался. Ты-Тресса, это ж радость просто что за девочка. А как парнем станешь, так управы никакой нет, — ворчала Иоганна, когда провожал постоялец очередную свою женщину. — Водишь к себе и водишь. Бога бы побоялись. Смотри вот, возьмусь я за тебя да охажу ухватом, чтоб неповадно было.

— Да ладно тебе, тетя Ганна, — смеялся Эльрик, — каждой женщине нужно немного счастья.

— Ты, что ли, счастье-то? — Она сердито бухала на стол завтрак, садилась рядом, если не было многолюдно, и, подперев ладонью подбородок, смотрела, как он ест. Однажды спросила, само как-то вырвалось:

— И куда мать с отцом смотрят?

А шефанго отмахнулся легко:

— Некому смотреть.

И кольнуло ей сердце. Марк-то — сыночек поздний, долго у них с Джозефом детей не было, да еще первенец умер. Марк выжил, то-то радости было. Кровиночка их. Любовь единственная. Как бы он без отца да без матери?

А Эльрик ее тетушкой звал. Уважал. Так она его сэром величать и не научилась. Да и его-Трессу, если уж на то пошло, госпожой назвать язык не поворачивался. Девчонка ведь. Какие там госпожи-сэры? И то сказать, когда привезли его однажды в «Серую кошку», почитай без руки правой, кто его выхаживал? Не вертихвостки эти, что табунами прорваться пытались. И что она, Ганна, слышала, когда рычал шефанго в бреду то на непонятном языке, то на человеческом, никто никогда не узнает. И как плакал он, губы кусая до крови. И как просил кого-то… непонятно просил, но так… Ганна сама плакала, как слышала. Хоть и непонятно. Нет. Никто не узнает, с ней это вместе и умрет. Прикипела она сердцем к шефанго этому страхолюдному, как к сыну родному. Словно вернулся тот, первый, что умер. Ежи. Три годика ему было. Долго умирал. Плохо. Также она его выхаживала. Сутками у кровати сидела. Молилась… Да не услышал Бот. Что ему, Богу, до Иоганны Джозефовой? Что ему до Ежи? Столько дел других. Важных.

— Может, останешься? — спросила она потом, когда собрался Эльрик уезжать. — Оставайся, право слово. Ты ж мне за сына стал. Ну зачем тебе ехать? Куда ты с одной-то рукой?

Обнял он ее вдруг. Поцеловал в лоб. Улыбнулся:

— На Запад мне нужно, — говорит. — Дела. А тебе спасибо. Ты даже не представляешь, какое спасибо.

— Да за что? — Ганна отмахнулась, еще не веря, что он действительно уедет, и зная уже, что уедет. — Великое дело. Марк вон, как болеет, с ним так же сижу.

— Вот за это и спасибо, — тихо так сказал. Без ухмылочки обычной.

И уехал. Она полгода потом ходила как в воду опущенная. Покуда слухи не дошли, что безумец какой-то, шефанго однорукий, в Готской империи рыцарей убивает. Бичей Божьих. Ревнителей веры, тех, что нечисть истребляют по всем землям Опаленным. Ей бы напугаться. А она от радости ревела — живой. Джозеф только в затылке чесал. Но тоже рад был — это ж не спрячешь.

Прошло пять лет. Марку десять исполнилось. Готы, по слухам, облавы одну за другой устраивали, все поймать пытались. Говорили, сам Рилдир рыцарям Огненосным помешать пытается. А потом все там затихло. Ганна с Джозефом и испугаться не успели толком, как Эльрик явился. Живой и здоровый. У Джозефа руки дрожат, язык заплетается на радостях. А она, Ганна, все на руку шефанго смотрит. На правую. На ту, которой не было. И поверить не может. Есть рука. Живая. Настоящая.

Тогда они, помнится, «Серую кошку» перестроили. И посуду серебряную завели. Эльрик с такими деньгами приехал, сколько здесь за всю жизнь не видели. Ну и настоял, чтобы Джозеф их забрал.

— Мне они ни к чему, — говорит. — Все равно ведь на выпивку да на баб истрачу. А вы с толком используете. Мне же лучше будет.

Джозеф подивился, но деньги взял. Очень они пригодились.

Ну а нынче, слава Богу, приехал Эльрик, и вроде насовсем приехал. Сколько ж он сказал лет ему? Десять тысяч? Придумает же! Ганна улыбнулась и оглядела пустынный зал. Редко он пустым бывает. «Серая кошка» — лучший в Удентале трактир. Эльрик останется, и все теперь совсем хорошо будет. Такая радость на старости-то лет. Видно, помнит про нее Бог. Бог, он про всех помнит.

Эльрик появился, как всегда, неслышно. Ганна увидела его, когда он уже поставил на стол пару бутылок вина. Того самого, что она ему утром с Марком послала. Уж коли такую красивую девицу нашел, как Марк рассказывает, надо ее и угостить как подобает.

— Нет никого, тетя Ганна. — Шефанго прошел к стойке и принес оттуда две глиняные кружки. — Выпьешь со мной, пока делать нечего?

— Эк ты пьешь, — заворчала она по привычке. — А закусывать?

— Мне-то? — Он сверкнул клыками.

— А то. — Она взяла наполненную кружку. — Кто в «Огурце» дебоширил? Весь город на рогах ходил три дня.

— Ну не здесь же мне было пьянствовать.

— Верно. Был бы здесь, уж я бы тебе прописала по хребту.

— Что ж утром сегодня не прописала?

— Да ты, как мышь, проскользнул, я и за ухват взяться не успела. — Ганна задумчиво отхлебнула из кружки и поцокала языком. — Знатное вино. Но на кухню ты все ж таки сходи. У меня там мясо холодное в шкафу и хлеб… ну, ты знаешь где. Принеси-ка.

— Слушаюсь! — Он выскользнул из-за стола.

— Да ладно ерничать-то. Чай, не развалишься, сэр, если о старухе позаботишься.

— Ах, тетя Ганна, ну какая ты старуха? — Мягкий голос его повис под каменными сводами, опустился, как пуховое покрывало — Ты — женщина в самом расцвете своей красоты.

Эльрик вернулся с хлебом и мясом, прихватив по дороге свежей зелени. Почтительно поставил все это перед хозяйкой. Увернулся от подзатыльника. И снова разлил вино.

Посетителей не было. И так вот, вдвоем, потягивая «Молоко Драконессы», сидели они, пока не одолел Иоганну приятный, но необоримый хмель.

— Уезжаю я, тетя Ганна, — услышала она сквозь легкий шум в голове. — Ты извини, так уж получилось. Ганна хотела сказать:

— Не уезжай. Обещал ведь. — И, кажется, даже сказала, потому что услышала такое знакомое:

— Надо.

Потом ее несли на руках. И ей хотелось заплакать, но слез не было, а было чуть хмельное — и светлое, и грустное, но не очень — осознание расставания. Нового. Но, может быть, однажды он приедет и останется? Может быть. Даже скорее всего. Ганна слышала заботливый голос мужа. И Эльрика:

— Все, Джозеф. Она спит уже.

Джозеф спрашивал что-то про коня. Про припасы. Какое все это имело значение, если Эльрик опять уезжает? Что припасы? У нее, у Ганны, всегда заготовлены ему в дорогу и мясо, и сухари, и сушеные фрукты. И овес для его лошадей. Но зачем ему уезжать? Зачем?

— Я тебя очень люблю, — услышала она близко тихий голос Эльрика. И заснула.

— Ты ее до утра не трогай, — посоветовал де Фокс хозяину, отходя от кровати. — А завтра все в порядке будет.

— Куда вы уехали-то? — очень серьезно спросил Джозеф. — Когда ко мне спрашивать придут.

— С чего ты взял, что придут?

— Сэр Эльрик, — укоризненно протянул трактирщик. — Я ж вас не первый год знаю. Шефанго вздохнул:

— Скажи — на юг поехал. Через Карталь, к исманам, в Мерад.

— Они же на север искать кинутся.

— Вот пусть на севере и ищут. Ладно, Пора мне.

— Когда вернетесь-то? Эльрик пожал плечами:

— Как получится.

— Но вернетесь?

— Вернусь, — уверенно, соврал де Фокс. И вышел.

Вечерняя молитва — понятие растяжимое. Джэршэиты проводят ее точно по расписанию. Но в Эзисе солнце раньше встает и раньше заходит, так что, по удентальскому времени, эта самая молитва приходилась как раз на середину дня. На первый взгляд, конечно, выходить под вечер не слишком разумно. Но как раз в половине дневного перехода из города возле дороги стоял удобный караван-сарай. Если отправляться в путь с утра, останавливаться там не станешь. А до следующего дойти не успеешь. Вот и ходили караваны на юг, выходя из Уденталя после вечерней молитвы.

Эльрик с Киной выехали через северные ворота. Принц язвительно раскланялся со стражниками, до которых дошли уже слухи о безобразном избиении Хальпека, но еще не дошел приказ об аресте шефанго. Кина проигнорировала мрачных солдат.

Эльфийка очень прямо сидела в седле, кончиками пальцев управляя своей неказистой лошадкой. Лошадку звали Мымра. И предназначалась она изначально исключительно для того, чтобы возить Эльриковы доспехи да разного рода объемистое барахло. Де Фокс купил ее перед последней войной, в которой довелось ему участвовать — лет пять назад, — и тогда Мымра послужила верой и правдой. Для наемника, каковым являлся Его Высочество, самым верным способом заработать деньги был грабеж, а рыжая кобыла Эльрика меньше всего годилась для перевозки награбленного. Вот и таскала послушная Мымра добычу хозяина. До первого перекупщика.

Кина не очень походила на добычу. Впрочем, приходилось возить и женщин. Правда, ни одна из этих женщин не сидела в седле так легко и незаметно. И ни одна из них не умела править, не раздирая губы трензелем, легко и ласково касаясь поводьев.

— Нам сейчас главное — из Уденталя выехать. — Эльрик критическим взглядом окинул эльфийку и Мымру. Поморщился. — А там я тебе что-нибудь добуду. Поприличнее.

Рыжая, черноносая Греза затанцевала на тонких ногах, капризно раздувая ноздри. Она застоялась в уютной конюшне. Соседство послушной и тихой Мымры давно раздражало кобылу. А теперь еще, извольте видеть, хозяин не дает сорваться в галоп, выбирает повод, заставляет идти размеренной скучной рысью.

— Я тебе попляшу! — рыкнул де Фокс, и Греза послушно притихла.

Сулайман встретил их во дворе караван-сарая, посреди упорядоченной толкотни и шума. Постоял, покачиваясь с пятки на носок, глядя, как спешивается огромный легкий эльф, как подхватывает он на руки ослепительной красоты девушку, совершенно не похожую на страшилище-брата.

«Брат. Как же, — хмыкнул купец про себя, — знаем мы таких братьев. Сами такими были». Впрочем, отношения этих двух эльфов его не касались. Девочку неплохо было бы заполучить в свой гарем, но кто знает, чего ожидать от эльфиек? Пусть уж лучше остается сама по себе. А вот этого, здоровенного, если он сумеет понравиться ему, Сулайману, можно, пожалуй, осчастливить предложением постоянной работы.

«Нет, я не скажу, что он плохо зарабатывает. — Купец ответил на поклон эльфа. Так себе поклон, прямо скажем. Не поклон даже, а скорее намек на него. Или даже намек на намек поклона. — Ну да Джэршэ с ним, в конце концов, от парня не умение шею гнуть требуется».

— Келья справа от угла для твоей сестры. — Сулайман перестал раскачиваться и пожевал губами. — Твое место у воинов.

— Понял.

Показалось? Или действительно сверкнули за черными губами белые звериные клыки? Вроде у эльфов не бывает клыков? Но это порождение икбера все же больше похоже на эльфа, чем на человека.

— Иди. Устраивайся. — Эльрик подтолкнул Кину к ее келье.

— А ты? Ты придешь?

Шефанго улыбнулся, не разжимая губ. Улыбка вышла гадкой.

— Боюсь, это будет не совсем удобно. Да ты не бойся. Никто тебя здесь не обидит. Если что — зови меня, я всем морду набью.

— А этому? — Кина осторожно кивнула на Сулаймана.

— А этому особенно, — почему-то обрадовался Эльрик. — У него барахла много. Мужику морду набьем. Добро продадим. Большими людьми станем, а?

— Нет. Из тебя разбойник не получится, — неожиданно заключила эльфийка. И отправилась в указанную келью.

Удентальские дороги для купцов в радость. Разбойников здесь повыбили. Постоялые дворы расставили. Даже погода здесь и то как на заказ. Ни дождей промозглых. Ни солнышка жаркого. Охрана конная едет, шуточки шутит — знают парни, нечего здесь бояться. Сулайман на верблюде раскачивается, привычно в такт шагам колыхается, смотрит вокруг с улыбкой масляной. Эльфийка синеглазая на лошадке своей едет, лютню настраивает. Дочь порока, конечно, но ведь какая красивая — глаз не оторвать. А этот-то, страшный, и верно брат ей. Это ж только брат может за пять ночевок ни разу в келью к такой женщине не зайти. Масхут вон не удержался, попробовал зайти… Ну и летел Масхут через весь двор. Да нет, никто его не бил — Эльрис его, как котенка нашкодившего, взял за ремень да за шиворот и бросил. Хорошо Масхут летел. Ай хорошо. Но не понравилось ему летать. Не ходит больше к эльфийке.

А Эльрис, как всегда, впереди. Его Махмуд в голову каравана отправил. Его, значит, в голову, а девочку, значит, в хвост. Ведь и Махмуд себе тоже что-то думал. Да только посмотрел, как Масхут летал, и не думает больше. Эх, люди… Рождены ползать, куда вам летать! Махмуд не думает. А Эльрис — впереди. Ему самому так вроде привычней. Но как на конях сидят! Что он, что сестра его. Слышал Сулайман, что эльфы — наездники не хуже исманов. Слышал. Сейчас увидел. Лучше эльфы. Стыдно признаться в этом старому толстому Сулайману, чей прадед вместе с эльфами под Аль-Барад ходил. Стыдно, да куда денешься — свои ведь глаза не обманывают.

Кина настраивала лютню, отпустив поводья и глядя на мерно вышагивающий караван. Огромные верблюды плыли над дорогой, выпятив надменные морды и не замечая в своей надменности, как смешно смотрится веревка, тянущаяся к хвосту переднего верблюда. Всадники охраны, легкие, поджарые, бритоголовые, то и дело срывались с места и носились вокруг каравана, оглашая окрестности свистом и гиканьем. Кина понимала прекрасно, что все эти взрослые мальчишки только и рвутся показать ей свою удаль. Оставив попытки взять ее с наскоку после первой неудачи этого забавного парня, как же его… Масхута, они теперь стараются просто произвести впечатление и перещеголять один другого. А Масхут… Кина улыбнулась и подкрутила колок. Какое у него лицо было, когда он на ноги встал! Весь двор хохотал. Эльрик только не смеялся. Кина вспомнила, как она выглядывала из-за широкой, такой надежной спины. Как потер бритый затылок и нерешительно ухмыльнулся Масхут. Он пошел к ним снова, но она совершенно не испугалась. Первый раз за бесконечные месяцы не испугалась. Потому что совершенно ничего не боялась, когда Эльрик стоял впереди, защищая ее от всего на свете. А Масхут подошел и поклонился, что-то на исманском пробормотав.

Эльрик ему ответил.

Потом к Кине развернулся. Сказал на эльфийском:

— Он извиняется. Ты его простишь?

— Конечно. — Она так разволновалась почему-то, что вышла вперед, взяв, правда, на всякий случай Эльрика за руку. — Только пусть он больше так не делает.

Длинная фраза на исманском — Кина еще не успела привыкнуть к тому, как легко переходит ее «брат» с языка на язык. Масхут снова поклонился. Эльрик кивнул в ответ. И к костру, возле которого сидели развеселившиеся воины, они ушли вместе. Коренастый, низкий исман. И стройный, высоченный шефанго…

«Эльф, — напомнила себе Кина, — здесь он эльф». Эльрик на своей высокой рыжей кобыле ехал впереди каравана, словно позабыв о существовании девушки. Кина пробежала пальцами по струнам. Взяла несколько пробных аккордов и запела.

Она пела на эльфийском, удобно устроившись в седле, перебирая тонкими пальцами звонкие серебряные созвучия. И песня ее была для нее самой неожиданно светлой, хотя, кажется, давно уже разучилась Кина петь светлые песни. А когда Эльрик обернулся, отвлекшись от мрачного своего наблюдения за пустынной дорогой, эльфийка рассмеялась от непонятного чувства победы. И хотя тут же шефанго пришпорил кобылу, вновь вырываясь вперед, что-то в нем изменилось. В контуре напрягшихся плеч, в чуть застывшей, не такой свободной, как секунду назад, посадке, в том, наконец, как нервно заплясала Греза, чутко реагируя на каждое движение своего всадника.

Вы можете мне не поверить,

И посчитать всё обманом,

Но я вижу — распахнуты двери

Над матовой кромкой тумана…

Звонкий голос Кины летел над удивительно зелеными лугами, над прогретой солнцем дорогой, над притихшим караваном. И Сулайман, свесившись с высоченного верблюда, слушал внимательно, щуря на солнце маленькие черные глазки.

«Хорошо поешь, дочь порока, — думал он, слушая мелодию. — Хорошо поешь, но плохо ведешь себя. Совсем плохо, девочка. Старый Сулайман не любит, когда его воины ведут себя как безусые мальчишки. Старый Сулайман не любит, когда его люди забывают о своих обязанностях. Мне нравится твой брат, певица. Но не ты. Ты мешаешь старому Сулайману… Очень мешаешь».

Густо-синее небо начало по-вечернему светлеть. И заревели, чуя близкий отдых, верблюды. Прибавили рыси лошади. Окончательно расслабились охранники, понявшие, что совершенно ничего плохого не ждет их на удентальских дорогах; «Где ж ты дерьма такого набрал, Сулайман? — Эльрик передернул плечами, пытаясь сбросить непонятную, гнетущую тревогу. — Ведь умный же вроде мужик! Ну какие из этих сопляков вояки?

«Кина…»

Какие из них, к акулам, охранники?»

Нет. На предчувствие опасности его ощущения не походили. Давило, как перед грозой, — да. Но…

«Великая Тьма! Как она поет…»

скорее просто от неожиданного осознания того, что здесь и сейчас эти потерявшие голову исманы будут совершенно бесполезны, если дойдет до боя

«С кем?»

хотя бы с забредшей сюда из Карталя бандой. Это ж не караван, а подарок просто — хоть голыми руками бери.

Редкие деревья, окаймлявшие дорогу, постепенно превращались в жиденький лесок.

«Эльрик, соберись! Выброси девочку из головы…» И, словно взявшись помочь ему избавиться от наваждения, ударило, кольнуло резко и остро предчувствие. Мгновенный страх. Опасность! Смерть…

Шефанго остановил лошадь, замер, напряженно прислушиваясь то ли к лесу, то ли к себе самому. Поднял руку, делая небрежный знак пальцами. В исманской легкой коннице этот жест издавна означал внимание и готовность к бою. Вертлявый, шустрый Али потянул было лук из саадака, но десятник ударил его по руке:

— Здесь я командую!

А Эльрик уже не обращал внимания на то, что происходит за его спиной. Он привык — да, он привык и не успел отвыкнуть за несколько лет — к тому, что, увидев мимолетный этот знак, воины позади вскидывают луки. Готовые стрелять. Готовые прикрыть того, кто впереди. Даже самые плохие воины. Даже самые…

Смерть скользила по земле, под травой, под деревьями. Смерть… Чудовищная змея. Змей! Задрожала, всхрапывая, норовя закусить удила, Греза. Змея не было еще видно, но Эльрик вскинул взведенный арбалет, зная, что, если даже он промахнется, дождь стрел из-за спины даст ему возможность отступить и перезарядить оружие. Драться с такой тварью (его шестое чувство обычно склонно было преуменьшать реальные размеры опасности, но Змей действительно был огромен) — верное самоубийство.

— Что там такое, эльф? Если ты поднял тревогу…

И времени осталось только на то, чтобы понять — не прикроют. Не успели. Не поняли. Не захотели. А Махмуд-десятник нахлестывал лошадь, оропясь вырваться вперед. И даже на то, чтобы остановить его, времени не осталось…

Вырванные с корнем деревья у обочины взметнулись в воздух. Чудовищная голова с пастью, полной острых зубов, поднялась над дорогой. Греза завизжала почти по-человечески и кинулась куда-то, ошалев от ужаса… Попыталась кинуться. Впервые за всю ее семилетнюю жизнь всадник грубо и резко дернул повод, в кровь разрывая нежные губы, приказывая стоять, заставляя стоять вопреки всему. Даже вопреки смерти.

Миновав застывшую лошадь, пасть метнулась к Махмуду… Был десятник. И не стало десятника. Только кровь в пыли да перекушенные у бабок лошадиные ноги.

Эльрик де Фокс

Наверное, все произошло очень быстро, но для меня в бою время течет иначе, и я видел, как медленно, страшно медленно сбились в кучу напуганные верблюды. Как скатился с седла Сулайман и побежал, спотыкаясь, куда-то в сторону. Как воины охраны, позабыв обо всем, нахлестывали коней, улепетывая от ужасной твари. И Кину, вырвавшуюся из этой толчеи, с лютней, заброшенной за спину. Кину, со всех ног спешащую ко мне.

Арбалетный болт свистнул, уходя вперед и вверх. Прямо в нёбо вновь распахнувшейся пасти. Дохлый, конечно, арбалетик. Но лучшего я еще не встречал. Они ведь на людей рассчитаны, арбалеты-то. На людей. Ну на эльфов, в крайнем случае…

Кусок змеиной головы вылетел вместе с глазом. А толку?! Мозгов у твари все равно не оказалось. И надо было бежать. Да только совсем рядом грохотала копытами лошадка Кины. И не ушли бы мы вместе. Не…

Мне повезло, что Змей так и не успел выбраться на дорогу полностью. Все-таки деревья ограничивали его подвижность.

Чем-то эта драка напоминала достопамятное сражение анласитского Гуиса-драконоборца.

Тяжелые удары о землю окровавленной головы твари. Мой топор, достающий ее, отсекающий солидные куски скользкого, вонючего мяса. Беснующаяся лошадь. Удрать я ей не дал, и теперь Греза дралась за жизнь вместе со мной.

И все-таки он был быстрым, этот Змей. Очень быстрым. Когда его удар выбил меня из седла, я сгоряча еще вскочил — не потому, что надеялся его убить, а чтобы отвлечь от эльфийки, — и кинулся вперед, как воробей на ястреба. Выскочить из-под падающей замертво туши я успел. А потом…

Жесткая постель, беленый потолок над головой. Кина в кресле, глядящая на меня так, будто я был всеми ее любимыми и умирающими родственниками вместе взятыми. Мешающие дышать повязки. Запах трав. Эльфийских, между прочим. Я таких и не знаю.

— Это мы где?

Н-да. Назвать свой вопрос оригинальным я не могу. Но ничего другого почему-то в голову не пришло.

Кина встрепенулась, сообразив, что я жив и почти здоров. Всплеснула руками и бросилась меня обнимать, обливаясь почему-то слезами. С чего бы? Или она расстроилась по поводу того, что я все-таки не умер?

Помимо слез, бессвязных восклицаний и сырой подушки я получил и чуть-чуть информации. Правда, странной. Что-то о героических сражениях. Бесстрашных воинах. Ну и заодно о том, что два полученных мной удара — в грудь, головой Змея, и тот, спиной о землю — должны были бы свести меня в могилу. Однако ж не свели.

— Еще бы. Подумаешь, червяк! Интересно, почему в обществе красивых женщин (пусть эльфиек) так и тянет выпендриваться?

Кина сама, наверное, не смогла бы себе объяснить, почему, когда кошмарное чудовище вырвалось из такого мирного, светлого леса и начала разбегаться в ужасе верная охрана Сулаймана, она сама не помчалась куда глаза глядят. Какая-то сила заставила ее пришпорить сопротивляющуюся лошадь, направляясь к Эльрику. К Эльрику, который остался один против воплощенного ужаса. Один против всех, защищая ее.

Светлый Владыка, она ни на миг не усомнилась, что он защищает именно ее.

— Сгинь к акулам, дура! — заревел шефанго на эльфийском, каким-то жутким, не своим, рычащим низким голосом. А неказистая лошаденка продолжала мчаться вперед, похоже, потеряв голову от страха. Какими-то отрывочными кусками видела Кина то мечущуюся Грезу, то алые отблески солнца на лезвии топора, то страшную голову Змея, в которую с хрустом врезалась сталь.

Разбрызгивая кровавые ошметки, змеиная голова врезалась Эльрику в грудь и вышибла шефанго из седла. Кина услышала истошный визг и не поняла, что визжит сама. Все закончилось. Так быстро и страшно. Но де Фокс вскочил, словно оттолкнувшись от земли всем телом. Быстро и гибко. Он должен был умереть. Сперва он, а потом Кина… Он еще жил.

Змей и Эльрик ударили одновременно. Вскрикнула по-человечески Греза, когда чешуйчатая голова обрушилась ей на спину, ломая хребет. Забила копытами, валясь в дорожную пыль. А сверху, то ли зашипев, то ли закаркав, заливая дорогу кровью, упал Змей. Мертвый. Шефанго ушел из-под удара, который должен был размазать его по земле. И только потом опустился рядом. Не упал, а именно опустился. И остался сидеть, уронив голову на заляпанные кровью чешуи.

— Вот! Герой! — кричал, позабыв о своей обычной сдержанности, Сулайман, пока самодельные носилки с Эльриком рысью волокли к недалекому уже постоялому двору. — Вот! — Слюна брызгала с полных губ исмана. — А вы, вы все, дети шакала! Постыдная помесь свиньи и бродячего пса! Пожиратели отбросов! Трусливая падаль, недостойная носить оружие. Ты умеешь лечить, девочка? — обратился он к Кине неожиданно ласково. — Скажи старому Сулайману, ты умеешь лечить? Ну где я найду лекаря в этой забытой Пламенем дыре?! Ты должна выходить своего брата. Ты должна, или я отправлю тебя вслед за ним.

— Молчал бы, толстопузый! — зло огрызнулась Кина. И добавила на всякий случай одно из слов, подхваченных ею в незабвенной Румии. Не то, которое сказала она, когда пришла в себя в номере Трессы. Но, видимо, не хуже. Во всяком случае, когда она вспомнила однажды это слово при Эльрике, уши у шефанго почернели, и он очень вежливо попросил Кину никогда больше так не говорить.

Сулайман осекся. Налился дурным румянцем. И умолк.

К счастью, в северном городке, на границе Айнодора с Орочьими горами, лечить умела любая женщина. Когда случались набеги, каждый лекарь ценился там на вес золота.

Все пережитое, все события сразу и каждое по отдельности и попыталась Кина изложить Эльрику, едва открыл он глаза. То есть, конечно, сперва она почему-то заплакала. Но потом все-таки рассказала. А если Эльрик чего-то не понял (во всяком случае, Кине не показалось, что он вообще что-то понял), то, наверное, лишь потому, что очень уж здорово он ударился о землю.

— А Сулайман коня привел! — вспомнила она, когда поняла, что помирать названый братец не собирается, а собирается, наоборот, жить, причем прямо сейчас же, не сходя с места.

— Какого еще коня? — Эльрик с остервенением выпутался из одеяла, которым его так заботливо укутали, и сел на постели, недовольно уставившись на лежащую вне досягаемости одежду.

— Коня… — Кина завороженно смотрела, как перекатываются под светло-серой, гладкой кожей тугие мускулы. Страшный шрам на правом плече нисколько не портил шефанго. Скорее, наоборот, был как-то странно уместен.

— Ну? — вернул ее к жизни голос Эльрика. Де Фокс потер лицо ладонями. Помотал головой. — Бр-р-р… Ненавижу. А ведь я так любил змей! Какого коня?

— Да обычного коня, — спохватившись, заговорила эльфийка. — Ну… красивого такого. В смысле, не как наши, айнодорские, конечно. Но… Сильный конь, это видно. Выносливый. Большой. И сбруя на нем красивая очень. Вся в серебре. Да! Он его для тебя привел. И где только взял — в караване его не было, я бы заметила. А еще он мне лошадку привел. Тоже славную.

— О премиальных мы вроде не договаривались, — почему-то зло пробурчал Эльрик. — Выйди, девочка. Я оденусь, что ли.

— Зачем?

— Гм! — Невероятно, но в безжизненных, мертвых глазах шефанго промелькнул явный интерес. — Я не думаю, что нам стоит заниматься этим здесь и сейчас, верно? А значит, мне нужно одеваться и покидать твои гостеприимные стены. Это ведь твоя комната, так?

— Чем заниматься? Ой… — Кина покраснела и тут же сердито нахмурилась. Эльрик с нескрываемым удовольствием наблюдал, как от гнева темнеют ее глаза, приобретая совершенно потрясающий фиолетовый оттенок. — Да ты… Да как ты…

— Да никак, — оборвал ее де Фокс, не дав разразиться гневной отповедью. — Сейчас особенно. Маленькая ты еще. Все. Брысь.

— Тебе лежать…

— Слушай, девочка, я-то не из стеснительных. О себе подумай. Помрешь ведь от смущения, почитай, не пожив еще.

Кина поднялась и вышла из комнаты. Держалась она подчеркнуто прямо и дверь за собой закрыла без стука. Аккуратно так закрыла. Вежливо. До оскомины вежливо.

— Так-то лучше, — сказал шефанго в закрывшуюся дверь. Оделся он быстро, но сначала избавился от туго перетягивающих грудь бинтов. Шефанго не эльфы какие-нибудь, все как на собаке заживет. Кольчугу, сваленную на полу бесформенной грудой, надевать не стал — ребра все-таки ныли, и одна мысль о лишней тяжести заставляла их болеть еще сильнее.

Кины не было за дверью. Не было и на просторном дворе. Откуда-то из-за складов доносился ее серебристый голос, выводивший вычурную мелодию на эльфийском, но Эльрик туда не пошел. Он отмахнулся от охранников, потянувшихся к нему с виноватыми лицами. Вежливо нахамил Сулайману. Сел, скрестив ноги, на пыльную землю у стены, достал трубку и закурил.

То не кровь врагов на моих руках,

То не пыль дорог на моих ногах.

Это дальний звон, это свет звезды,

Горечь тайных слез —

Это кровь травы…

Чего проще было, кажется, взять и охмурить Кину, если не в Удентале — там на это действительно как-то не осталось времени, — так хотя бы по дороге. Пять ночевок на постоялых дворах! И ни одна собака не вякнула бы. Великое дело — парочка нелюдей, прикидывающихся братом и сестрой, дабы не шокировать закостеневших в рамках своих Обрядов смертных.

«Да она же соплячка; еще, — напомнил себе Эльрик и тут же разозлился: — Себе бы не врал, жеребец стоялый! Не такие были — и что? Хоть бы раз совесть проснулась».

Красива была Кина. Красива несказанно, но где это видано, чтобы красота женская в святом деле совращения помешала? Беззащитна и беспомощна. Да, Великая Тьма, все они перед ним, неудержимым в чудовищной силе своей, и беспомощны, и беззащитны. Иногда даже чересчур. Могли бы и позащищаться, хотя бы из приличия. От него, от Эльрика, эльфийка полностью зависела… Да. Здесь было что-то. Правда или хотя бы часть правды. В конце концов, он всегда оставляя за женщиной право выбора, а о каком, к акулам, выборе могла идти речь у Кины, которая цеплялась за него, за шефанго, как за единственную надежную опору в ужасе, окружившем ее среди смертных?!

Эльрик-Предатель. Как же! Древняя сказка Айнодора.

Пальцы в зелени, да в глазах огонь

На околице ждет тебя твой конь.

Мчитесь к западу, вдруг получится,

А за вас я здесь

Да помучаюсь.

«Влюбился я, что ли? — мрачно спросил принц у себя самого. И сам себе ответил: — Похоже, что так».

Испугался он мгновением позже. Когда понял, что подумалось-то не в шутку. Не с обычной скабрезной усмешечкой.

«Да бред собачий! — Эльрик вскочив на ноги, стискивая острыми зубами черенок трубки. — Укуси меня треска, быть такого не может. Пень старый, развалина древняя, герой-любовник, ты что — охренел?!» Отвечать, кроме него, было некому. А отвечать самому почему-то не хотелось.

Де Фокс глубоко затянулся. Выпустил дым. Почувствовал на зубах деревянную крошку и выругался вслух. Похоже, очередной трубке приходил конец, В голове не укладывалось, как можно было влюбиться а глупую, запуганную, измученную девочку за каких-то шесть дней.

«В эльфийку, Боги… — молча простонал Эльрик. — Нет, я и вправду извращенец».

Ноги босые да во сырой земле.

Все по поросли да по живой листве

Только нет пути, время кончилось

Ясным утречком,

Грешной ночкою.

Влюбиться за шесть дней! И это после десяти даже не веков — тысячелетий галантно-скабрезного отношения к женщинам. Любым. Случались, конечно, увлечения, затягивавшиеся надолго. Иногда на десятки лет. Но… Нет. Не так все было. Совсем не так. Красива была Кина… В том-то я беда. Так уж устроены шефанго, что все вокруг оценивают они с позиций «красиво — некрасиво». Это — определяющее. Остальное — лишь поверхностные наслоения, не стоящие внимания, не оказывающие влияния. Ни на что.

Эльрик был больше шефанго, чем все его соплеменники. И одновременно он не был шефанго вообще. Обычно это помогало отстраниться, посмотреть на собственные поступки словно бы сверху, как смотрят на картину, на отражение в воде. Помогало понять себя. Предсказать свое поведение.

Сейчас и здесь он тоже отстранился. И увиденное не понравилось принцу. Совсем.

Красива была Кина. Слишком красива. Скорее всего, даже на Айнодоре не знала она равных себе. А уж его, шефанго, давно не видевшего нелюдей, привыкшего довольствоваться теми осколками красоты, что сверкали иногда в человеческих женщинах, синеглазая эльфийка заворожила сразу. Наверняка даже не задумавшись об этом.

«И не влюбился ты вовсе» — вынес Эльрик сам себе неожиданный и беспощадный приговор. «Ты ее полюбил, придурок. Теперь моли Богов, чтобы добраться поскорее до Ахмази и сдать ему эту обузу с рук на руки. Сдать с рук на руки, ты меня слышишь, болван?! Этот лис о девчонке получше твоего позаботится, так что, если ты Кине блага желаешь, даже не помышляй о том, чтобы себе ее оставить» — Сулайман с некоторой опаской наблюдал за расхаживающим вдоль стены эльфом, сжимающим в зубах погасшую трубку. Ушлый купец раздумывал, как бы ему убедить этого беловолосого шайтана остаться у него на службе. А еще Сулайман полагал, что Эльрис не станет возражать, если его сестра станет любимой женой в доме богатого и процветающего торговца из Мерада. Что за торговец? Ну конечно же он, Сулайман, собственной персоной.

И серебром звенело под вечерним небом:

Слезы капают, колокол звенит,

Только слышится дальний стук копыт.

Я бы рад уйти, да горят мосты —

Это свет звезды,

Это кровь травы.

Эзис. Мерад

Мерад показался Элидору гигантским муравейником, где муравьи, все как один, спятили и носились по улицам без всякой цели и смысла. Впрочем, глухая злоба и раздражение, перегорев еще в Табаде, сейчас уже почти не давали о себе знать. Зато любопытства и непонимания было больше, чем хотелось бы.

— Куда все несутся? — спросил эльф у Сима, пока они ехали по узким улочкам. — Пожар, что ли?

— По делам они. И не несутся, а спокойно идут, — охотно объяснил гоббер. — Вот когда пожар, тут такое начинается… — Он ухмыльнулся. — Люблю.

— Что? — не понял Элидор. — Пожары? Сим обиделся:

— Какие пожары?! Беготню люблю. Суету. Всем что-то надо, все заняты, все при деле. Очень приятно сумятицу вносить.

— Куда мы едем-то?

— В кофейню. Лучшая в городе, между прочим.

— А почему на окраине?

— Эх, Элидорчик, — гоббер вздохнул, — двадцать лет ты в ордене работаешь, а все еще не понял, что лучшее всегда на окраинах.

— Лучшее — в центре, — буркнул эльф.

— Где центр, а где мы? — совершенно серьезно спросил Сим.

В словах его был свой резон. Про наблюдателя Сима Элидору слышать не приходилось. Но кто в ордене лучший боец, он знал. И боец этот был сейчас действительно далеко от центра.

— Это лучшая кофейня в городе, — с энтузиазмом взялся просвещать его гоббер. — Там вообще-то не сдают комнат. А если сдают, то только очень приличным людям. А хозяин привык не задавать вопросов. И трупы прятать удобно.

— Что ты понимаешь под приличными людьми?

— Ну… нам с тобой он комнаты сдаст. А потом ты расскажешь мне все сначала и поподробней. Лады?

— Посмотрим. Мебель там такая же?

— Такая же, как где? А-а, как в Табаде? Нет. Лучше.

— Выше? — с надеждой спросил Элидор.

— Мягче, — расплылся в улыбке Сим. — Тебе понравится.

Ему не понравилось.

Для начала не понравился сам хозяин. Толстый, неопрятный мужчина по имени Аслан. Он походил на кусок теста, а руки его были белыми и пухлыми, как у полных женщин.

— Почтеннейший, нам нужна комната, — разливался Сим, пока Элидор разглядывал Аслана, а Аслан разглядывал Элидора, черный плащ с белым крестом и дорогой перстень все с тем же крестом по черной эмали. — Да, комната нужна, а вот вопросов нам не надо — за что-то же мы платим такие большие деньги. Комната нам нужна всего на пару дней, а потом мы уезжаем. Кстати, надеюсь, сало у вас не прогорклое?

«Это он к чему, интересно?» — Эльф перестал сверлить Аслана взглядом, и тот, опомнившись, заверил Сима:

— Все самое свежее, уважаемый. Самое свежее.

— Свежее — это хорошо. — Гоббер ободряюще улыбнулся. — Но главное, чтобы не беспокоили. Вот когда я прошлый раз был в Мераде, мне пришлось останавливаться в таком хане, что там невозможно было заниматься делами. Как-то приходит ко мне в тот хан…

Хозяин явно встречался с Симом раньше: он, обреченно кивая, провел гостей в задние помещения дома, где и располагались комнаты для приезжих. Получил плату. Действительно немаленькую. Поклонился. И убрался с явным облегчением.

Элидор с ненавистью поглядел на стол и кровать. Выругался сквозь зубы.

— Ты чего, Элидорчик? — искренне удивился Сим. — Ты глянь, тут даже кресла есть.

— Кресла?

— Да вот же! — Гоббер ткнул пальцем, а потом плюхнулся задницей на груду подушек.

Элидор закрыл глаза и упал на кровать. Сим пытался научить его говорить «тахта», но учиться эльф не желал. У него никогда не было способностей к языкам.

— Ну? — с нетерпением провякал гоббер.

— Что — «ну»? — Задание твое.

— Убить Самуда.

— Нет. Не так. Ты не правильно рассказываешь. Вот слушай, как надо.

Элидор приподнялся на локтях. Потом сел. И с интересом уставился на Сима.

Ободренный вниманием, гоббер сделал значительное лицо:

— Значит, так. Для начала ты должен произвести как можно больше шума одним своим появлением. Верно?

— Ну. — Это было само собой разумеющимся. Все свои убийства, кроме, пожалуй, самых-самых первых, Элидор должен был проводить громко. Его выходы всегда были карательными. Силовой аргумент ордена. «Тот, кто всегда возвращается». Зачем оговаривать то, что ясно и так?

— Следовательно, убивать тоже нужно громко и красиво. Так?

— Ну.

— За громкое убийство могут громко настучать по голове. А в нашей ситуации по голове могут настучать уже за громкое появление, так?

— Кофейня и деньги.

— Правильно. Это мое дело, и я его делаю. Ты — убиваешь. Я прикрываю твою задницу. Что ты должен взять у Самуда?

Элидор молча поднял бровь.

— Тоже мне начальство! — Сим досадливо фыркнул. — Как думаешь, зачем они свели наблюдателя моего уровня и бойца твоего уровня… Кстати, ты в курсе, что карателей, кроме тебя, у ордена нет?

— Да.

— Славно. Так вот, как ты думаешь, зачем?

— Наблюдатель «твоего уровня» — вор?

— Точно! И еще какой! Так вот, ты думаешь, они свели нас, чтобы я помог тебе взять то, что ты должен взять? Как бы не так. Они это сделали, потому что я им под руку подвернулся. Я из местных — единственный свободный пока.

— Я ничего не должен брать.

— «Месть Белого Креста», — с пафосом произнес Сим. — Не смешите меня, юноша. Это на Западе у ордена все с поднятым забралом. Запугивать так запугивать. Договариваться так договариваться. На Востоке все иначе. Ну подумай сам, какой смысл Белому Кресту отправлять карателя к Самуду. Командиру, между прочим, «Горных кошек». Ты мне об этом сообщить забыл. А начальство, надо полагать, считает, что я должен знать все и обо всем. Так вот, какой в этом смысл?..

Сим начал изъясняться неожиданно здраво и членораздельно, что слегка напугало Элидора. Слишком уж привык он к беспрестанной и бессмысленной болтовне гоббера. Он честно попытался задуматься насчет смысла, хотя со дня получения задания понимал прекрасно, что весь смысл сводится к изъятию перстня. Запугивать исманов, тем более барбакитов, было действительно бесполезно, по той простой причине, что с ними нельзя было прийти к компромиссу. Никак. И никогда.

Выходило так, что Сим тоже понял это сразу. А если понял Сим, до тонкостей знающий здешнюю жизнь, значит, поймут и те, кого нужно было ввести в заблуждение.

— Неважно, — буркнул эльф.

— Ага. Значит, взять что-то нужно? А говорить ты не хочешь, потому что не велели. Ладно. Сейчас моя очередь работать. Вечером будет — твоя. — Сим вдруг ухмыльнулся гадко-прегадко. — А ты ведь командовать привык, Элидорчик, правда? А я вот — наоборот. Как мы ролями-то поменялись!

И он исчез, не дожидаясь ответа.

Впрочем, отвечать эльф не собирался. Сим командовал до вечера. С вечера все встанет на свои места. Гоббер знал это так же хорошо, как Элидор, и обоих ситуация устраивала.

Элидор стянул сапоги. Вытянулся на низкой и жесткой «тахте» — он поморщился — и заснул. Сразу. Как провалился. До вечера было еще долго.

Баронство Уденталь — графство Карталь

И снова стелилась дорога под ноги верблюдам и лошадям. Убегала вдаль, петляя между холмов. Иногда ровной лентой неслась вперед до самого горизонта. Настороженно ехали, окружив караван, посерьезневшие охранники. Высился башней в седле беловолосый шефанго, негласно ставший командиром Сулайманова десятка.

Кина обиженно смотрела в широкую спину. На косу, стекающую из-под шлема и змеящуюся между лопаток де Фокса. Невероятную совершенно косу, пушистый кончик которой скользил в такт рыси по крупу огромного гнедого жеребца. Сулайман не смог найти здесь, в западных землях, кобылы, не уступающей погибшей Грезе. И хоть не укладывалось в голове у мерадца, как может воин ездить на неповоротливых, тяжелых жеребцах, выбирать ему не приходилось. Впрочем, Эльрис, как и следовало ожидать, очень быстро нашел общий язык с подаренным ему чудовищем. Сулаймана поблагодарил, может быть, суховато, но вежливо — не придерешься. А когда увидел маленькую кобылку, добытую купцом для Кины, заговорил с хозяином гораздо теплее.

Теперь огромный воин на огромном коне вновь ехал впереди каравана. Вид его вселял в сердце купца уверенность и сладкую надежду на то, что он сумеет заполучить Эльриса к себе на службу. За жеребцом, как привязанная, рысила неказистая Мымра, глухо топая по пыли неподкованными копытами. А чуть подальше — но не в хвосте, как обычно, — грациозно выпрямившись в седле, следовала Кина. И все сверлила спину названого брата хмурыми синими очами.

Она знала, что Эльрисом, Разящей Звездой, его назвали эльфы. Назвали, когда корабли беловолосого шефанго в первый раз прошли вдоль берегов Айнодора, сжигая поселки и грабя города.

А когда дошел до эльфийских островов слух об изгнании принца, Эльриса стали именовать Эльрингом. За что уж дали ему такое имя, Кина так и не узнала.

Эльрик-Предатель. Эльринг. Ледяная Звезда. Ожившая легенда из такой седой древности, какую даже Кина, бессмертная, не могла себе представить. На Айнодоре все еще пели песни о шефанго-изгнаннике. И верили почему-то, что изгнан он был за то, что обратился к Свету. Не укладывалось у эльфов в голове, за какие грехи, кроме измены вере, отец может отправить на смерть родного сына. А ведь именно император приговорил наследника к изгнанию.

Разъезжая по землям Айнодора, собирая чужие песни и щедро раздаривая собственные, Кина узнала несколько вариантов древней сказки. Все они были очень красивыми. И всё заканчивались одинаково — страшной смертью Эльринга, Ледяной Звезды, где-то на бескрайних просторах враждебного Материка. Иначе и быть не могло. Но кто же тогда Эльрик? Этот огромный и молчаливый шефанго, в одиночестве живущий среди людей? Белые волосы и страшные алые глаза. Ощущение леденящего холода, окружающего его невидимой и непроницаемой стеной. Несравненное искусство убивать…

«…Эльрик-Предатель?!

— Да. Если тебе так понятнее…»

Кто еще мог так же легко согласиться с оскорбительным и горьким прозвищем?

Но Эльрик не поклонялся Владыке. И чужд был Свету, хотя ни разу не принял попыток Кины вызвать его на разговор о Тьме.

«…Это на Айнодоре придумали. И насчет героя, кстати, тоже…»

Что правда в легендах? Что вымысел? Что просто сказка? За что же все-таки изгнали его?

«Пойди да спроси», — сама себя подбодрила эльфийка. Толкнула пятками легконогую кобылку. Догнала Эльрика, объехав насторожившуюся Мымру, и пристроилась рядом.

— Вернись в хвост, — спокойно посоветовал ей шефанго.

— Эльрик, я только спросить хочу. Можно? Он покосился на нее сверху вниз:

— Ну, спрашивай.

— А почему ты стал предателем?

— Детей бы всех… — непонятно буркнул де Фокс и потянулся за трубкой. — Так получилось.

— Как?

— Оставь меня, любознательный ребенок. — Эльрик принялся набивать трубку табаком, покачиваясь в седле и умудряясь не просыпать ни крошки. Кина увидела, что на мундштуке появились новые следы острых зубов, и подумала, что надо бы подарить Эльрику новую трубку. Красивую какую-нибудь. И покрепче.

Шефанго курил, смотрел на дорогу (или куда там он смотрел, разве поймешь по мертвым красным бельмам), а о разговоре, похоже, позабыл напрочь.

— Так как ты… Я хочу сказать, за что тебя изгнали?

— За глупость, — проворчал Эльрик. Он и раньше не отличался разговорчивостью, но сейчас, кажется, решил сам себя превзойти.

— Если ты знаешь, что за глупость, то почему не вернешься и не скажешь, что раскаиваешься? Тебя бы простили. Ты же принц.

— А я не поумнел. — Шефанго окутался клубами дыма. — Поэтому не раскаиваюсь.

— Ничего не понимаю, — сердито фыркнула Кина. — Ты просто боишься рассказывать, да? Ты… Да, знаю, тебе вспоминать об этом больно и мучительно, и сердце рвется от тоски по дому, а вокруг чужой и страшный мир, где тебе суждено сгинуть, оставшись лишь памятью в легендах.

Эльрик медленно повернулся. Долго смотрел на эльфийку сверху вниз. Очень долго смотрел. С изумлением. Неподдельным. Потом его скорчило в седле, и невозмутимый шефанго, Ледяная Звезда, принц-изгнанник начал ржать. Откровенно так ржать. Весело. Вытирая слезы и раскачиваясь от хохота. Жеребец под ним всхрапнул и нервно дернул ушами.

Кина хотела было обидеться, но ей пришло вдруг в голову, что булькающий от смеха шефанго меньше всего похож на несчастного изгнанника, мучимого тоской по родине. Эльфийка повторила про себя ту выспреннюю чушь, которую только что выложила Эльрику, посмотрела на принца, сопоставила и тоже прыснула, прикрывая рот тонкой ладошкой.

— Ну ты даешь! — выговорил наконец Эльрик, помотав головой и рассеянно глянув на погасшую трубку. — Это ж надо так завернуть!

— Я, что ли, виновата? — Кина вытерла набежавшие слезы. — Как рассказывали, так и вспомнила. Но все-таки за что тебя выгнали?

— Вот ведь неуемная девчонка. — Де Фокс успокаивающе похлопал коня по гладкой шее. — Это длинная история. И неинтересная.

— Все равно делать нечего.

— Это тебе нечего. Иди вон песен попой, если скучно. А у меня работа. Вылезет опять какая-нибудь зараза.

— Не вылезет. Охота кому с тобой связываться после вчерашнего. Расскажи, а!

— Ну как хочешь. — Эльрик с удовольствием потянулся и расслабленно ссутулился в седле. — Я не знаю, правда, что ты поймешь… Начнем с того, что шефанго пришли в этот мир издалека.

— Как пришли?

— На дарках, как же еще? Через межмирье, по Безликому океану, как всегда ходят в поисках новых миров.

— А зачем вам новые миры?

— Смеяться будешь, — задумчиво произнес де Фокс. — Они нам, чтобы не воевать. Мы расселяемся по мирам, чтобы нас не стало слишком много где-то в одном месте.

— Но вы же любите воевать.

— Мы не воевать, мы — убивать любим. Это разные вещи. Короче, чтобы жажда убийства не переросла в войну со всем миром, часть шефанго, обычно самых неуемных, снимается и уходит дальше по Безликому океану, на поиски новой родины. Те, кто поспокойнее, остаются. Ну а ушедшие берут с собой книги, записи, технологии…

— Что?

— Да ничего. Память они с собой берут, которой в новом мире очень долго места не находится. Очень долго… А здесь так уж получилось, что мы сами от собственной памяти отказались.

— Почему?

— Не знаю. — Эльрик задумчиво потер подбородок, — Император считал, что это единственный способ выжить в войне.

— В какой войне?

— С Айнодором. Вот такие дела. — От недавней веселости не осталось и следа. Кине показалось, что де Фокс вновь закостенеет сейчас в своей насмешливой холодности. Однако, помолчав и вновь раскурив трубку, шефанго заговорил, осторожно, как на ощупь, подбирая слова:

— Понимаешь, малыш, мы на самом-то деле не поклоняемся никаким Богам. Ни вашему Владыке. Ни нашему Тарсе Темному. Никому. У нас и не было никогда Богов, по большому счету. Предвечный Хаос был, но это не Бог. Это… просто начало всего. И начало отнюдь не созидающее. Так… нечто.

— Но как же Свет? И Тьма? И… вообще. Из-за чего же вы воюете?

— Не того выбрали. Мы, видишь ли, имеем наглость, приходя в новый мир, выбирать кого-нибудь из тамошних Богов и… Ну, назови это чистой воды эстетством, и ты не слишком ошибешься.

— Чем назвать?

— Гм. В общем, мы выбираем из соображений красиво — некрасиво. Ваша легенда о проклятом Боге показалась нам красивой. Кто же знал тогда, что для эльфов все эти сказки имеют такое значение? Казалось бы, бессмертные — поумнее могли бы быть.

— Но это же не сказки.

— Да не в том дело, понимаешь? Богам — Богово. Нам — наше. Я люблю Тарсе, я не слишком расположен к Флайфету… к Владыке, в смысле. Но я не стал бы убивать из-за них. Точнее, не стал бы убивать за то, что кто-то верит иначе, чем я. Никто из нас не стал бы. А вы… Вы убивали.

— Но ведь и вы тоже.

— Да, — неожиданно зло и резко подтвердил Эльрик. — Мы тоже. Из способа выжить это стало смыслом жизни. Целью существования. Война за веру. Война на истребление. Мы забыли обо всем, понимаешь, малыш? Мы забыли о звездном ветре, наполняющем паруса. О мертвой бездне Безликого океана. О Черном Коне Хаоса. О звонкой дроби его копыт, коша вшит он по вымощенным звездами дорогам. Мы пришли в этот мир, и он согнул нас. Из вольных кочевников шефанго стали оседлыми, зажравшимися свиньями, псами, которые заглядывают в лицо хозяина, готовые принять от него и ласку, и удар, готовые умереть за него и убивать за него.

— Хозяин — это Темный?

— Хозяин — это наши сказки о Темном. Бог здесь ни при чем. Знаешь, если верить тому, что вы рассказываете о нем, Тарсе не нужны рабы.

— Подожди. — Кипа повертела на пальце смоляно-черный локон. — Ты говоришь, что вы забыли. Но ты же помнишь?

— Я — да. Мне положено помнить. Я ведь принц. Наследник. Чтоб им всем ветер встречный… Я должен был помнить, но не должен был спорить. Вот и выходит, что пнули меня с Анго за собственную глупость.

— Ты отказался убивать эльфов. И отказался поклоняться Тьме.

— Боги, Кина, забудь ты эти айнодорские сказки! Я сказал всего лишь, что не согласен с политикой империи в целом и Его Величества в частности. Что вести войну на истребление — это в первую очередь убивать самих себя. Ну и… да… эльфов убивать действительно отказался. Массово убивать. В общем, пока меня не трогают, я добрый и пушистый.

— Да нет. Ты не добрый, — задумчиво сказала Кина. — А как же Темный?

— Он — мой Бог. Если я найду когда-нибудь способ освободить его, я это сделаю. Однако эльфы тут совершенно ни при чем. Больше их будет или меньше, для Тарсе ровным счетом ничего не изменится. Ну все? Ты довольна?

— Не знаю. — Эльфийка пожала плечами — Но. кажется, я поняла. Ну, во всяком случае, что-то поняла. Ты предал империю. Но не свой народ, так?

— Откуда я знаю? — устало обронил Эльрик. — Предал всех. Или никого. Какая, к акулам, разница? Слушай, сделай милость, поезжай на свое место. А то я из-за каждой тени дергаюсь.

— Да, командир! — Кина отсалютовала принцу и рысью отправилась на свое место в хвосте каравана.

Вечером Эльрик расставил охрану, проследил, чтобы Кина удобно устроилась в своей комнате, вежливо избежал очередной попытки Сулаймана побеседовать и, в конце концов убедившись, что с делами покончено, вытянулся у огня, положив голову на седло. Как новоявленному десятнику ему, вообще-то, полагалась отдельная комната, но шефанго знал прекрасно, каких размеров клопы живут на постоялых дворах, и предпочитал ночевать на улице. Не то чтобы клопы его беспокоили — шефанго вообще не кусала ни одна ползающая, бегающая или летающая кровососущая тварь, — однако терпеть столь омерзительное соседство принц не собирался.

Ребра все еще болели. Ничего удивительного в этом не было — удар был сильным даже для шефанго. Но соображения эти утешали мало. Эльрик не привык к тому, чтобы у него что-то болело. Да, были неприятности десять лег назад, когда правую руку пришлось отращивать практически заново. Ну так когда это было?

А Змей не шел из головы.

Принц уже видел таких. Видел давно, но сейчас память услужливо подсовывала картины пустого, медленно оживающего после Крушения мира. Мира, где еще не было людей. Так, отдельные племена бродили, пугаясь сами себя и шарахаясь от всего незнакомого. От знакомого, впрочем, тоже шарахались, потому как большая часть этого самого знакомого была дня них смертельно опасной. Вот тогда-то и водились в степях такие Змеи.

«Правда, тогда мне с ними драться не доводилось». — Эльрик машинально помянул Темного, благодаря за то, что тварь вчера не успела толком выбраться из леса. Судя по всему, Змей полз из степи, учуял пищу и ломанулся, не глядя, как обычно поступали эти чудовища, торопясь сожрать все, что двигается. Того, что не двигалось, Змеи не замечали. Чем-то они походили в этом на лягушек… Принц вспомнил лягушек, которые жили тогда, и нервно передернул плечами.

«Еще этих не хватало… Но откуда же он взялся, поцелуй его кальмар?!» Смысла задавать вопросы, на которые заведомо не получить ответа, не было. Строить предположения, не имея никаких данных, тоже.

«Эльфы на Материке. Орки в союзе со смертными. Змеи ископаемые…» — Эльрик потянулся, зевнул и закутался в плащ. Ночью ему снились эльфы.

Эзис. Мерад

Сим ждал. Улочка была темной, узкой, вонючей. Самая подходящая улочка для того, чтобы кого-нибудь дождаться, не вызывая ненужных расспросов. Сим сидел на высокой румийской кобыле, держал повод Элидорова коня и смотрел на дом сераскира Самуда.

Да, еще одним неоспоримым достоинством улочки было то, что дом из нее просматривался просто замечательно.

Рассеянно поглаживая свою лошадь по гладкой шее, Сим пытался представить себе, что происходит сейчас в тихом с виду, спокойном, сонном доме сераскира. Ему довелось повидать немало убийств. И тихих, когда ни с того ни с сего человек падал и умирал. Иногда со стрелой в горле. А иногда и вовсе неясно почему. И громких, откровенных, запугивающих. Когда проливалось много крови и сгорали целые кварталы. Гоббер прикидывал, что и как делает сейчас Элидор. А еще пытался сообразить, что же такое нужно унести из дома убитого Самуда.

Днем, мотаясь по городу, улаживая последние дела, он понял, что приезд эльфа вызвал нехорошее оживление. То есть оживление это было бы вполне объяснимым и даже желательным, если бы не прошел по Мераду слух о визите лучшего из орденских убийц. Откуда, спрашивается, здесь, так далеко от земель, где обычно работал Элидор, могли знать о том, кто он, этот эльф, и на что способен?

Вот над чем стоило подумать. И о чем стоило доложить начальству по приезде.

Сим вздохнул и прислушался.

Тихо было.

Время шло. Капало неслышно, растекалось по земле. И пора бы уже было появиться Элидору. Хотя кто знает, сколько времени уходит на убийство у «Того, кто всегда возвращается»?

Когда мелькнули в узких окнах дома языки пламени, Сим подскочил на седле.

«Еще и пожар!» Собственно, почему бы и нет. Чем громче — тем интереснее. Но окна уже налились тяжелым багровым отсветом, а Элидор все не показывался.

«Да что он там — покурить решил?!» — Гоббер заерзал. Кобыла под ним беспокойно всхрапнула.

Не то чтобы вывод напрашивался сам собой. Выводов можно было сделать несколько, но Сим, по обыкновению, предположил худшее. «Тот, кто всегда возвращается» на сей раз чего-то не учел. И уже не вернется. И пусть бы его, такова в конечном итоге судьба любого бойца, но ведь эльф должен был что-то забрать. Какие-то бумаги или вещи… Если он не приедет в монастырь сам, никто плакать не будет. А вот если он не выполнит задание…

Додумывал Сим уже на бегу. Смутно надеясь на то, что Элидор еще жив и успеет хотя бы намекнуть, что же он должен был унести.

А дом пылал.

Гоббер промчался через сломанные двери. Миновал коридор, перескакивая через трупы и даже не удивляясь их количеству. Дело бойцов — убивать. Вот Элидор и убивал. Это он умеет.

Клубы дыма. Едкая вонь. Так пахнет горящая шерсть. Еще бы! Полон дом ковров, а сейчас они потихонечку загораются. Скоро здесь будет не продохнуть.

Сим ворвался в спальню сераскира и споткнулся о лежащее у самого порога тело.

Взвыл — пальцы в мягких сапогах больно ударились о западной ковки кольчугу. Бухнулся на колени рядом. Вспомнил только сейчас, что, пробегая через внутренний дворик, намочил в фонтане платок. Поспешно прижал влажную ткань к лицу. Наклонился над эльфом.

Тот дышал. Спокойно так. Размеренно. Словно поспать прилег после трудной работы. Работа, впрочем, была действительно трудной… Вон сколько мертвяков в коридорах.

«Дурман… — Сим машинально встряхнул тяжеленное тело. Похлопал по щекам. — Он забрал то, что нужно?» Дыма становилось все больше. А вот горело как-то вяло Зато сразу со всех сторон.

— Элидор! — Гоббер задохнулся и поспешно прижал к лицу мокрую ткань. Эльф спал.

— Мать твою так! — Сим схватил драгоценный платок и принялся хлестать монаха по лицу. Элидор поморщился.

— Просыпайся, скотина! — Гоббер уже готов был забраться на эльфа с ногами и скакать на нем, пока тот не проснется или не умрет. — Просыпайся же! Ну! Подъем!

Элидор открыл глаза, словно и не спал. Глаза, впрочем, были пустенькие. Как тусклые монетки. И, словно этого и ждали, языки пламени прыгнули на шелковые портьеры, на лакированную мебель, на свитки, разбросанные по полу. Сразу затрещало, заполыхало, любо-дорого посмотреть…

— Ты взял это? — Сим толкал эльфа к дверям. — Взял? Из коридора навстречу им вывалился ошалевший, перепуганный и от этого злой исман. Оскаленные зубы. Обнаженная сабля. Сим пискнул. А спата Элидора очертила полукруг, даже в дыму сверкнувший сталью. Исман осел, булькая и подвывая.

— Перстень! — Элидор обернулся к гобберу. Вполне уже оживший. — Перстень там, в спальне!

— Где?

— Не знаю. Он должен быть там. Его не было на Самуде.

Исман перестал подвывать и умер.

А из спальни в спину дохнуло жаром. Сим подскочил, чувствуя, как опалились волосы на затылке, и дернул к выходу. Перстень там или не перстень, из дома нужно было бежать.

Элидор догнал гоббера только у дверей.

Потом была скачка по ночному городу. И были открытые без пререканий ворота. И ночная Степь.

— Мы вместе до первой подставы! — крикнул Сим на скаку. — Дальше расходимся.

Элидор молча кивнул. Все верно. Уходить нужно по одному. Но разделиться они не успели. Потому что подставы не было. Зато была засада. Хорошая такая. Продуманная Двум беглецам на утомившихся лошадях хватило бы с лихвой. Если бы одним из беглецов не был «Тот, кто всегда возвращается».

Сим пришел в себя от того, что на лицо ему лилась вода. Холодная. И мокрая? Он открыл глаза и тут же об этом пожалел. В голове взорвалось что-то болью. Мелькнули размазанно-красные круги.

— Раз не сдох, значит, выживешь, — услышал он откуда-то с высоты.

И снова открыл глаза.

На сей раз было полегче.

Элидор сидел рядом, держал в руке фляжку и задумчиво поглядывал то на нее, то на Сима.

— Больше не надо. — Очень хотелось сказать это ясно и отчетливо, но получилось как-то вяло и тихо. Почти шепотом.

— Как скажешь. — Эльф поднялся, — Вставай. Надо ехать.

— Езжай сам.

— И сдохни в этих степях как дурак. Нет уж. Я здешних тропок не знаю.

— Знаешь. Подставы.

— Ты всегда такой дурак или только когда по башке получишь? — ласково поинтересовался Элидор. — Нас ждали у первой подставы, могут ждать и у второй. Я тебе что, железный?

Сим отметил про себя, что эльф наконец-то начал разговаривать. Именно разговаривать, а не выдавливать слова по капле.

«Зато из меня сейчас говорун еще тот…» — Он уныло улыбнулся. Следовало бы подумать, как вышло, что они нарвались на засаду. Но думать было тяжело.

Рядом вздохнула лошадь.

— Садись. — Элидор поморщился. — Или ты до утра лежать собрался?

Сим начал вставать. Эльф подхватил его. Поднял с легкостью. Посадил в седло. Осмотрел критически и, сняв со своей лошади аркан, принялся привязывать гоббера к коню.

— Помру, — честно предупредил Сим.

— Помирай, — разрешил Элидор. — Но не сейчас. Поехали!

И они поехали. Совсем не туда, куда собирались поначалу.

«Хвала Творцу, — думал гоббер, трясясь в седле и морщась от головной боли, — что дороги можно выбирать».

Баронство Уденталь — графство Карталь

Эльрик де Фокс

И чего Сулайман вокруг отирается? Какого кракена ему от нас с Киной надо? Нет, от Кины-то понятно, да только пошел бы он к акулам с планами своими матримониальными. А вот чего он ко мне подкатиться пытается? Понятно, что не с целью женитьбы… Неужто контракт предложить хочет? Нет уж, нет уж, хватит с нас Эзиса. Мне бы сейчас Кину к Ахмази отвезти, устроить ее там до лучших времен, да самому пересидеть оставшееся время. В Удентале лет пять лучше не появляться. На Запад вообще соваться не следует. Бичи Божьи, рыцари Анласа, до сих пор кровушки черной жаждут. А у кого она здесь черная? У меня, конечно. Бедный я, несчастный, жалко меня, жалко!

В Эннэме хорошо. Во-первых, там солнышко. Во-вторых, тепло там. В-третьих, там Ахмази, евнух при дворе его величества. Точнее, двор при Ахмази. И плевать, что вместо величества там халиф Барадский. Эннэм-то все равно Ахмази в толстеньких пальчиках держит.

Да. Нынешний халиф это вам не Барух.

А Барух это не нынешний слизняк, который по трону размазался и, с какой стороны за власть взяться, не знает.

С халифом Барадским, незабвенным Барухом Аль Гийясиддином ибн Халлафом, я познакомился лет триста назад. Правда, знакомство это трудно было назвать мирным.

Помнится, бродил я тогда по Аль-Бараду в женском обличье (как ни крути, а оно мне роднее, да к тому же я действительно склонен иногда эпатировать окружающих). Словом, я бродил… бродила, а любимец Аллаха, халиф Барух, увидев на улице своей столицы беловолосую женщину, высокую, вооруженную да к тому же в мужском костюме, пожелал ее. Сильно пожелал. Сейчас же! Немедленно! Хм. Н-да. Не видел он моего личика. Однако мужчина во мне завопил:

— В гарем халифа! Легально! Нельзя упускать такой шанс!

И я, ну, скажем так, обнадежила Баруха, однако попросила времени, чтобы вымыться и отдохнуть с дороги. И, Темный свидетель, отпущенное время было использовано с толком. Когда ворвались наконец в гарем вооруженные евнухи, я успел дотянуться до своего топора. У меня славный топор — одна из немногих вещей, увезенных мной из дома. И он был лучшим оружием из всего, которое доводилось видеть этим кастрированным воякам. Ну и сам я, прямо скажем, боец не из последних. Скорее, даже, из первых. В мире, а не в Эннэме. Про Эннэм и говорить не приходится.

А на выходе из гарема меня встретила рассерженная охрана. Но, кажется, когда я заявил, что желаю поговорить с халифом, эти ребята даже обрадовались тому, что не нужно меня к нему тащить. Ведь, чтобы потащить, надо было взять.

Барух был, мягко говоря, взбешен. Но еще больше удивлен случившейся метаморфозой. И то сказать, не каждый день понравившаяся тебе женщина превращается в здоровенного мужика, который играючи складывает десяток вышколенных кастратов. Да еще и не убивает их при этом.

Здесь, в Эннэме, о шефанго не знали. До моего появления не знали.

Барух мне понравился. Приятный мужик. Не суетится. Не мечется, всплескивая руками и разражаясь проклятиями. Я ему, кстати, тоже понравился. И в женском обличье, но это-то сразу. И — в мужском. В смысле, как боец. В конце концов этот милейший человек предложил мне оставаться его личным телохранителем. С одним маленьким условием: по закону Эннэма, мужчина, увидевший лица многочисленных жен халифа, должен либо умереть, либо стать евнухом.

Естественно, ни тот ни другой вариант меня не устроил.

— Зачем тебе этот никчемный кусок плоти! — досадливо восклицал Светлейший и Мудрейший, Любимец Джэршэ, и прочая и прочая… (у Баруха было много прозвищ). Когда я объяснил зачем, халиф поперхнулся, а стоящие вокруг меня воины покраснели и смутились. Можно подумать, я открыл им нечто новое. Но поскольку из ситуации нужно было как-то выпутываться, сохранив при этом и жизнь и… сами понимаете что, я напомнил своему собеседнику о том, что являюсь одновременно и мужчиной и женщиной, принимая разные обличья в зависимости от настроения. Напомнил. Принял (в смысле, женское обличье. До этого, в процессе разговора, мы активно принимали доставленную из Вольных городов водку). И поняла, что мне-Трессе халиф тоже нравится. А то, что он слегка догматичен, так это же поправимо.

М-да. Славное было время. Забавное такое… Честно скажу, не часто получается в одном лице сочетание любовника и клиента. То есть обычно я либо охраняю, либо имею… А вот чтобы одновременно…

После смерти Баруха я долго в Эннэм не заглядывал. А потом мы с Ахмази познакомились и устроили там чудный переворот. Ахмази тогда, правда, совсем сопляком был. Но уже умненьким. Слишком умненьким, чтобы простым евнухом жизнь коротать. Его мозги да моя силушка, ох и повеселились мы! Уезжать не хотелось. Да дела на Западе позвали. Позвали. М-мать. Интересно, а не начни «Бичи» против меня сопляков кидать, остановился бы я когда-нибудь? Знали они, что ли?

Ну да Флайфет с ними. Что было, то было. Там ничего уже не изменишь, а вспоминать — расстраиваться только. Сейчас хорошо все — и ладно. Солнышко светит. Караван идет. Верблюды орут. Кина поет… Не поет уже. Притихла что-то. Жаль, голосок у девочки приятный.

Сзади затопотало, забухало. Мымра в сторону шарахнулась. А из-за спины Кина налетела. Легка на помине. Встрепанная какая-то. Глаза блестят.

— Эльрик, там эльф. Он говорит о тебе с Сулайманом.

— Какой еще эльф?

— Рыцарь. Весь в доспехах. И с мечом. Здоровенный такой.

— Кто — эльф?

— Да нет же — меч!

— Ладно.

Я придержал коня и спрыгнул на землю, делая вид, что подтягиваю подпругу. Почему нет, собственно? Сбруя новая. Дареная. Пока с ней обвыкнешься… Караван медленно двигался мимо. Верблюды. Верблюды. Много верблюдов. Ага, вот и Сулайман. Свесился между горбов подушкой эдакой. И действительно, какой-то рыцарь рядом с ним. Беседуют они, понимаешь. Интимно. Ну беседуйте, а я, извините, послушаю.

Пропустив эту парочку вперед, я пристроился чуть позади. Достаточно далеко, чтобы не вызывать подозрений. Однако достаточно близко, чтобы слышать их разговор. Даже эльфам, с их ушками чуткими, до шефанго далеко. В авангард выслал Али с Масхутом. Лучшие в десятке бойцы. Это их Махмуд покойный на меня натравливал в тот памятный день, когда я на службу наниматься пришел. Масхуту верить можно — он на меня, с тех пор как через двор пролетел, смотрит преданно и все на стоянках пристает, мол, поучиться бы. Мальчик неглупый. Может, и поучу. Ну-с, о чем тут говорят?

— Сто серебром. Это Сулайман.

— Пятьдесят. — Голос эльфийский. Но какое отношение этот торг имеет ко мне?

— Сто монет, и он ваш.

О-о… Ну, купчина, да ведь конь, которым ты меня наградил, дороже стоит.

— Семьдесят пять. Больше у меня просто нет. Врет, собака. Прижимистей эльфов в Мессере только гномы. Да и то сказать, слыхал я поговорку, что где один эльф пройдет, там двум гномам делать нечего.

— Ах, икбер с вами, — плюет Сулайман, видимо поверив лживому языку собеседника. — Но сестру его я себе оставлю.

— Какую сестру?

— Да певицу эту. Дочь порока.

— Тоже шефанго?

— Да кто же вас разберет?

— Странно. А где она?

— Вперед проехала. А парень — вон он. Можете прямо сейчас забирать.

Я почувствовал некоторое злорадное удовлетворение, пока подъезжал поближе, взводя арбалет. Приятно будет пристрелить эту тварь в плаще с гербом характерным. Знаю я эти плащи. Рыцарь Владыки. Охотник на шефанго. Вот только почему он на суше разъезжает, шефанго ведь все больше в море ловятся?

На секунду возникло искушение выстрелить прямо сейчас. Но так нельзя. Убивать в спину — пошло это. Да к тому же хочется в лицо поганцу взглянуть. Я ведь раньше охотников на шефанго живьем не видел.

— Не кажется ли вам, господа, — рыкнул я, врезаясь между ними с лязганьем и звоном, — что семьдесят пять серебряных — невысокая цена за живого воина?

Арбалет мой смотрел в живот рыцаря. Слабенький арбалет. Против Змея. Но на этого эльфа хватит. А Сулайман, от природы смуглый, но ставший вдруг серовато-зеленым, икнув, замер на своем верблюде.

И правильно, скотина. И верно. Сиди. Не вздумай подать знак этим, своим. Вышколенным да тренированным. Лопухам сопливым, которых учить еще и учить, как с шефанго справляться. Хотя бы вдесятером.

А прозрачные зеленые глаза эльфа разглядывали меня без тени страха. Интересно, я бы сумел так спокойно относиться к готовому сорваться в меня арбалетному болту?

Да что же это такое, Темный?! Я же не хочу убивать его. Не хочу. Несмотря на то, что его долг — охота на мой народ. А может быть, именно поэтому?

Убийство в порядке самообороны. И радость от возможности убить.

Ведь от этого я уходил. Все десять тысяч лет уходил от необходимости драться с эльфами. Бессмертными. Виноватыми лишь в том, что верят они в других Богов. Да пошло все к акулам!

Караван двигался. Ехали вперед и мы. Никто еще не успел понять, что же происходит между тремя всадниками, двое из которых разделены взведенным арбалетом. А эльф, улыбнувшись, заметил:

— Поезжайте, почтеннейший Сулайман. Оно называет себя воином. Пусть оправдывает это звание.

Вот скотина. Волей-неволей я посмеялся про себя. И действительно, куда денешься после такого заявления? Но неужели этот эльф рассчитывает на то, что успеет уклониться от арбалетного болта?

Ох, Эльрик. Дурак ты. И это твоя основная проблема. Ведь знаешь же, что стрелять не будешь. И эльф это знает. И над тупостью твоей, шефанго, каждая собака на Материке смеется.

Мы стояли. А караван плыл мимо нас.

Я действительно разрядил арбалет. Ну… Ну, просто нужно было сделать так. Нельзя стрелять в беззащитного перед стальным болтом врага. А потом эльф взмахнул рукой и…

За доли секунды до этого, до того, как сунул он мне в лицо свой магический перстень, который должен был подействовать на меня так же, как действует на врагов мой «боевой оскал», я вздыбил коня. И эльф едва успел выдернуть из ножен свой длинный клинок.

Вперед!

Великая Тьма! Есть ли в жизни большее счастье, чем драться с умелым противником? Чувствовать, как бежит по жилам горячая черная кровь… Направлять, ласково, легко направлять смертоносное лезвие топора…

Смерть.

Брызнувшая в лицо кровь. Соленая. Сладкая. Жгучая. Последний ужас в зеленых, стылых, как лед, глазах.

Он упал, разрубленный пополам. И конь его, захрапев, отбежал в сторону, испугавшись меня, шефанго.

Я оставил рыцаря лежать там, на дороге. Доспехи, оружие — все при нем. Только коня его я расседлал и отпустил. Выйдет к деревне какой-нибудь. А злой конь попался. Больно кусается, зараза!

— Эльрик, что там все-таки было? Зачем тебя этот эльф искал? Вы о чем-то говорили? А почему он нас не догнал? Даже обидно… Я-то думала, хоть с кем-то из своих повидаюсь. Ну что ты молчишь, Эльрик?

— Дела у него, — сухо бросил шефанго, — многочисленные и неотложные. Он очень спешил, вот и уехал.

— А о чем вы говорили?

— О глупости и хамстве.

— Поругались, да?

— Кина, милая, мужчины не ругаются.

Во дворе замка было безлюдно. Верблюдов, чтоб не мешались, отвели в просторные сараи. Десяток охранников разместили в казарме. Граф Картальский оказался, по обыкновению, гостеприимен. А Сулайман его гостеприимством скоренько воспользовался и укрылся от шефанго за каменными стенами.

Эльрик на Сулаймана зла не держал. Понять купца вполне можно было — услышал, что эльф его не эльф никакой, а шефанго, перепугался до полусмерти.

«Ага. Еще и поторговался от страха», — скептически напомнил себе де Фокс.

Но разозлиться не получилось. Ну что, в конце концов, с купчины возьмешь?

— Эльрик, меня в замок зовут. Граф приглашает, говорит, что хочет, чтобы прекрасная дама с ними вечернюю трапезу разделила. Мне идти?

— Иди. Да, кстати, Кина, я обличье сменю, пожалуй. На вечер. Так что не пугайся.

— Ой! — Эльфийка озадаченно покусала губу. — А я ведь Трессу почти и не знаю.

— Боги, ну за что мне такое?! — уныло воззвал Эльрик к небесам. — Тресса — это я, понятно? А я — Тресса.

— Ты — Эльрик.

— Эльрик-Тресса де Фокс.

— Нет. Все равно не понятно.

— Иди! — рявкнул шефанго — Иди к своему графу, и чтоб я тебя не видел!

— Ты чего рычишь? — тихо спросила Кина. — И не мой это вовсе граф, ты что, Эльрик?

— Зеш. Извини. — Принц вздохнул покаянно и взял эльфийку за руку.

— Ты меня пугаешь, — с какими-то очень взрослыми, явно заимствованными интонациями сообщила девушка.

— В том-то и дело, — невпопад ответил де Фокс. — Ладно. Иди, в самом деле.

Он осторожно поцеловал длинные тонкие пальцы. Помедлил и отпустил ее.

— Я ненадолго, — пообещала эльфийка.

— Угу. — Эльрик развернулся и направился к казармам.

Таиться и обманывать кого-то уже не имело смысла. Поэтому Тресса, не скрываясь, вышла побродить по замковому двору, подбирая полы широченного, сшитого на нее-Эльрика плаща. Плащ был тяжелый. Но без него она мерзла — ночи в Картале всегда прохладные. А вот босыми ногами ступать по холодному камню было приятно. Переодеваться Тресса поленилась — только закатала рукава да штанины, но из сапог вылезти пришлось. Доставать же другие… Вот еще морока!

Вытянувшиеся лица Сулаймановых бойцов развлекали шефанго только первые две минуты. Потом надоело. Оставив парней предаваться мрачным размышлениям о том, что они оказались под командованием женщины, Тресса гуляла, дышала воздухом и про себя ругала собственную свою мужскую ипостась. Ругала за совершенно неожиданную любовь к бродячей эльфийке. Толку от ругательств, конечно, не было — изменить все равно ничего не изменишь. Трудно ожидать, что влюбленный мужчина вдруг поумнеет и про неуместные чувства забудет. Толку не было. Но легче становилось. В общем-то, ничего страшного ведь не случилось. Как только Кина окажется на попечении Ахмази и станет более-менее самостоятельной — а в том, что Ахмази позволит женщине, привезенной Эльриком, стать самостоятельной, Тресса не сомневалась, — так вот, как только Кина станет более-менее самостоятельной, можно будет предпринять в отношении ее более решительные действия. А потом либо успокоиться, либо… Дальше последнего «либо» размышления Трессы не шли. Да и не хотелось ей дальше заглядывать.

Совершенно машинально шефанго отмечала усиленные караулы, бдящих воинов на стенах, солдат в приворотной каморке, не играющих, вопреки обыкновению, в кости, а — в точности по уставу — сидящих с выражением крайней озабоченности на лице. Озабоченности службой, разумеется.

«И казармы заполнены. Еле-еле для лишнего десятка место нашлось…» Какое-то время разгуливающую по мощенному камнем двору фигуру провожали мрачными взглядами. Потом сообразили, что походка у фигуры женская, и подозревать в коварных замыслах перестали.

«Война, что ли, будет?» Радушие графа было вполне обычным для этих мест. Карталь всегда умудрялся снять сливки с торговли между Востоком и Западом. Нет, пошлины он сильно не завышал, но ясно давал понять, что за гостеприимство надо платить. А купцы прекрасно понимали, что отказываться от гостеприимства — значит, нарваться на неприятности. Вот и не отказывались. Ну подумаешь, купит граф товар по цене чуть ниже требуемой. Велика беда. Меру-то добрый хозяин знает.

Да. Радушие графа было обычным.

«Зачем здесь копятся войска?» Тресса присела на каменную скамью у стены. Плотнее завернулась в плащ. И едва только вытянула ноги, намереваясь посидеть тут с удобством и покурить, как услышала далекий топот подкованных копыт.

«Два всадника. — машинально определила шефанго. — Лошади вот-вот падут…» Ей становилось все интереснее. Так и не достав трубки, она накинула на голову капюшон, пряча под ним свои, словно светящиеся в темноте, роскошные волосы.

Со стены крикнули:

— Кого несет?

— Белый Крест! — ответили снаружи.

Тресса подумала и подобрала ноги, становясь как можно незаметнее. Топор остался в казарме, да и неподъемен он был для нее.

«Измениться?» — мелькнуло лихорадочно и тут же ушло.

Толку с этого все равно не было бы. Не справиться в одиночку со всей графской дружиной, если прикажут ей взять нелюдя, разыскиваемого по всему Опаленному Западу. Да и Кина.

«Ладно. С Белым Крестом я не ссорилась». — Шефанго смотрела, как раскрывается в воротах узкая калитка. Как вваливаются во двор два человека: один высокий, очень высокий, другой, наоборот, маленький настолько, что это показалось бы уродством, не будь человечек сложен на удивление пропорционально.

Тресса де Фокс

Приезжие буквально повалились с ног.

Маленький остался сидеть на камнях, даже не пытаясь пошевелиться. А высокий вскочил, оглядываясь. На свою беду, оказался поблизости капитан замковой стражи. Его-то этот длинный и заметил.

Боком-боком капитан попытался исчезнуть. Подвигался он явно медленнее своего преследователя. Тот, надо сказать, пересек двор со скоростью почти эльфийской. А эти ребята — знатные бегуны. Я-Эльрик за ними, в бытность свою лояльным шефанго, и не пытался угнаться.

Что уж сказал там этот эльфоподобный капитану, я не слышала. Однако тот кивнул. Развернулся. И отправился в замок. Ну, конечно, не простые гости сюда явились. Как же! Из Белого Креста крысы боевые. А гости не долго думая направились в казарму, куда как раз принесли ужин. Я пошла за ними. Любопытство — страшная вещь.

Мои исманы уже и отужинали, и помолились, и в кости продуться успели. Точно продулись, по лицам видно. Эх, пацаны! Учить их еще и учить. А графские солдаты, звеня котелками, только-только потянулись получать свою порцию армейской баланды.

Нашлись, кстати, и посуда, и баланда для двоих гостей. Баланды, понятно, не жалко… Но почему-то мне обидно стало. Моих парней небось ужином за графский счет не кормили. А приезжие уселись на скамью, причем длинный сразу вытянул ноги, перегородив ими полказармы. А у маленького ноги до земли и вовсе не достали.

Уселись они.

Сняли капюшоны…

Шфэрт плэрессе! Эльф!

Прокрутив в памяти все известные мне ругательства, я начала различать детали. Вот ведь, мало мне того, что этот длинный — эльф. Так он еще и урод. В смысле — альбинос. Я, конечно, тоже… Гм… да. Но я альбинос только наполовину. Глаза у меня не черные, как полагалось бы, а нормального красного цвета. И у эльфа. Нормального. Красного. Да только у него и кровь такая же.

«Тресса, — мрачно подытожила я, — вы с ним похожи». На спутника его я обратила внимание уже после появления Кины. Гоббер как гоббер. Ничего особенного. Ну, опуская то, что он из Белого Креста. Но после обилия эльфов в этих краях гобберы-анласиты меня уже не удивляли. А менестрелька действительно появилась скоро, как и обещала. Поискала меня взглядом. Нашла. И радостно устремилась в мою сторону, словно не замечая одобрительного гула собравшейся солдатни. М-да. В моем присутствии она, судя по всему, вообще ничего не боялась.

— Тресса, ты знаешь… Там, у графа, у него сын…

— Мерзавчик.

— Ну… да. Похоже. Я сказала, что всегда ночую с тобой в одной комнате.

— Что?!

— А что такого? Он говорит, вам удобно в ваших покоях? Если что-то не так, скажите, я распоряжусь и…

— Ближе к делу, Кина. Как затаскивать девочек в постель, я знаю сама. Ты сказала, что ночуешь с кем?

— С тобой. С тобой-Трессой! — До нее наконец дошло. — Ну, конечно, с тобой-Трессой. Я же помнила, что. ты собираешься женское обличье принять. Кстати, здравствуй.

Определенно, она надо мной издевается.

— Давно не виделись. Ну ладно. Составлю я тебе компанию. Пусть приходит графеныш.

— Спасибо.

Кина соизволила наконец заметить, что мы с ней не одни. Она мило поулыбалась солдатам. Помахала ручкой моим исманам. Потом взглянула на эльфа…

Взглянула еще раз.

А он — на нее.

«Ладно, — решила я, — пусть поживет пока этот длинный. Мне ни он, ни коротышка, похоже, не опасны. Эльф с менестрельки моей глаз не сводит. Гоббер в миску уткнулся, если бы мог — целиком бы туда залез. А вот Кина альбиносом заинтересовалась, и это славненько — все девочке веселее…

«Стоп! А как же я-Эльрик?!» Это, кажется, ровным счетом никого не волновало.

— Слышь, красотка… — Кряжистый солдатик из графских, как его бишь… да, Дорли, кинул на меня осторожный взгляд и поправился:

— Простите, госпожа, вы, я вижу, менестрель.

Обращался он, понятное дело, к Кине, а не ко мне. А на меня косился, потому как понял чутьем своим солдатским, что если тут за неучтивость от кого и можно получить, так как раз от благородной леди Трессы.

Эльфиечка Дорли окинула безразличным взглядом. Лютню с плеча сняла. Расчехлила ее эдак неспешно. И даже подстраивать не стала — только что, видать, в замке распевала для публики благодарной, — сразу пальцами по струнам. Лютня аж вскрикнула. То ли заговорила, то ли заплакала, то ли смехом рассыпалась. Одна музыка. Без слов. Зачем такой музыке еще слова какие-то?

Честно скажу — мало кого эльфийская музыка равнодушным оставит. Этого у них не отнимешь — умеют. В казарме не то что говорить — есть перестали. Все как один на Кину уставились… Не на Кину даже. На музыку. Если можно музыку увидеть. Эту можно было. И увидеть. И почувствовать.

Только маленький, тот, который гоббер, спрыгнул со скамьи и отправился на улицу. Судя по всему, к музыке он равнодушен. Поколебавшись между желанием послушать Кину и любопытством, я выбрала второе. И, оставив менестрельку под сомнительной охраной длинного, пошла вслед за гоббером. Воздухом подышать. В казарме, знаете ли, душно.

Половинчик дотопал до ворот. Уселся там на скамеечку. Для чего в воротах скамеечка? Чтобы страже спать удобней было? И достал из кошелька на поясе трубку и кисет с табаком.

Ага. Вот и повод познакомиться.

Моя трубка всегда была при мне. Что поделаешь, вредная привычка, подхваченная еще на Востоке, с веками не только не исчезла, а, наоборот, усилилась. Я подошла к гобберу. Села рядом. Набила трубку. Поискала огниво. Для порядка чертыхнулась и обратилась к нему, старательно запихивая огниво подальше в кисет:

— Почтеннейший, у вас не найдется огонька?

Половинчик подскочил. Выронил трубку и рухнул на колени перед скамейкой мне в голову не пришло, что он преклонил колени передо мной).

— Кто вы, Прекрасная Дама?

— Что?!

Боги! Шефанго с эльфийским голосом. Прекрасная Дама… Нет, я не спорю, с точки зрения Ям Собаки, я очень даже ничего. Но гоббер…

Меня разобрал смех.

Половинчик поднялся с земли, изумленно на меня таращась. Трубка его валялась шагах в трех от нас, но он не смог бы ее разглядеть. Темно. И меня разглядеть он не мог. Даже то, что я в маске.

— Чем вызван ваш смех, миледи? Я попыталась ответить, но снова рассмеялась. В конце концов, отсмеявшись и отдышавшись, я таки прикурила от его огнива. Подняла и вручила гобберу его трубку. А потом, затянувшись, дала ему разглядеть мои глаза.

— Вы не эльфийка?

— Вы на диво сообразительны. И полагаю, теперь понимаете, что называть меня Прекрасной Дамой…

— Я знаю, что говорю, — упрямо заявил гоббер. — Вы прекрасны.

— Ладно. Спорить я не собираюсь, поскольку полностью с вами согласна. А вы кто?

— Сим, — церемонно поклонился половинчик. — Монах ордена Белого Креста.

— Гоббер-Опаленный? Забавно.

— Я сумел преодолеть заблуждения предков. И нашел дорогу к Господу. Который является истинным Богом и карает тех, кто примет дары Его.

— Бредово звучит; извините, конечно.

— Да я и сам иногда сомневаюсь. Это все и вправду на бред похоже. — Гоббер пожал плечами. — Но попробуйте растолковать что-нибудь отцу-настоятелю.

Слово за слово. Хвостом по столу. Сим оказался существом разговорчивым. Но меру знал. Он рассказал, что они с Элидором, этим самым эльфом, уродом красноглазым, выполняли задание своего ордена. А теперь возвращаются.

Один из монастырей Белого Креста располагался в часе езды от замка.

Я эти места недолюбливала. Если орденские монахи кого за рилдиранина примут, тут только успевай сматываться. А я этого делать сроду не умела. А вообще, этот самый Крест обладал в Западной части Мессера немалым влиянием. Вот почему монахов наших так шустро в замок впустили, и капитан на раз-два побежал об их прибытии докладывать.

— Послушайте, Сим, а эльф, он что, тоже верующий?

— А как же. Такой же, как я.

— Понятно.

— Элидор у нас — ух! — неопределенно заметил гоббер. — Видали, какой он мрачный? У него эта… как ее… амнезия!

— Что-то венерическое?

— И это тоже. Но чуть позже.

— Ничего не понимаю.

— Амнезия, — важно объяснил мне Сим, — это потеря памяти. Он ее потерял. Совсем. Ничегошеньки не помнит. А потом еще женщина. А у него целибат. Но он женщину все равно… того. По заданию ордена. А орден его за нарушение целибата тоже… того.

— Что? И он позволил?

— А куда от отца-настоятеля денешься? Тут Сим, видимо, осознал двусмысленность последних фраз и поспешил разъяснить:

— Да вы не подумайте чего! В монастыре на него, по воле Божьей, просто епитимью наложили. Сур-ровую. Стр-расть!

— Сим, а вы в монастырь надолго вернулись?

— Нет. Нас теперь обоих накажут, — сообщил гоббер с ноткой гордости.

— Накажут и пошлют.

Определенно, наш разговор так и норовил свернуть в области, более подходящие мне-Эльрику, а не воспитанной даме Трессе. А в Картале усилен гарнизон. И монахи вернулись, выполнив задание Белого Креста. Назовите меня мнительной идиоткой, но я могу косу дать на отрезание, что вернулись они с Востока.

Интересно.

Меня, кажется, опять потянуло залезть в самую гущу событий. Назовем это так. Однако следовало подумать о Кине. Тащить ее с собой в эту самую гущу было бы с моей стороны свинством.

Но неужели в самом деле война? Успеем мы проскочить через Эзис до того, как там перекроют границы и начнут кидаться на всех неверных? Я-то одна где угодно пролезу…

К тому же меня в Эзисе еще помнят. Другое дело Кина. А вообще, когда у исманов война, на Эннэм они начинают коситься нервно. Ну и на тех, кто в Эннэм едет, тоже смотрят неласково. Мы с Кипой как раз в Эннэм и собирались… Рискнуть? Или не стоит? А если не стоит, то куда податься?

Что у нас поблизости?

Аквитон.

Если война намечается достаточно серьезная, это герцогство тоже будет затронуто. Плохо. Значит, нам следует как можно скорее миновать его и рвать когти дальше на запад. На юго-запад. Минуя Румию, полную озверелых анаситов, в Эллию. Там народ потерпимее. И Боги поприличнее.

Сим между тем не молчал. Обстоятельно, в подробностях и абсолютно бестолково он излагал мне какую-то бесконечную историю, случившуюся в бытность его еще послушником с одним из монахов, хорошим другом Элидора и знакомым его, Сима. История была каким-то образом связана с винным погребом, сучковатым посохом настоятеля, женщинами в келье и еще многими и многими вещами. Пытаться вникнуть в сюжет было бесполезно. И я не вникала.

Румийцы сейчас всеми силами влияют на общественное мнение всех приграничных государств. Западных, в смысле. На общественное мнение Эзиса им влиять незачем. Как-то там отреагируют на появление двух язычников, да еще и нелюдей? Да еще если один из нелюдей будет красивой девушкой? Плохо отреагируют. Даже на Кину плохо отреагируют. А на меня вообще всегда реагируют плохо.

— Сим.

Гоббер замолк на полуслове.

— Послушайте, вы говорили, что в монастыре не задержитесь.

— Еще бы! Ха! Тамошний отец-настоятель… Нам еще и подпнут напоследок, чтоб быстрей бежали.

— Опять на Восток?

— Почему опять? — Сим примолк, попыхивая трубочкой. — Ну, может, и опять, конечно, мы где только не бывали. Я не знаю, если честно.

— Вот что, мы с Киной, пожалуй, присоединимся к вам. Никаких срочных дел на Востоке у нас нет. А этот ваш Элидор ей, кажется, понравился.

— А вы мне понравились.

— Мы обсудим это попозже.

У ворот забегали. Засуетились. Снова загрохотали по мосту копыта, и проскакал мимо нас всадник, ведя на поводу двух свежих коней. Под новенькими седлами развевались черно-белые попоны с изображением крестов. Всадник подлетел к воротам казармы. Гаркнул туда нечленораздельно. Поклонился показавшемуся в дверях Элидору и сгинул. Оставив лошадей.

— Нам пора, — сказал Сим. — Если вы с нами, то дождитесь нас в городе; Здесь трактир есть, «Оранжевая устрица». Идет?

От названия меня передернуло. Люди бывают на редкость изобретательны. Однако Сим ждал.

— Идет. — Я выбила трубку; Гоббер почтительно склонился к моей руке, чуть вздрогнув все-таки при виде когтей. Хотя время на маникюр я всегда выкраиваю, и выглядят мои когти очень прилично.

А потом половинчик запрыгнул в седло. Именно запрыгнул. Как кошка на забор. Свистнул по-разбойничьи. И монахи исчезли за воротами замка. Только дробный топот копыт гулко разнесся по каменному двору.

Совершенно секретно.

Настоятелю монастыря Жерара Беспощадного отцу Лукасу.

Направить в Мерад брата-бойца. Цель: изъять у сераскира Мерада, Самуда, перстень с рубином (описание перстня в приложении).

Для прикрытия истинной цели выхода убить Самуда. Перстень доставить в любой монастырь ордена — все настоятели пограничных с Эзисом областей предупреждены.

7 мая 1375 г.[1]

Военный секрет ордена Белого Креста.

Брат Роман.

Совершенно секретно.

Брату Роману

Операция по изъятию перстня у сераскира Мерада провалилась. Перстень не обнаружен.

Операция прикрытия проведена великолепно.

14 июня 1375 г.

Настоятель монастыря Бальдора Смиренного,

отец Гейнард.

— Простите, что тревожу вас в столь поздний час, почтеннейший Сулайман, но дело не терпит отлагательств — Эльрик пригнулся, проходя в дверь, а потом аккуратно прикрыл ее за собой.

— Для тебя, десятник, у меня всегда найдется время. — Исман повозился, пытаясь поудобнее устроиться в кресле. Кивнул на соседнее. — Присаживайся. Вот фрукты. Халва. Кушай. Кури. Зачем, торопиться с разговором?

— Не сочтите меня невежей. — Шефанго сел в кресло и жестом отказался от вина, — Однако как раз у меня времени не слишком много. Я увольняюсь.

— Зачем?

— Дела. В другом месте. Совершенно неожиданные. Поставьте командиром Масхута, парень справится.

— Э-э-э. Ты, Эльрис, очень спешишь. — Сулайман отщипнул виноградинку. Посмотрел сквозь нее на огонь свечи и неторопливо отправил в рот. — Какие могут быть дела у бессмертного в мире смертных? Я хочу предложить тебе, как это называется на Западе… контракт.

— Нет.

— Ты, наверное, не понимаешь, Эльрис. Это очень хороший контракт. Очень выгодное предложение. Ты станешь богатым. Ты хороший воин, а мне нужны такие воины. Послушай, я дам тебе одну сотую долю от всей своей прибыли.

Принц поморщился:

— Благодарю. Но, право же…

— Две доли.

— Почтеннейший…

— Послушай. Я очень богат. А ты беден… Разве ты не хочешь стать богатым? Я помогу тебе. Из одной только любви к ближнему своему помогу тебе разбогатеть, стать уважаемым человеком, приму в свой дом, в свою семью, как родного.

Эльрик зевнул.

— Все, Сулайман. Я предупредил. Рекомендации дал. Разбойники перед войной все равно попрятались, доедете спокойно.

— Пять долей.

Де Фокс поднялся.

— О сестре подумай, — холодно прозвучал голос купца. — Война будет, ты прав. Но ты ведь не знаешь даже, что это будет за война. Мир еще не видел таких. Наступило очень плохое время для шефанго, Эльрис. За ваши головы не дают уже и ста монет. Ты ведь не убережешь свою певунью. Сам не выживешь. И её потеряешь.

— Плэресс шфай, тэшэр холль флайфе… — прошелестело в комнате с пугающим присвистом. Метнулась над плечами коса, когда Эльрик резко развернулся к Сулайману, и алым засветились в темноте его страшные глаза.

— Что ты знаешь? Говори.

— Эльрис…

Шефанго скользнул к купцу, вытаскивая широкий, длинный нож:

— Что ты знаешь о войне?

В дверь постучали и тут же распахнули, не дожидаясь ответа.

— Господин Сулайман, к вам… — Мальчишка в ливрее шагнул через порог. Увидел застывшего в кресле исмана. Увидел шефанго. Вскрикнул и шарахнулся к дверям, запутавшись в собственных ногах:

— Стража! Стража-а!!!

— Не ори, придурок, — оборвал его Эльрик. Отвернувшись от купца, шефанго без раздумий направился к низкой кровати. Пошарил под подушкой.

Извлек туго набитый монетами мешочек и вышел из комнаты.

Заполошно заорал вдруг Сулайман, призывая на помощь Джэршэ и графских вояк. Но раньше, чем, примчались встревоженные солдаты, принц растворился в глухой темноте коридора.

— Кина… Ты спишь?

— А? Нет еще. Эльрик. Ты чего такой?

— Пойдем. Надо уходить.

— Почему? Куда?

— В город.

— Что случилось?

— Пока ничего.

Кина села на постели, убирая с лица рассыпавшиеся волосы. Потянулась к одежде. В коридоре послышался топот бегущих ног. Лязганье металла.

— Собирайся. — Эльрик отвернулся к дверям, вынимая из петли на поясе свой огромный топор. — И побыстрее, девочка.

Эльфийка послушно начала одеваться. Она ничего не понимала, но если Эльрик сказал, что нужно выскакивать из постели и посреди ночи, уходить из гостеприимного замка… Может, оно и к лучшему? Очень уж докучливый у графа сынишка.

— Готова? — не оборачиваясь, спросил шефанго. Кина снова не узнала его голоса, как тогда, во время драки со Змеем. Завораживающая мягкость исчезла, словно Эльрик не говорил, а рычал, пытаясь оформить в слова звериное клокотание в горле.

— Сейчас. — Девушка натянула легкие сапоги. Начала было заправлять в них штанины, но плюнула и оставила как есть.

— Не отставай от меня. — Глаза принца полыхнули в темноте, когда он мельком взглянул на эльфийку. — Держись в кильватере… Зеш! Точно за спиной, ясно?

— Эльрик…

— Ясно?!

— Да.

— Пойдем.

Он пинком распахнул тяжелую дверь. А дальше Кина видела происходящее смутно, помня только о том, что нужно ни в коем случае не отставать от де Фокса. Перед глазами взлетала то и дело длинная белая коса, скользящая между лопатками Эльрика. Слышались иногда вскрики, глухие удары, ругательства. Кина спотыкалась обо что-то мягкое, стонущее. Шефанго, до этого молчащий, вдруг зарычал так, что вздрогнули каменные стены. Стало страшно. А вместо глухого стука раздался непонятный влажный хруст. И сразу Эльрик дернул эльфийку за руку:

— Пойдем!

Она успела краем глаза заметить разметавшийся по полу плащ с тремя широкими языками пламени.

Потом был дохнувший прохладой двор. Огни факелов, суета и крики. Но Эльрик проволок ее сквозь всю эту кутерьму, держа за руку. В другой руке шефанго сжимал свой топор. И лезвие его отсвечивало красным. Их то ли не заметили, то ли не поняли, что нужно хватать и держать.

В казарме столпились у входа вооруженные исманы. Солдат графа здесь уже не было.

— Сулайман! — рявкнул Эльрик. — На него напали! Вперед, мать вашу! В замок! Хозяина спасать надо!

Охранники, привыкшие за три недели пути повиноваться новому десятнику беспрекословно, вылетели во двор, и Кина услышала оттуда лязганье вперемешку со смачной руганью.

Де Фокс подхватил свой мешок. Забросил на плечо. Остановился на секунду, прислушиваясь к нарастающему снаружи ору. Коротко выдохнул.

— Идем дальше, — сказал уже нормальным голосом.

И Кина вновь побежала за ним, уже не пытаясь задавать вопросы.

Ей не было даже страшно, пока они крались вдоль стены казармы к закрытым воротам. Во дворе резали друг друга солдаты графа и десяток Сулаймановых вояк. Исманы, рвущиеся в донжон, держались пока — картальские пехотинцы, привыкшие драться в строю или отбиваться со стен замка, оказались совершенно не готовы к нападению изнутри. Верткие бритоголовые тени скользили между ними. Сверкали сабли. Азартно хэкали проворные Сулаймановы бойцы, нанося стремительные, скользящие удары. Преданные хозяину, как собаки, охранники купца даже не помыслили о том, что им не справиться вдесятером с полутысячей одоспешенных вояк. Они знали, что должны спасти Сулаймана или умереть вместе с ним.

«Жалко мальчиков». — Эльрик огляделся — у ворот никого не было, вся стража принимала участие в неожиданной и непонятной бойне. Никто не рвался в замок снаружи, опасность была внутри.

— Вперед. — Шефанго открыл узкую калитку.

— А лошади?

— Подарим графу. — Эльрик аккуратно подтолкнул Кину и вслед за девушкой выскользнул в прохладную ночь. Калитку за собой он плотно закрыл.

— А теперь — в город.

Совершенно секретно.

Магистру ордена Белого Креста.

Согласно имеющимся у меня данным, связь между Бичами Божьими и исманами поддерживается через исманского купца Сулаймана, который регулярно ходит с караванами между Готхельмом и Мерадом.

22 августа 1370 г. Мерад.

Брат Квинт.

Мальчик, в обязанности которого входило открывать дверь запоздалым постояльцам, подскочил на лавке. Его мирный сон был грубо потревожен тяжелым резким стуком в дверь.

— Сейчас, сейчас! — заорал мальчишка, спеша на стук и спотыкаясь о лавки. — Сейчас! Да что ж вы стучите-то так! Сейчас открою.

Он отодвинул тяжелый засов. Вскрикнул. И сел на земляной пол.

В «Оранжевой устрице» никогда раньше не видели шефанго.

— Хозяин где? — прошелестел откуда-то из поднебесья низкий, завораживающий голос.

— Спит, — пискнул мальчишка, боясь открыть глаза.

— Веди.

— Заругается.

— Пусть попробует. Да вставай ты, малахольный! Парень встал на ноги. Осторожно приоткрыл один глаз. Увидел пряжку широкого ремня и лезвие огромного топора, висящего в петле.

— Мама, — неуверенно пробормотал он.

Какая-то неведомая сила подхватила его за шиворот. Развернула. Подтолкнула в спину, придав легкое ускорение. И тот же голос напомнил:

— Веди.

Мальчишка повел.

А куда ему, скажите на милость, было деваться?

— Господин Лорке, тут… к вам. Господин Лорке! Господин Лорке, да проснитесь же!

— Что такое?

— Вас просят.

— Гони в шею!

Вместо неуверенного мальчишеского голоса хозяину ответил рыкающий бас:

— Не уверен, что у него получится. Долго еще прикажешь тебя дожидаться?!

Деньгами от голоса и не пахло. Зато от него ощутимо попахивало оружием и трудно сдерживаемым гневом. Лорке Лысый нашарил мягкие тапочки. Зажег лампу и пошлепал к двери.

Он не дошел. Дверь вылетела сама. Точнее, влетела. В комнату.

— Интересно, — услышал трактирщик, — она вовнутрь открывалась или наружу?

Теперь в голосе вместо гнева прослеживался задумчивый интерес.

— Наружу! И вам это дорого обойдется! — разъярившись, ответил Лорке, перешагивая через обломки и высоко подняв лампу. Он пожалел об этом в следующее же мгновение. Потому что из темноты выдвинулось кошмарное лицо, наполовину закрытое маской. Сверкнули в неярком свете алые бельма глаз. Клацнули клыки:

— Явился. Выползень.

— С нами Святой Огонь! — Трактирщик осенил себя Знаком. Левой рукой. Потому что в правой держал Лампу. Лампа дрожала.

— Как Огнь чертишь?! — рявкнуло чудовище… или демон? Лорке сглотнул. Лампа задрожала сильнее.

— Ненавижу, — тоскливо раздалось из темноты. — Что ж вы трусливые-то все такие. Ладно. Сколько у тебя постояльцев?

— М-много… мало… так, средненько…

— Успокойся, мы не грабить пришли. Значит, средненько. Гони всех к акулам.

— Зачем?

— Не люблю любопытных. Сказано: гони.

— Но…

— Держи. — Страшная когтистая лапа сунула в потную ладонь Лорке пять крупных золотых монет.

— Что, прямо так и гнать? Ночью? Он даже в дрожащем свете лампы разглядел блеск еще нескольких желтых кругляшей:

— Это получишь, когда сделаешь, что сказали. И еще, нам нужна комната.

— За комнату отдельно.

— Вот нахал. — Демон удовлетворенно хмыкнул. — А ежели я тебе сейчас глотку перерву?

— Понял. — Лорке вздохнул и отправился выполнять распоряжение неожиданного гостя.

Когда суета и недовольные возгласы утихли, а поднятые среди ночи раздраженные постояльцы разбрелись по городу в поисках пристанища, Эльрик, до того настороженно стоящий у дверей, ссутулился и прикрыл глаза:

— Спасибо, Тарсе. — Он даже не заметил, как испуганно поморщилась Кина. Потом шефанго выпрямился, словно успел отдохнуть за мгновения короткой молитвы и словно впервые увидел эльфийку.

Кина стояла посреди комнаты, послушно держась подальше от окна, но не подходя к дверям. Синие глаза распахнуты, прикушены красивые губы, напряженно вскинутая голова и разметавшиеся по плечам, не собранные в прическу волосы. Эльрик с трудом отвел взгляд от тонкой белоснежной шеи девушки, от распахнутого ворота надетой впопыхах рубашки. Как всегда, после короткого боя в нем клокотала сила. Сила, требовавшая выхода. Принц сглотнул и сплел тонкие пальцы на древке топора.

— Эльрик?

— Падай. И спи, — хрипло бросил де Фокс, не отходя от двери.

— Эльрик, тут всего одна кровать.

— Зато большая. Да не бойся ты… Боги… — Он бесшумно прошелся от стены к стене, как запертый в клетке зверь. — Не бойся, — сказал уже спокойнее. — Я все равно ложиться не собираюсь. Какой тут, к акулам, сон?

— А… как же тогда?

— Что?

— Ну. — Кина нерешительно помялась. — Тебе же отдохнуть надо.

— Чего? — Эльрик развернулся всем телом и оглядел ее с головы до ног, насмешливо кривя губы. — Малыш, ты еще не поняла, что шефанго не устают?

— Почему?

— Мы же не эльфы. Все. Ложись. — Он подвинул ближе к дверям громоздкий, тяжелый стул. Сел, отвернувшись от девушки, и снял с пояса флягу.

— А что эльфы? — шепотом буркнула Кина, раздеваясь и быстро заскальзывая под прохладное одеяло.

— Да ничего. — В голосе принца ядом сочилась издевка. — Ехали-то всего с неделю, а умотались, будто всю дорогу на руках бежали.

Кина догадалась, кого Эльрик имеет в виду. Но не стала уточнять. И комментировать не стала. Она вспомнила, что шефанго слишком хорошо слышат.

Эльрик де Фокс

Да-а. Влипли, ничего не скажешь. И это называется «спокойно дожить оставшиеся годы»? Да я так «спокойно» жил последний раз в Готской империи. Чтоб их всех веслом пристукнуло.

Мальчиков жалко. Хорошие были мальчики у Сулаймана. Верные.

И глупые.

Верность — это всегда глупо.

Ну ладно, Флайфет с ними, с мальчиками, так и так они смертными были. Да к тому же умерли не зря. Можно сказать, ради прекрасной дамы. Хрен бы мы из замка смотались, если бы они стражу на себя не отвлекли.

Но что же болтал Сулайман насчет войны? «Плохое время для шефанго…» Почему вдруг? И почему эльфы шляются по Материку, как у себя дома? Не успел купца порасспросить… Дурак. Ой дура-ак! Нет чтобы побеседовать вежливо, спокойно, обходительно. Умею ведь.

Зря он про Кину ляпнул. Вскинуло меня. Плохо это. Не люблю я, когда меня вскидывает. Тогда Зверь на волю рвется, и я уже ни о чем другом не думаю, кроме как его удержать. Зверь-зверюга, что же мне с тобой делать? Что мне с собой делать? И куда нам с Киной сейчас податься?

А рыцарь там откуда, вот что я хотел бы знать. Орден Бича Божьего на тропе войны? В поисках нечистой, силы аж в Карталь забрались? И ведь что характерно, принимают их там, надо полагать…

Мит перз… Ас турхе гратт, ханзер хисс! Он же К Сулайману шел. Великая Тьма и мудрые хисстары, а я-то, тупица… Подумал же еще, с каких это хренов «Бич» в одном строю со стражей замковой рубится? Да ни с каких. Случайно он туда попал. Случайно и подох, скотина. А шел к купчине моему разлюбезному, Сулайманчику паскудному, торгашу исманскому. Все верно.

Нечего ему больше было в том крыле делать. Там специально для джэршэитов комнаты… даже молельня, кажется, есть. Нет, не забредет туда рыцарь Бича Божьего случайно, или я окончательно перестал что-то понимать. Но… Эзис и Готская империя. Нет. Все-таки чего-то я не улавливаю.

Карталь, Карталь. Что за место такое поганое? Никогда это графство не любил.

Угораздило же его разместиться на самой границе с воинствующими исманами. Понятно, конечно, что и на границе кому-то жить надо. Но почему же здесь из поколения в поколение графья один паскудней другого рождаются? На обе стороны задницы лижут. И Востоку, и Западу.

И Озаренным, и Опаленным. И Хранителю Румийскому, и султану Эзисскому.

Эльрик-Предатель, хисс т’норре гроф. Как рассуждать-то стал! Сам лучше ли?

Не лучше.

Но я-то хоть за идею убивался. А эти?

Как только наклевывается очередная война или войнушка, в Картале уже знают, перед кем хвостом вилять. Если перевес сил на стороне Востока, местный граф делает вид, что он к анласитам ни малейшего отношения не имеет, и без вопросов пропускает войска Эзиса через свою территорию. Какое-то время джэршэиты бесчинствуют в баронствах. А потом армии баронов дают им пинка.

Карталь вспоминает, что и он государство западное. Враг бежит. К графу никаких претензий — выжидал удобный момент… Через какое-то время ситуация повторяется. Как графству это с рук сходит, я до сих пор понять не могу. Может быть, конечно, у меня времени для наблюдений было больше, чем у смертных…

Помню, как строился этот замок. Лет триста назад. Сами-то баронства лет пятьсот как существуют. Но до этого они только назывались баронствами — так, несколько деревенек, и одна большая, в которой собственно правитель обитает.

Народ сюда бежал, как будто ему медом намазано. Не сказать, чтоб приличный какой народ — все больше ублюдки, от закона спасающиеся. Однако тоже люди. Тоже работать умеют. Здесь всех принимали.

А лет через пятьдесят столько набежало, что с баронствами и по ту сторону Хребта считаться стали. Тогда здесь пошла повальная мода замки строить. Карталь, правда, всерьез не принимал никто. Земли эти всегда буферными были. С одной стороны Эзис. С другой — Опаленные. С третьей — вовсе язычники. А тут появился какой-то молодой нахал и права на них предъявил.

Земли ничейные. Народ на них — ничейный. Исманы ли, румийцы ли — приходят, грабят, жгут и уходят. Одно слово — буфер. Только посмеялись над парнем. Помнится, я даже поспорил с драконом одним. Он утверждал, что ничего путного из затеи этой не выйдет. А я говорил, что люди если уж за что-то берутся, то делают.

Серьезно мы тогда поспорили. Дали смертным полторы сотни лет на все про все. И ждали. Я доспех свой на кон поставил, из лунного серебра. А он — перстень с рубином Кровавым. Таких рубинов в мире сейчас не осталось. Мой, может, и бродит еще где-то… Кому же я его подарил? Нет, не помню. Легко пришло — легко ушло. Первый раз в жизни я спор выиграл. И последний. Больше с тех пор ни с кем не спорил.

М-да. А Карталь стоит себе.

И первый-то граф, кстати, очень порядочным человеком был. Это потом пошел бардак. Воздух здесь вредный, что ли?

Тут-то в дверь и поскреблись.

То есть в нее постучали, но это я уже потом понял, когда с топором в руках в коридор вылетел, готовый крушить и убивать. Всех убивать. Там, за спиной у меня, Кина была.

Они разлетелись в стороны, как кошки, разве что не зашипели, когда оружие выхватили.

Сим с Элидором.

И, хвала Богам, пружина во мне перестала сжиматься. Даже захотелось к стене привалиться и вздохнуть от облегчения. А кого я, спрашивается, ожидал? Рыцарей Бича Божьего?

— Эльрик де Фокс. — Я поклонился.

— А… где Тресса? — странным каким-то голосом спросил гоббер.

— Шефанго меняют пол на раз-два, — мрачно сообщил ему Элидор.

Я пригласил их проходить, но вошел первым. Мало ли что… Хотя напрягался, надо сказать, скорее по привычке. Не собирались монахи убивать. Ни меня. Ни Кину. Пока, во всяком случае.

Совершенно по-хамски — все мое воспитание куда-то улетучилось, когда я увидел, как эльф посмотрел на менестрельку, — я сел и только потом вспомнил, что и гостей усадить надо. Ладно. Принц я, в конце концов, или нет? Впрочем, они, кажется, и без приглашения сели бы. Выглядели мужики тоже… Так себе, прямо скажем, выглядели. У них, сдается мне, ночка покруче моей была.

И во фляге ни капли.

Дерьмо!

Молчание нарушил Сим:

— А как же Тресса?

Зеш! Я забыл совсем, как мы с половинчиком познакомились. Вот не было печали! Мало мне всего на сегодня, еще и гобберы сумасшедшие в гости приходят.

— Понимаете, Сим, мне сейчас удобнее оставаться в мужском облике. Из-за сложившихся обстоятельств.

— Что вы устроили в замке? — Это Элидор голос подал. — Прирезали единственного и любимого сына графа? Интересно, эльфы так шутят? Или он серьезно?

— Немного поспорил со своим нанимателем, — сообщил я в тон монаху. — Потом к спору присоединились все присутствующие. А мы уехали.

Тут Кина и проснулась. Я лицом к кровати сидел. Вот и увидел… как она улыбнулась. Нет, не мне — если бы она мне так улыбалась! — эльфу этому, порождению ночных кошмаров. Такими, как он, только детей пугать. Правда, Кина дитя дитем, но не боялась, судя по улыбке, ни капельки.

Элидор обернулся к ней.

Потом посмотрел на меня.

Нехорошо так посмотрел. Оценивающе. Я у него в глазах отчетливо собственные мысли прочитал. Насчет кошмаров ночных и детей. Только в переложении с зароллаша на эльфийский.

— Эльрик, представьте нас.

М-да. Представить надо. А-то совсем как-то невежливо выходит.

— Это Сим. А это Элидор. Они монахи. Вот. Вроде не нахамил и в то же время гадость сказал. На душе даже как-то веселее стало, несмотря на все межэльфийские улыбочки.

— А вы, как я понимаю, Эльрик-Предатель, — кивнул мне Элидор. — До сих пор домой не пускают, да?

Гм. Ладно. Один — один. Но я хоть в маске, эльфу лица моего не видно.

— Не пускают. Сим сказал, что вы на Запад собираетесь.

— Передумали на Восток ехать?

— Война будет. Не люблю войны.

— Надоели за десять тысяч лет? Какой у Элидора тон участливый стал… Я сам себя стариком почувствовал.

А Кина с Симом ахнули только:

— Десять тысяч?!

Посмотрела эльфиечка на меня… Нет, на потенциальных любовников так не смотрят. Козел ты, Элидор! Все эльфы — козлы, но ты…

Эльф скалился, довольный произведенным впечатлением. Пацан! Сопляк! Щенок! Сколько ему лет, интересно?

— Кстати, а что там за история с нарушением целибата? Сим вчера рассказывал…

Ага! Счет снова сравнялся. Монах плечом дернул и поморщился.

— Что такое целибат? — искренне спросила Кина. И все испортила.

А гоббер, улучив момент, тут же в разговор ввязался:

— Нам все равно нужно рассказать. Миссия-то была карательная, и надо о ней на всех углах раззвонить. Эльрик, ты же ведь не джэршэит?

— Обрезание вам делали? — уточнил Элидор.

— Да о чем вы, наконец? — Кина всех вопросительным взглядом обвела.

— Не делали, — сообщил я достаточно мрачно, чтобы тему закрыли.

— Ладно, — вздохнул эльф. — Им можно и рассказать. Он развалился на стуле, поглядывая на Кину. И вытянул ноги, как и в казарме, заняв ими максимально возможную площадь.

— Я расскажу! — обрадовался Сим.

Элидора перекосило, как от кислого. Несмотря на искреннюю свою неприязнь, я не мог ему не посочувствовать. Путешествовать в компании гоббера можно лишь в том случае, если у гоббера отрезан язык и связаны руки. Чтоб говорить не мог. Никак. У Сима и руки, и язык были на месте. Более чем, судя по лицу эльфа.

— Уж лучше я, — прервал он половинчика. Помолчал, явно стряпая в уме удобоваримую историю, в которой, много сказав, не рассказал бы ничего путного, и начал:

— В-Мераде мы должны были убить некоего Самуда…

— Самуда Эсенги, — встрял Сим.

— Сераскира?! — Я не удержался. Не каждый день такие вещи так вот запросто слышишь.

— Ну что-то вроде. — Элидор хладнокровно кивнул.

— Пришить-то мы его пришили, — вновь ввернулся Сим. — Но он опрокинул лампу, а Элидору дали по голове. Пришлось мне вмешаться. А я потерял сознание. Позже.

— По дороге были неприятности, — невозмутимо, словно его не перебили, продолжил эльф. — Тогда Сима и стукнули. Но, в общем, из Эзиса мы ушли неплохо. Полтора десятка трупов — это достаточно громкое убийство.

Забавно.

— А что сейчас?

— А сейчас нас отправили в курию ордена. В Аквитон.

— Зачем?

— За заданием.

— Ага. — Ничего умнее мне в голову не пришло.

— Знаете что, — подала вдруг голос Кина, и все как по команде взглянули на нее. — По-моему, вам всем для начала выспаться надо. И шефанго. И эльфам. И гобберам. Благо комнат хватает.

Я, видимо, посмотрел на нее как-то очень удивленно.

Потому что эльфиечка нахмурилась:

— Эльрик, давай сейчас я командовать буду, хорошо? А то ты скоро на всех без разбору кидаться начнешь.

У меня язык отнялся. А девчонка это как согласие восприняла.

— Вот и чудесно, — говорит. — Чтоб через минуту спали как миленькие. Вольно! Можете идти. И мы пошли. М-да. А что нам еще оставалось?

Утром, в скудном сереньком свете, пробивающемся сквозь щели в ставнях, комната выглядела отвратительно. Чистое белье да тюфяки со свежей соломой — это все, чего удалось добиться Эльрику, и то лишь после того, как он снова до полусмерти перепугал хозяина.

Принц потянулся и сел, брезгливо оглядываясь вокруг.

Грязный пол. Обшарпанные стены. Стол даже на вид был колченогим. А ставни, судя по заржавленному крючку, не открывались со дня постройки «Оранжевой устрицы».

«Это даже на постоялый двор не тянет», — констатировал де Фокс. И отправился во двор умываться.

Потом он пару часов разминался, пока не разогнало серые сумерки поднявшееся наконец солнце. В гостинице стояла испуганная тишина. И Кина, и Сим с Элидором еще спали. Эльфиечка вообще любила понежиться в постели. Пока они путешествовали с караваном исманов, Эльрику каждое утро приходилось будить ее к завтраку.

Вращая вокруг себя тяжеленным топором, со свистом рассекающим воздух, шефанго вспоминал — отчетливо, до последних деталей, — как Кина открывала свои удивительные глаза. Улыбалась сонно:

«Эльрик… Что, уже снова вставать? Тогда здравствуй».

По утрам от эльфийки веяло какой-то теплотой и мягкостью. Беззащитной нежностью…

Он смотрел, как, умывшись, Кина расчесывает свои черные волосы. Блестящие волны, отливающие на солнце темно-вишневым. Тонкая рука с костяным гребнем укладывала упрямые, непослушные кольца.

«Я постригусь когда-нибудь», — надувала губы Кина, безуспешно пытаясь собрать в прическу роскошную, шелковисто-сияющую волну.

«Не вздумай».

«Да? Тогда помогай. Подержи вот так…» А у него руки дрожали, когда касался он теплых, упругих, блестящих вороных прядей. Руки дрожали, и Эльрик давил в себе желание зарыться пальцами в буйную Кинину гриву, развернуть эльфийку к себе и…

А Элидора не сдерживает ничего. Целибат? Какой, к акулам, целибат?! Никогда его в Белом Кресте не приветствовали. И нет у эльфа рамок, в которые оказался загнан де Фокс. Он может играть честно, а это великое благо — возможность играть честно.

«Посмотрим». — Эльрик остановился наконец, аккуратно положил на землю топор.

В конце концов, монахи должны были ехать с ними только до Аквитона. Дальше пути Кины и Элидора расходились. Эльфийку нужно было увозить в относительно безопасную Эллию. А дорога монаха…

«А куда бы она ни вела, после Аквитона нам будет в другую сторону».

Шефанго вылил на себя несколько ведер ледяной воды из колодца. Встряхнулся, как зверь. Не глядя, вдел топор в петлю на поясе и отправился к дверям. Пора было и позавтракать.

Хозяин попался ему в сумеречном, закопченном обеденном зале. Посмотрел затравленно, выдавливая улыбку.

Эльрик попытался вспомнить, как зовут этого лысого красавца. И с сожалением понял, что имя выпало из памяти начисто. Так всегда бывало после того, как приходилось принцу выдерживать очередную схватку со Зверем. Но что же он сделал вчера такого, что немаленький, в общем-то, и крепкий на вид мужик разве что хвостом при виде шефанго не виляет?

Исключительно за неимением хвоста.

«Вроде не зверствую я в гостиницах…» — озадаченно подумал Эльрик.

Хотя называть «Оранжевую устрицу» гостиницей было бы слишком для нее роскошно. Дыра дырой. Де Фокс совершенно искренне считал, что тех, кто полагает, будто в таких условиях можно принимать постояльцев, нужно долго и старательно учить жизни. Иногда наука шла впрок. Иногда — нет. На то, что лысый хозяин усвоит хоть что-то, надеяться не приходилось.

— Вот пожить бы мне у тебя с недельку, — многообещающе пробормотал шефанго.

— Чего изволите? — Лысый явно не расслышал. А если расслышал, испугался поверить.

— Завтрак.

— Скоро будет готов…

— Мне готовить не надо. Кусок вырезки поприличнее. Да посолить не забудь. И… что у вас тут пьют?

— Э-э…

— Хрен с ним. Пива.

— Понял.

— Славно.

Эльрик смутно припоминал, что вчера ночью он вроде давал хозяину денег. Причем немало. Но на всякий случай выудил из кошеля серебряный. Бросил на грязный стол — единственный в зале. Кошель был мокрый. А монета — сухая. В Эннэме отлично выделывали кожу, одна беда: к поясу кошель крепился так, что снимать-надевать лишний раз лениво было.

«Как же его зовут, лысого этого? — снова попытался вспомнить Эльрик, поднимаясь по узкой лестнице. — Ладно. Не важно. Ноги моей больше в этом клоповнике не будет».

А мясо, вопреки ожиданиям, оказалось действительно свежим.

И пиво… де Фокс поморщился, глотнув… вполне можно было пить. Хотя, конечно, лучше было бы и не пить. Вроде не разбавленное, но редкостная дрянь.

В коридоре прошлепали чьи-то ноги. Мирно так прошлепали. Бойцы иначе ходят. И в соседнюю дверь вежливо постучали.

К Кине постучали.

Эльрик поднялся рывком и вышел из комнаты.

Лысый трактирщик, не замечая шефанго, вещал в закрытую, выкрашенную в отвратительный зеленый цвет дверь:

— Госпожа, вас просят спуститься вниз и отзавтракать.

— А который час? — донесся из комнаты мелодичный, чуть ленивый голос. Эльрика скрутило от ненависти ко всему миру. Утренний голос Кины принадлежал ему. И только ему…

Принц бесшумно скользнул обратно и прикрыл за собой дверь.

— Часа два, как рассвело, — приглушенно донеслось из коридора.

— Еще только?

Де Фокс явственно представил, как эльфийка потягивается на постели. Сонно трет кулачками глаза. Есть уже не хотелось.

— А кто просит?

— Господин эльф.

Кина явно оживилась. Прозвенела серебряным колокольчиком:

— Эльф? Передай ему, что я сейчас спущусь.

Эльрик достал трубку. Набил ее. И закурил, пытаясь переключиться на мысли о предстоящем путешествии и связанных с ним неизбежных сложностях.

Сложностей обещало быть больше, чем хотелось бы. Их, собственно, совсем не хотелось, но куда ж денешься?

А первой и пока основной неприятностью Эльрику виделась необходимость ехать через анласитские земли. Разумеется, уцелеть там в компании двух монахов было проще, чем пробираться вдвоем по предвоенному Эзису. Значительно проще, иначе принц ни за что не сменил бы надежное пристанище у Ахмази на зыбкий расчет переждать войну в Эллии. И тем не менее…

«Белый Крест — орден, конечно, влиятельный. — Шефанго смотрел в закрытые ставни, вдыхая ароматный дым. — Может, и проскочим. Даже, скорее всего, проскочим. До Аквитона. Ну а там придется на свой страх и риск. Через Румию. Штез эльфе. В Румии ведь даже знакомых хороших нет. Чтоб прикрыли».

Он мысленно снова начертил их предполагаемый маршрут. Из Карталя до Лоски, это уже на территории Аквитона. Оттуда — в столицу. А там, через Весту, в румийскую Остию и морем до эллийцев. Выходило не то чтобы очень страшно. Но… ненадежно. С учетом Кины ненадежно. А хотелось полной уверенности в успехе.

Эльрик вспомнил свою старую присказку: «Мне нужно не меньше пятидесяти шансов из ста…» Да, он всегда отличался осторожностью и старался не браться за заведомо безнадежные дела. Другой вопрос, что обычно не получалось. Пресловутый пунктик — вставать на сторону слабейшего. Но сейчас у них с Киной было больше шансов выжить, чем погибнуть. Намного больше.

«Если бы еще понять, что же за чертовщина происходит!» Мысли заскользили по накатанной за последние дни дорожке.

Предполагаемый союз людей и орков.

Подготовка к войне в Картале.

Белый Крест, ведущий непонятную деятельность на Востоке.

Обмолвка «случайная?» разозлившегося Сулаймана. И наконец, рыцарь ордена Бича Божьего в графском замке. Рыцарь, зачем-то оказавшийся в крыле, отведенном для джэршэитов. Рыцарь, которого он, Эльрик, убил не задумываясь, едва увидел знакомый ненавистный плащ. В его дверь забарабанили весело и нагло.

— Ну, — рыкнул шефанго, оборачиваясь всем телом. Топор лежал рядом. Только руку протянуть.

— А, Эльрик, — грустно констатировал Сим, появляясь на пороге. — Пойдем вниз.

— Доброе утро. — Кина скользнула в комнату, сияющая, как раннее солнышко. — Привет, Сим.

— Рад вас видеть, госпожа, — церемонно раскланялся монах.

Кина удивленно на него воззрилась. Но тут же снова улыбнулась.

— Эльрик! Да пойдем же завтракать… Ой, ты уже? Но все равно пойдем. А то Элидор ждет.

— Подождет, — буркнул принц, вставая и подхватывая со стула оружие. — Чего ему сделается? Бессмертный ведь.

Хозяин попытался прошмыгнуть мимо открытой двери к лестнице.

— Стоп, — скомандовал де Фокс. И ткнул большим пальцем себе за спину. — Там завтрак, милейший. Захватите его, пожалуйста, вниз. Буду очень признателен.

Лысый, весь какой-то потерянный, посмотрел на Эльрика совершенно дикими глазами, но послушно поставил на поднос мясо; кувшин с пивом и поплелся следом за невероятной троицей.

Огромным демоном с длинной белой косищей и пугающим, как его владелец, топором. Сказочной красавицей, за которую любой мог бы продать душу хотя бы вот этому самому демону. Да коротышкой-гоббером, путавшимся у этой пары под ногами и, кажется, все порывавшимся начать что-то рассказывать.

Эльфийка, впрочем, перебивала гоббера весьма невежливо, но очень обаятельно. Так что половинчик, похоже, не обижался.

Когда странная эта компания появилась в зале, Элидор поднялся из-за стола. Кивнул де Фоксу, получив в ответ такой же сдержанный кивок. У обоих это означало поклоны. И оба на этом свой запас вежливых расшаркиваний исчерпали.

— Доброе утро, — сказала Кина и нерешительно остановилась чуть позади Эльрика. Шефанго подал ей руку и провел к столу, аккуратно обойдя стоящего Элидора.

— Действительно доброе, — ответил монах, не обернувшись.

И пожал руку Симу, что слегка удивило Эльрика, привыкшего к тому, что эльфы, как и шефанго, никогда не здороваются за руку. Это было приветствие людей, да и то не всех — только низших сословий.

Трактирщик поставил на стол поднос с завтраком принца. Сим невольно скривился, увидев сырое мясо. А Элидор бросил косой взгляд на Кину. Но эльфийка, давно привыкшая ко вкусам своего спутника, даже бровью не повела.

— Как же вы здесь оказались, госпожа? — поинтересовался эльф, напрочь игнорируя всех остальных и предоставив Симу терзать Эльрика очередным бесконечным повествованием. За что Сим и взялся со свойственным ему усердием, — Простите за неуместное, быть может, любопытство, но что делать эльфийке на берегах Внутреннего моря, да еще в такой странной компании?

— Эльрик увез меня из Уденталя, — просто ответила Кина. — Там солдаты… — Она поморщилась. — Я точно не знаю, но, кажется, ему пришлось кого-то побить. Эльрик, ты ведь подрался с кем-то, да? С той свиньей, которая пристала ко мне в кабаке?

— Я не подрался. — Принц выпутался из паутины Симовой трепотни. — Я ему морду набил. Да тебе-то в этом какой интерес?

— Ну, просто… Элидор спросил, почему я в такой странной компании.

— Вы, господин монах, какую компанию имеете в виду? — очень вежливо уточнил де Фокс.

— Да вашу, конечно, — ничтоже сумняшеся ответил эльф.

— Но я тебе скажу, Эльрик, — вновь услышал шефанго пронзительный голос Сима, — такого урожая в Регеде не было до этого лет сто. Конечно, барон тут же…

Принц отключился от происходящего, следя лишь за тем, чтобы время от времени кивать и поддакивать. Бороться с гобберами иначе было нельзя. Заговорят.

До смерти.

— А что, кстати, странного в том, что мы путешествуем с Эльриком? — улыбнулась Кина. — Нет, я знаю, конечно, что шефанго наши давние враги. Но разве он враг?

Элидор безучастно пожал плечами.

— Мне трудно судить. Хотя, подозреваю, я наслышан об Эльрике-Предателе побольше вашего. Вы ведь не знали даже, насколько он стар.

— Да. — Синие глаза стали огромными и чуть испуганными, — Я не знала. Десять тысяч лет, это ведь и представить невозможно.

— Угу. Не то что прожить, — кивнул монах. — Хотя шефанго… С него станется. Значит, вы твердо решили ехать в Эллию?

— Не знаю. Эльрик мне еще не говорил. Но… раз он так сказал, значит, решили.

— Доверие. — Эльф приподнял тонко очерченные брови. Белые на темном, загорелом лице. — Вы так давно знакомы, что уверены в де Фоксе полностью?

— Три недели. — Кина глотнула вина и слегка скривилась.

— Позвольте. — Элидор взял ее кружку, выплеснул ее на пол и налил до краев темным, густым вином из своей фляги.

— Элидор! — ахнул Сим, прерывая свой запутанный рассказ. — Ты что?! Это же… Это ж нам из подвалов Хранителя. Его же по капельке…

Эльф глянул на приятеля, и тот заткнулся, недоговорив.

— Спасибо. — Эльфийка отпила из кружки и восхищенно покачала головой. — Чудесный вкус. Нет, правда чудесный. Я не знала, что люди умеют делать такое вино.

— Люди умеют. — Элидор глотнул прямо из фляги. — Но скажите мне, неужели три недели — достаточный срок, чтобы убедиться в том, что спутник ваш не опасен? Для вас не опасен. В том, что он для остальных угроза смертельная, я и не сомневаюсь.

— Он убил Змея, — задумчиво произнесла Кина. — Вы не представляете себе, что это был за Змей. Настоящее чудовище из сказки. Из страшной сказки. Убил Змея и спас меня.

Эльф выбил пальцами дробь по столу. Ухмыльнулся:

— Действительно. Очень романтично. Но он ведь и сам — чудовище из сказок. Вам ли не знать, вы же менестрель.

— Конечно. — Кина расцвела улыбкой и взглянула на Эльрика, уже успевшего вновь закурить. Элидор проследил за ее взглядом. Нет, лицо у монаха не дрогнуло, только сжались на мгновение тонкие губы. — Конечно. — Эльфийка перевела взгляд на собеседника — словно накатила теплая синяя волна. — Но он не чудовище. Он мне как брат. Старший.

Лениво и неспешно Эльрик обернулся к Кине.

«…как брат…»

«Мог бы и раньше понять, придурок».

Что-то надломилось внутри, оставив ощущение саднящей боли и потери. Потери.

Можно ли потерять то, чего никогда не было?

Оказывается, можно.

— А капитан, значит, заподозрил именно вас? — Де Фокс вновь посмотрел на Сима.

— Ну да! — радостно подхватил гоббер, — Веришь, я сам не понял почему. Ладно бы за дело. Но за дело я обычно не попадаюсь. Знаешь, наверное, как это бывает, бьют всегда с той стороны, откуда меньше всего ожидаешь…

— Знаю, — согласился Эльрик и улыбнулся. — Я знаю.

Готская империя. Готхельм

Эта встреча прошла за шесть лет до того, как Кина попала в Уденталь. За шесть лет до необъяснимого нападения людей на берега Айнодора. За шесть лет до того, как Тресса де Фокс отпраздновала свое десятитысячелетие.

Встреча прошла в огромном сером здании, стоящем на одной из площадей Готхельма, столицы Готской империй. А здание было курией ордена Бича Божьего.

Магистр Белого Креста вышел из кареты, недовольно огляделся по сторонам, игнорируя встречающих его рыцарей в серых плащах, и тяжелой походкой направился к массивным дубовым дверям. Магистру никогда не нравился Готхельм. Слишком много камня. Слишком мрачно. Слишком самоуверенно. Но генерал «Бичей» очень просил приехать. Присутствие магистра нужно было генералу настолько, что даже письмо, где излагалась просьба, было вежливым, без обычного готского высокомерия.

На это стоило обратить внимание. И пришлось покидать зеленый, солнечный Аквитон, чтобы отправиться в далекое — особенно для пожилого человека — путешествие на север. В каменную твердыню самой сильной империи Запада.

У подножия широкой лестницы, льющейся сверху голым камнем ступеней, магистра встретил высокий широкоплечий рыцарь. Последний раз магистр видел его лет двадцать назад. Но не узнать стылый взгляд холодных серых глаз было невозможно.

— Сэр Зигфрид.

— Отец Артур.

Они поклонились друг другу.

«Однако сквозняки у них», — недовольно отметил магистр. Откуда-то ощутимо повеяло холодом. Впрочем, это тут же прошло.

— Я рад, что вы снизошли к моей просьбе и приняли приглашение. — Зигфрид приглашающе махнул рукой, и оба священника начали неспешно подниматься по каменной лестнице.

«Смирение. То, что пуще гордыни. — Отец Артур слушал генерала, кивал, а слышал лишь резкое несоответствие благодарных слов и холодного, надменного голоса. — В этакой каменной глыбе — и ни одного ковра».

Он отдавал себе отчет в том, что придирается, скорее всего, напрасно. Из одной только врожденной, переданной еще от предшественника неприязни к ордену Бича Божьего, искоренителям ереси и нечестивцев, врагам всего, что осмеливалось противиться Святому Огню. И все же легкое недовольство не отпускало, мешало настроиться на мирный, благожелательный тон, успокоить собеседника, внушить доверие и… Внимательно смотреть, слушать, запоминать. Не то чтобы в этом была необходимость. Но магистром в Белом Кресте мог стать лишь тот, кто всю жизнь умел смотреть и видеть. Увы, это порождало подозрительность, которую, впрочем, вполне можно было назвать предусмотрительностью, не больше.

Да. Простая предусмотрительность.

— Как я понял, сэр Зигфрид, вы до сих пор не сумели разрешить вашу проблему?

— Мы прилагаем все усилия. — Лицо генерала окаменело. Прокатились на скулах желваки. — Но… да. Вы правы, отец Артур.

— Рыцари Бича Божьего — военная мощь нашей церкви. Надежда всех Опаленных. Чего же хотите вы от нас, мирных, нищенствующих монахов, которые даже не знают толком, как держать в руках оружие?

Гот вздохнул. Опустил глаза, задержав взгляд на голой крышке простого деревянного стола:

— Нам нужен совет.

«Да неужели? — саркастически хмыкнул магистр. Хмыкнул, разумеется, про себя. — А давно ли вы обвиняли наш орден в ереси и отступлении от догм во имя неведомых — вам неведомых — целей?» Он молчал, выжидающе глядя на собеседника. Когда-то медово-желтые, но поблекшие с возрастом глаза смотрели мягко и дружелюбно.

«Хочешь, чтобы я помог тебе, брат по Анласу? Чтобы спросил: какой совет вам нужен? Нет уж. Такой помощи ты от меня не дождешься. Давай, сэр рыцарь, говори сам. Ломай себя, как моих мальчиков ломал. По неведению якобы. Мальчики на Небесах. Им все равно. А мне нет. Я-то ведь живой еще… Еще живой…»

— Вы… вам многое известно, — выдавил наконец сэр Зигфрид. — Если мы — военная мощь церкви, то вы, Белый Крест, — ее разум.

— Насколько я помню, генерал, вы всегда склонны были соглашаться с народной поговоркой «Сила есть — ума не надо». Не слышали? Ах, ну да, рыцари далеки от простонародья… В смирении своем далеки, разумеется.

Зигфрид выслушал его молча. Не поднимая глаз от столешницы. Казалось, еще немного, и дерево задымится под его взглядом.

«Или заиндевеет…»

— Мы были не правы, — выдавил наконец гот. — Людям свойственно ошибаться, и мы не лучше многих. Но ошибки остались в прошлом, отец Артур. А держать зло на ближних своих не подобает Опаленному.

— Тем более не подобает держать зло на братьев своих, — кивнул магистр. — Спрашивайте. Я отвечу.

— Он преследует нас, — коротко выдохнул сэр Зигфрид. Помолчал, барабаня пальцами по столу. — Скоро пять лет, как началась эта напасть. И все эти пять лет рыцари Бича Божьего погибают. Один за другим. Погибают от руки этого чудовища.

— Одного-единственного шефанго, как я понимаю?

— Это не шефанго, магистр. Я говорю вам — это Враг.

— Сам Рилдир?

— Ну… кто-то из его прихвостней. — Гот слегка смутился. — Он непобедим.

— Непобедимых не бывает.

— Но…

— Послушайте меня, генерал. — Отец Артур поудобнее устроился на жестком, с высокой спинкой кресле. — Существо, с которым вы имеете дело, мы знаем давно. Это не демон. И уж, конечно, не Враг. Но он стар. Очень стар. Вся история рода человеческого — вдумайтесь, сэр Зигфрид, — короче, чем жизнь вашего противника. Именно поэтому с ним трудно справиться. И трудно его убить. Скажу откровенно, я не думаю, что вы вообще сможете убить его, раз уж не смогли за эти годы.

— Но что же нам делать? — В голосе гота скользнула нотка искренней растерянности. — Лучшие бойцы ордена, цвет рыцарства…

— У вас есть молодые послушники? — перебил его магистр.

— Что? — Сбитый с мысли генерал удивленно взглянул на собеседника. — А! Ну да, разумеется. У нас все меньше остается опытных воинов. Мальчишек же… — Он махнул рукой. — Их скоро некому будет учить.

— Отправьте против шефанго этих мальчиков. — Отец Артур приподнял руку, предупреждая возражения гота. — Лет четырнадцати — шестнадцати, не старше. Я повторяю еще раз: вы не сможете убить его. Но он уйдет. Сам.

— Я не понимаю…

— И не поймете, — устало проговорил магистр, поднимаясь. — Он просто не убивает детей.

Трясясь в карете по вымощенной камнем дороге, отец Артур, магистр ордена Белого Креста, откинулся на мягкую спинку сиденья и прикрыл глаза.

Отдыхая?

Вспоминая?

Снова и снова прокручивая в памяти, нет, не разговор — беседа с генералом «Бичей» была совершенно не интересна пожилому священнику.

Ощущения.

В великой самонадеянности своей рыцари и недодумали пригласить к себе кого-нибудь званием пониже.

«А кроме меня, пожалуй, никто и не почувствовал бы…» — чуть грустно усмехнулся отец Артур.

Курия ордена Бича Божьего была насквозь пропитана Мраком. Нет, не сквозняки виной тому, что стыли в объятиях каменной цитадели старые кости магистра. Хотя сначала ошибся даже он, списав леденящий ветер на небрежность строителей и непривычный климат.

Не сквозняки.

Только Мрак, или Тьма, так называют это эльфы, дышит таким мертвым холодом и… смертью.

Священник сидел расслабившись, словно дремал, и лицо его было спокойным и мягким. Как всегда. А в сердце росла, клубилась, колола острыми иглами тревога. Не тревога даже — ужас смертельный. Враг человеческий проник в самое сердце одного из анласитских орденов. Рилдир Смущающий, могучий и страшный противник. Тот, кто не останавливается, тот, кто Творит во имя великого Зла, тот, кто…

«Единственный, на кого у нас нет архива и свитка с персональным делом». — Магистр задумчиво рассмотрел собственную иронию с разных сторон и вышвырнул в приоткрытое окно кареты.

Не до смеха было.

А в Готской империи уже взялись за работу люди. Разные люди. Самые обычные люди. Давно примелькавшиеся на улицах, в трактирах, в базарных рядах и на чопорных светских сборищах. Люди, которые, как и магистр, умели смотреть и видеть, слушать и слышать, запоминать и оценивать. В первый раз за все время своего существования Белый Крест лицом к лицу столкнулся с Врагом. В первый раз. Но орден был готов к этому.

Графство Карталь. Столица

Элидор перестал наконец таращиться на Кину и вспомнил о своем завтраке. Произошло это, правда, не раньше, чем эльфийка встала из-за стола. Эльрик проводил ее в комнату, усмехнулся:

— Собирайся.

— Что собирать-то? — честно спросила Кина.

— Понятия не имею. Но любая женщина в любой ситуации тратит на сборы не меньше часа.

— А Тресса?

— Тем более.

— Мы уезжаем прямо сейчас?

— Надеюсь. Во всяком случае, мы с тобой уезжаем. Если хочешь, подождем твоего монаха где-нибудь за пределами Карталя.

Уши эльфийки, очаровательные маленькие ушки, начали наливаться алым.

— Да ладно тебе. — Принц улыбнулся. — Мы их в любом случае дождались бы. Иначе через Опаленные земли не проехать.

— Он красивый, — почему-то жалобно сказала Кина. — И… такой мрачный.

«Он красивый?!» — едва не завопил Эльрик. Но сдержался. Даже смех неприличный удержал.

— Мрачный, это точно. Ладно, я за тобой зайду. — Шефанго развернулся и отправился к лестнице.

— А ты куда? — окликнула его Кина.

— Нам лошади нужны, — бросил Эльрик не оборачиваясь. — Если что — кричи.

«Косу даю на отрезание, Элидор тебя караулить будет». Эльф действительно давал Симу краткие напутствия, отправляя гоббера за лошадьми. По уму-то выбирать лошадей следовало как раз Элидору. Ну так то по уму.

— Мы поедем быстро. — Монах оставил ошалело кивающего Сима в покое и обернулся к принцу.

— Двенадцать лошадей. — Эльрик пожал плечами.

— Сколько?! — У гоббера волосы встали дыбом.

— Хм. А мысль хорошая. — Элидор задумался. — Ну да. Если можно ехать одвуконь, почему не ехать на трех?

— А может, на четырех? — язвительно поинтересовался Сим. — Элидор, у тебя задница отпадет.

— У меня — нет, — совершенно спокойно отпарировал Элидор. — А тебя никто силой не тащил.

— Здесь хватит на шесть лошадей. — Де Фокс выложил на стол перед половинчиком несколько крупных серебряных монет и пару золотых. — Вы вообще в них разбираетесь?

— А то ж! — гордо ответил Сим. — Если хочешь знать, когда я был на лошадиных торгах в Гульраме, ну, это было давно, у нас и отец-настоятель еще другой был, хороший такой отец-настоятель, как раз в том году, только не у нас в монастыре, а у них, и не в монастыре, а в этом самом Гульраме на скачках выставляли какую-то там особенную кобылу… Или жеребца… А может, мерина…

Эльрик, уже начавший привычно отключаться от гобберовой болтовни, неожиданно насторожился:

— Это вы про скачки с участием Серой Зарницы?

— Да откуда я знаю, — отмахнулся Сим, — какая-то там лошадь…

— Понял. — Эльрик посмотрел на половинчика с искренней жалостью и слегка брезгливым любопытством. — В лошадях вы понимаете примерно столько же, сколько я в видах на урожай.

Дальше должно было быть совсем просто. Еще несколько слов. Отправить эльфа, прирожденного лошадника, вместе с Симом. Хотя бы на час заставить его убраться из трактира…

— Ладно, — неожиданно для самого себя сказал шефанго, — идите уж, добрый гений отцов-настоятелей.

Сим сгреб деньги, ссыпал их в огромных размеров кошелек и потопал к выходу.

Эльрик отправился следом. В городе появляться нельзя, но подышать воздухом на заднем дворе — от этого большой беды не будет.

— В замке знают о том, кто поднял бучу? — бросил ему в спину Элидор.

— Не думаю.

— Если на выезде из города возникнут проблемы — мы везем вас в монастырь по приказу настоятеля. Эльрик остановился, развернулся к эльфу:

— Вы полагаете, у меня могут возникнуть проблемы?

— Зачем поднимать лишний шум? — неожиданно миролюбиво спросил монах.

Он мог себе позволить быть миролюбивым. И главное, он был абсолютно прав.

Эльрик кивнул, аккуратно подтолкнул прислушавшегося гоббера к дверям и вышел сам.

Магистру ордена Белого Креста.

Строго конфиденциально.

Из достоверных источников мной получены сведения о том, что кронпринц Гуго недавно принял участие в молении Мраку. Пригласил его туда палатин де Тир. Состав участников сего действа уточняется.

5 июля 1360 г. Готхельм.

Брат Бернар.

Графство Карталь — герцогство АквитонДорога на Лоску

Эльрик де Фокс

Гулкий топот подкованных копыт по мощеной дороге. Проносящиеся мимо деревья. Редкие поляны. Кучки навоза на камнях. Идиллия. Пастораль, так ее разэтак! И мы летим: шефанго, два эльфа и гоббер. Летим отреконь. По-степняцки. На ходу пересаживаясь с лошади на лошадь. Вперед! В Аквитон.

Бедный, бедный Сим.

Гоббер, верткий и шустрый, все-таки не был приспособлен для больших лошадей. В первый же день, за который мы сделали два стандартных перехода, он умудрился стереть себе все части тела, принимающие непосредственное участие в верховой езде. И когда наша четверка остановилась наконец на привад, половинчик сполз с седла. Постоял, качаясь, на неверных ногах и упал на живот.

Ну что ж. Его можно понять.

Элидор и Кина занялись лошадьми. Я — костром. Гоббер — своей трубкой.

Когда окончательно стемнело, мы успели уже помыться в недалеком ручье, сварить ужин и сидели вокруг трещащего сучьями огня, старательно не обращая внимания на Сима, который по-прежнему лежал на животе.

Что интересно, эльф и я, умывшись, снова облачились в доспехи. Я-то понятно почему — слишком много непонятного за последние дни случилось. И нет гарантии, что не вылезет из кустов очередная Тварь или, того хуже, Древний.

Если уж будут меня есть, пусть я хотя бы в зубах застряну. А Элидор? Или он тоже от каждой тени шарахается?

Мы сидели спиной к огню, потому что нет ничего опаснее слепящих бликов в глазах, когда резко разворачиваешься от пламени в темноту окружающего леса. А Кина и половинчик любовались костром. Смотрели на взлетающие к вершинам деревьев искры да задремывали себе потихоньку.

Элидор таращился в темноту, обхватив колени руками. Ладно хоть не на Кину таращился, уже хорошо. Собственно, на эльфиечку смотреть ему и не полагалось — часовой как-никак. Мы еще в Картале обговорили время дежурств. Себе я оставил «собачью» вахту, потому как даже если — в мире случаются иногда чудеса — я и засну на страже, чувство опасности все равно разбудит. Впрочем, я не засну. Была бы у меня привычка на карауле засыпать, хрен бы я когда десять тысяч лет отметил…

Ладно хвалиться, принц! Всех достоинств у тебя — живучесть сверхъестественная. Да шестое чувство…

Пора уже было покурить да падать.

Кина, от романтики лесной ошалев, на плаще моем калачиком свернулась и, кажется, заснула уже. Первый раз в дикости такой ночует девочка. Ей пока все нравится. Все интересно. Даже вода ледяная, даже пот конский, который этой водой смывать врагу не пожелаю. Муравьев-пауков и прочей мелкой нечисти эльфиечка не боялась совершенно. Что хорошо. Нет в лесу ничего хуже женщины, которая от каждой букашки с визгом шарахается и норовит на дерево залезть. Или на мужика, что рядом случился. Хотя эльфы, кажется, по природе своей не способны всяких тварюшек бояться. Обычных, понятное дело, тварюшек.

Надеюсь, «необычных» здесь повывели. Не зря же, в конце концов, «Бичи» хлеб едят… Чтоб им ветер встречный!

Я достал трубку. Достал кисет…

Тут-то и толкнуло. Опасность. Причем настолько близко, что даже напрягаться не пришлось, чтобы понять, кого на огонек принесло. Успел я еще обругать себя мысленно: знал ведь, каких Тварей к ночи поминать не следует.

Ржавильщик.

Хуже нечисти только нежить. Хуже нежити — нечисть разумная. Ржавильщики как раз к таковой и относились.

Где-то я слышал, что у этих тварей есть официальное название — какое-то мудреное виссанское слово. Но в народе их именовали именно так. Ржавильщики. Существа, питающиеся железом. И всем, в чем железо хоть чуть-чуть содержится. Тем, кто кормил их досыта, Ржавильщики открывали местонахождение кладов. Они металл издалека чуют. И, раскопав сокровищницу, обычно сжирают оттуда у все, что могут сожрать. А потом, поскольку потребности в драгоценностях не испытывают, клады эти сдают. Хотя чаще все-таки обманывают. Из природной мерзопакостности. Если же, на свою беду, накормить Ржавильщика нечем, то скотина эта и убить может. Ее ведь кроме лунного серебра да магии какой-нибудь и не берет ничего. А голыми руками убивать бесполезно. Обожжешься только. Хорошо, если мясо до костей не слезет.

— Алярм, — вполголоса сказал я. — Ржавильщик в кустах справа…

И снова меня толкнуло. Я чуть за топор не схватился.

Элидор, хвала Богам, не дурак оказался, спокойно так повернулся ко мне. Посмотрел вопросительно.

— С ним кто-то еще, — сообщил я.

Приоткрывший было глаз гоббер, услышав про Ржавильщика, на мгновение зажмурился. Я его понимал прекрасно.

Элидор меланхолично коснулся рукояти кинжала за поясом. К чему бы это? Неужто серебро лунное? Ну да. Очень уж кинжал на мой такой же похож. Ладно. Лучше так, чем никак.

— Мир вам, господа хорошие, — проскрипело над полянкой, словно лезвием меча провели по камню.

Кина проснулась и села, растерянно щурясь. Потянула на себя просторный Эльриков плащ.

— Это кто? — Эльфийка по очереди взглянула на де Фокса и на Элидора, которые одновременно подвинулись к ней, заслоняя с двух сторон.

Сим индифферентно наполз пузом на меч и сообщил, словно о бабочке редкой породы:

— Это, Кинушка, Ржавильщик. Встречаются, знаешь ли, в здешних лесах.

— Может, и мир, — рыкнул Эльрик в ответ на приветствие, до рези в глазах всматриваясь в заросли за спиной вышедшей на поляну твари. Лошади беспокоились. Храпели и пытались бить копытами, но у них, стреноженных, это получалось плохо.

— Да почему же «может»? — Существо осторожно подходило к костру. Или подползало? Ржавильщики обычно не утруждали себя принятием какой-то определенной формы. Так — комок блестящей, как ртуть, и такой же подвижной массы. Впрочем, сейчас, вопреки обыкновению, бликующая алыми отблесками туша заколебалась, вытягивая из себя голову, две руки и какое-то подобие ног. — Почему же «может», добрые господа. Мир есть. И будет…

— Есть, — не удержавшись, брякнул Сим. Ржавильщик захихикал. Странно было слышать тоненький смех, вырывающийся из пасти, в которой поместилась бы человеческая голова.

— Смешно, — подытожило чудовище, отсмеявшись. — А у нас с вами, добрые господа, обязательно будет мир, если вы, конечно, накормите голодненького Ржавильщика.

— Кае аш, Эльррихх? — вполголоса спросил Элидор, и принц обернулся к монаху с несказанным изумлением. Эльф говорил на зароллаше. Говорил, разумеется, отвратительно, излишне грассируя и чрезмерно смягчив последнюю согласную. Но вопрос был понятен.

— Ас норр от’вэсс, — ответил он так же тихо. Да. Он действительно не видел. Мог поклясться, что нет никого в тех кустах. И ничего. Зрение у шефанго не хуже кошачьего. А может, и лучше. Сейчас в лесу, под звездным небом для Эльрика было светло, как днем…

Но чувство опасности не обманывает. Не может оно обмануть. Как не могут обмануть зрение или слух.

— Хватит болтать, — рявкнул Ржавильщик неожиданно громким голосом. — Жрать хочу! Кина шарахнулась к Элидору. Эльф и шефанго одновременно начали снимать доспехи.

— Так-то лучше, — удовлетворенно проскрипела тварь, присаживаясь в стороне от костра. К сожалению, огня эта нечисть не боялась. Просто избегала, скорее, как дань традиции.

«Главное, чтобы на кольчугу ни капли не попало.

«кто же там, в лесу?»

Остальное чинить проще,

кто?

да и не так жалко. Хотя в этих землях булат, конечно, не купишь». — Эльрик неспешно расстегивал пряжки. Тянуть время не имело особого смысла — до утра, до солнечного света, еще много часов. К Кине они с эльфом Ржавильщика не подпустят — это понятно. Да и не нужна ему Кина. К доспехам бы не подпустить да к оружию… Они еще понадобятся.

— Скорее! — вновь рыкнул Ржавильщик, утрачивая остатки миролюбия.

— Ремешок запутался. — Элидор старательно дергал пряжку. — Наручи старые, понимаешь? Давно пора менять.

— Заодно и поменяешь. — Тварь передвинулась-перетекла ближе. — А струны у девочки из чего?

— Серебряные, — буркнул Эльрик и не отказал себе в удовольствии посмотреть, как блестящий сгусток шарахнулся подальше.

— Чего пялишься. Жрать давай! — вновь сформировавшаяся скользкая лапа потянулась к топору, и шефанго, подавив в себе инстинктивное желание врезать по ней каблуком, швырнул твари свою латную перчатку.

Кина лишь вздохнула коротко, увидев, как еще в воздухе рассыпается хлопьями ржавчины холодная сталь.

Эльрик подумал, решил резонно, что с одной рукавицы пользы все равно не будет, и бросил Ржавильщику вторую. Она мгновенно исчезла.

— Еще давай! — рявкнул монстр, возбужденно меняя форму за формой.

— Да подожди ты. — Эльрик сложил возле себя наручи и наплечники.

Расстегнул тяжелый боевой пояс и начал снимать кольчугу.

— Наруч давай! Второй давай! Топор давай! Ну!

— Не спеши. Все сразу и сожрешь… Звенящей волной кольчуга стекла на землю.

— Элидор, д’вайе…

— Назх.

Шефанго кошкой метнулся через костер. И взвыл Ржавильщик, не успевший среагировать, когда серебряное лезвие полоснуло его расплывающуюся тушу.

И одновременно раздвинулись кусты справа от костра. Примялась высокая трава. Но по-прежнему никого там не было видно. Никого… Хотя чувство опасности билось в Эльрике, звенело натянутой струной.

«Невидимка… Хтоническая тварь… — Принц, как танцующая змея, ушел от выстреливших в него бесформенных отростков. — Откуда?!» Взвился на ноги Элидор, вклиниваясь между Невидимкой и Ржавильщиком, не давая нечисти объединиться…

— Нет! — рявкнул шефанго, вновь дотягиваясь до своего противника, заставляя его сжаться и отступить. — Твой Ржавильщик!

И скользнул навстречу сминающейся под тяжелой поступью траве.

У него были шансы. Пусть небольшие, но были. Эльрик помнил Невидимок, тварей таких же древних, как Змеи, и таких же тупых в своей невообразимой силе. Они привыкли убивать легко. Не встречая сопротивления. И вряд ли за прошедшие тысячелетия успели научиться драться с противником, который знает, с какой стороны, когда и как будет нанесен удар.

Правда, знает очень приблизительно…

До топора было уже не добраться. Да и не взяла бы нечисть простая, пусть и благородная сталь.

Эльрик де Фокс

Тело привычно вошло в ритм боя. Замедлилось время. Легкими и четкими стали движения. Атака. Защита. Контратака. Поворот. Уход. Съем.

Невидимка шипел, когда серебряное лезвие доставало его. Скрежетал где-то за спиной Ржавильщик. Такие кинжалы, как у нас с эльфом, стоили бешеных денег. И добыть их можно было только в Западных горах. Но зато какая полезная штука!

Атака! Еще! Крик от костра:

— Эльрик! Держи!

Я хватанул не глядя. Зеш-ш… Этот… Сим… Этот… Гоббер… швырнул мне горящую головню. Молодец, конечно. Но ведь на мне даже перчаток нет!

Я заработал головешкой, как берсерк. Она, естественно, от этого не остыла. Скорее, наоборот. Но зато и Невидимка загорелся. Надо же! У него, оказывается, есть шерсть. А загоревшись, тварь стала видимой, что порадовало меня, несмотря на затруднительное положение. Я отшвырнул проклятую деревяшку. Теперь Невидимка лишь пытался защититься.

И тут сзади напал Ржавильщик.

Надо отдать скотине должное, он без раздумий бросился на помощь своему напарнику. Но отдавать ему должное я собирался лишь после того, как прикончу обоих. А это оказалось проблематичным. Элидор лежал без движения. Его кинжал валялся рядом. Ржавильщик и Невидимка радостно взялись за меня.

За несколько секунд боя Сим дважды спас мне жизнь. Второй раз тем, что подхватил кинжал эльфа и набросился на скользкого гада. Оставив мне горящего. В полной мере у него, конечно, это не получилось. Но хотя бы частично он Ржавильщика на себя отвлек. А когда общими усилиями мы начали наконец теснить врагов, те… растаяли в воздухе. Если, конечно, подобное выражение корректно по отношению к Невидимке. Хотя горящий Невидимка совсем не то, что Невидимка негорящий.

— Где они?!

Гоббер вертел головой, сжимая в руках длинный Элидоров кинжал.

— Не знаю. Но не здесь — это точно. В лесу на несколько миль вокруг не было ничего опаснее волков.

— Они всегда… так? А?

— Н-нет. Не всегда. Это-то меня и смущает… Но, как бы там ни было, они нас больше не побеспокоят.

Сим еще разок махнул кинжалом повоинственней. Повернулся к костру, где Кина пыталась убедить Элидора в том, что ему надо лежать и лечиться, и изрек:

— Слушайте, а в котелке еще чего-нибудь осталось? Гоббер. Что с него возьмешь?

На следующее утро мы все чувствовали себя совершенно разбитыми. А вот лошади наши, отдохнув за ночь, гарцевали, грызли удила и рвались в дорогу.

Ничего, к вечеру им будет так же плохо, как нам.

Сим посмотрел на седло с ненавистью. Вздохнул. Потрогал зачем-то меч.

Может, он рассчитывал прикончить своих коней и позволить себе небольшой отдых? Как бы там ни было, этой возможности мы гобберу не дали. Элидор закинул его в седло. Вперед!

Через час сумасшедшей скачки мы обогнали бредущий куда-то караван.

Низенькие толстоногие лошадки шарахнулись от наших коней. И погонщики шарахнулись тоже, провожая нас испуганными взглядами. Поди пойми — то ли мы отряд разбойников, спасающихся от людей наместника, то ли, на — оборот, люди наместника, опять же спасающиеся от отряда разбойников. Сим хоть и болтался в седле, как заяц на заборе, умудрился-таки обернуться и свистнуть не хуже наших пиратов. Мужики посыпались с подвод, как горох, и попрятались в кустах.

Впрочем, я отследил это, только оглянувшись. А через минуту каравана уже не было видно. Вперед!

Мы не делали привала. Миновал полдень. Потом солнце стало клониться к западу. Крупы и шеи наших коней покрылись потом. Затем пеной. Она начала окрашиваться в розовый цвет, когда впереди — мы сперва не поверили — показались городские стены.

— Лоска! — завопили одновременно четыре глотки. Три луженых и одна — серебряная. Кины.

Тут-то и рухнула лошадь подо мной. Я — самый тяжелый. Две другие, судя по их виду, дольше минуты не протянули бы. Ну и шут с ними.

Остальные, не сразу сообразив, что случилось, пронеслись вперед. Остановились. И Сим, отметая возражения самим своим видом, слез на землю:

— Вы как хотите. А я — как Эльрик. Он хорошо придумал. Пошли пешком.

— Ладно. — Элидор спрыгнул с коня. Снял с седла Кину. — Пешком так пешком. Заодно меньше пошлины заплатим.

Вот ведь умеет монах в любой ситуации видеть светлые стороны!

Расседлав наших запаленных скакунов, мы отпустили их на волю. Может, выживут. А сами, взвалив на плечи по седлу, потопали к городским воротам.

Герцогство Аквитон. Лоска

Эльрик сидел на постели, скрестив по-степняцки ноги, курил, слушал доносящиеся с улицы ночные шумы и лениво размышлял.

Размышлял он о том, хорошо или плохо, прожив среди людей целую прорву тысячелетий, остаться шефанго. Шефанго в полной мере. Не только лицом кошмарным, глазами-бельмами да силой нечеловеческой. Остаться шефанго в душе. Принц давно уже убедился, что именно там, глубоко-глубоко, накрепко вросшее корнями и живет различие между расами, населяющими мир. Именно там, а не во внешности, что бы люди, избравшие себя эталоном, ни думали по этому поводу.

Всего два дня назад, вынужденный терпеть присутствие Элидора, Эльрик с радостью воспользовался бы любой возможностью… нет, не убить, но хотя бы доходчиво объяснить тому, где его, монаха, место. Это было вполне понятно и с точки зрения смертных, и с точки зрения шефанго, да и с точки зрения эльфов, наверное, тоже. Как еще прикажете относиться к мужчине, который, ничтоже сумняшеся, у вас на глазах пытается соблазнить вашу женщину! Беда в том, что, будучи в момент их встречи в женском обличье, принц отнесся к происходящему без должного внимания, и как итог…

Итогом стала беспомощная, тоскливая, жалкая ярость.

Проигравшие не заслуживают ни жалости, ни сочувствия.

Эльрик умел проигрывать. Умел относиться с уважением к достойному противнику. Умел сам не добивать побежденного…

Но никогда не было в игре столь высоких ставок.

Он проиграл.

Принц улыбнулся, опустив глаза. Выдохнул дым.

Он был шефанго. Наверное, это все-таки хорошо.

Потому что только шефанго знают всю глубину и важность трех, всего трех коротких слов: «Несс х’геррсе арро». Они живут с этим от рождения. И уходят, если приходится уходить, не забыв.

«Несс х’геррсе арро».

Не закон. И даже не традиция.

Образ жизни.

Как раз то, что живет глубоко в душе, что является частью души, высокой истиной, тем, что определяет твой Путь:

«Несс х’геррсе арро. — Мы дрались вместе».

Вот так вот просто, обыденно, незначительно звучало это на человеческом языке. Но перед этой простотой теряло значение все остальное. Любовь. Ненависть. Радость. Горе. Ярость. Страх. Того, кто дрался вместе с ним, Эльрик не предавал. Он никогда не бросил бы Сулаймановых исманов в ту безнадежную драку, если бы хоть кто-то из них вмешался в его бой со Змеем. Он уходил от драки, если бросали ему вызов те, кто когда-то рубился с ним плечом к плечу. Он…

Он дрался вместе с Элидором.

Нет, один-единственный бой ничего особо не менял. И не делась никуда неприязнь. И сознание того, что без сопровождения двух монахов слишком рискованно было бы везти Кину через анласитские земли, отнюдь не улучшало настроения. И уж, конечно, то, что Кина…

Кина…

Эльрик рассматривал паутинную кисею дыма, зависшую под беленым потолком.

Казалось бы, за бесконечные века можно научиться не доверять, подозревать в предательстве, предавать самому, наконец. Чему-то он действительно научился. А вот вытравить из сознания твердую убежденность в том, что не станет врагом тот, кто прикрывал в бою твою спину, так и не смог.

Сим и Элидор. Боевые монахи…

«Когда-то это называлось «оперативники», оперативные агенты… — неожиданно вспомнил Эльрик. — Или будет называться? Если будет».

Люди, работающие на орден, страшнее которого, если говорить о реальной силе, а не о голой боевой мощи, принц не знал. Он сам, при всей своей самоуверенности и безграничном нахальстве, никогда не переходил дорогу Белому Кресту. Хотя бы потому, что понял однажды — от этих не спастись. Твердая предубежденность против ордена сложилась давно, значительно раньше, чем появилась ненависть к «Бичам». Эльрик не зря именовал монахов Белого Креста «боевыми крысами». Именно на крыс они и походили. Коварные, изощренные в самых невероятных хитростях, живучие, беспринципные, способные на любое преступление… во имя идеи.

Да. В Белом Кресте работали не за деньги, не за престиж и уж тем более не за славу — слава как раз была бы лишней. Там все определяла вера… Нет, не вера даже, а служение ей. Служение Святому Огню. Служение церкви. Монахи ордена грешили иногда так, что сам Хранитель не взялся бы отмаливать эти грехи. Но частенько лишь благодаря таким вот грешникам Хранитель избегал внезапной кончины. Сам об этом не подозревая.

Боевые крысы.

Можно было научиться не доверять. Подозревать. Предавать самому. Предавать он научился. Но так и не разучился верить.

Может быть, смешно и дико звучало «несс х’геррсе арро» по отношению к монахам Белого Креста, но ведь так оно и было…

«Но, по уму-то, плевать мне на все это с высокой башни, — очень убедительно сказал себе Эльрик. — Добраться бы до Эллии, отсидеться там, пока не закончится заварушка, соблазнить за это время Кину… А ее ненаглядный эльф, скорее всего, сдохнет где-нибудь, выполняя дурацкие задания своего дурацкого ордена…» Если бы не Элидор и не Сим, если бы не их помощь вчера, в лесу, Ржавильщик и Невидимка могли бы замечательно поужинать. Один оружием и доспехами. Второй — Эльриком и Киной.

Ненормальная спешка, бешеная скачка, запаленные лошади.

Все это не было, конечно, чем-то из ряда вон. Принцу не однажды приходилось вот так же лететь, мчаться, не жалея ни себя, ни коней, выполняя приказ, или спеша кому-то на помощь, или…

«Даже к женщинам иногда поторопиться приходится…» Но для него это было забавой. Обычно забавой. Коротким мгновением в бесконечности жизни.

Почему не поработать на кого-нибудь достойного интереса и внимания? Особенно если знаешь точно, что тот, кто приказывает тебе, умрет через несколько десятков лет. Он — умрет. Ты — останешься. И в те дни, когда ровным счетом нечем будет заняться, тебе найдется о чем вспомнить и над чем посмеяться…

Для Сима с Элидором все было иначе.

А как? И почему? И зачем им все это?

Кто-то отсиживается в безопасном укрытии. А кто-то в это время делает все, чтобы укрытие было действительно безопасным.

«Я не знаю, насколько круты эти двое монахов. — Эльрик снова прокручивал в памяти бой с нечистью. Деталь за деталью. Каждое мгновение, которое успел он увидеть, но не успел осознать тогда. — Не знаю. Знаю только, что я круче их обоих вместе взятых. И меня не касаются их дела и их заботы. Меня не волнует, будут они живы или погибнут, когда распрощаются с нами. Главное, чтобы их черно-белые плащи послужили прикрытием мне и Кине, пока едем мы через анласитские земли… Ты понял, принц! — рыкнул он сам на себя. — Это не твоя война! И вообще, спать пора. — Эльрик выбил трубку, насильственно переводя размышления в другое русло. Хвала Богам, этому он выучился в совершенстве, вынужденный схватываться со Зверем в себе самом. — Через два дня мы будем в Аквитоне. А там посмотрим».

Кина вертелась перед зеркалом, совершенно позабыв про остывающий на столе завтрак:

— Нет, Эльрик, тебе правда нравится? По-моему, к такому воротнику нужна другая прическа, не думаешь? Но с другой волосы растреплются — скачем как бешеные. Лошадей жалко. Они же выжили, правда?

Эльрик жевал мясо, кивал в нужных местах и время от времени вставлял необходимые замечания. Диалог их был скорее монологом эльфийки, но какой-то собеседник ей все же требовался.

— Думаешь, Элидору понравится?

Принц согнул в пальцах вилку. Разогнул обратно и бросил оценивающий взгляд на девушку. Тусклое зеркало, искажающее отражение до вида совершенно неузнаваемого, разумеется, не позволяло Кине увидеть себя во всей красе. Но Эльрик-то видел ее отнюдь не в зеркале.

Эльфийка нарядилась в новый дорожный костюм из мягкой замши, заявив, что старый провонял лошадиным потом и вообще поистрепался до крайности. Принц ни с тем, ни с другим не спорил, и весь вчерашний вечер, пока монахи объясняли хозяину гостиницы, кто тут главный, Эльрик с Киной бродили по лавкам, где эльфиечка придирчиво выбирала себе наряд. Увы, времени шить костюм на заказ, как делают все нормальные люди, у них не было. В конце концов, заявив, что ничего приличного в Лоске все равно не купить, Кина остановилась на чем-то сшитом, судя по всему, на стройного мальчика, и сшитом очень неплохо. А сегодня утром явилась пред строгие очи шефанго, чтобы узнать его мнение.

Эльрик мнение выразил коротким, но многозначительным присвистом.

В черно-голубой куртке с широким отложным воротником и таких же заправленных в мягкие высокие сапожки брюках эльфийка выглядела сногсшибательно.

— Я, конечно, предпочитаю женщин в юбках, — честно сказал де Фокс. — Но иногда склонен признать, что в брючных костюмах есть определенный шарм.

— Как ты временами мудрено выражаешься, — фыркнула Кина. И принялась вертеться перед зеркалом. Занималась она этим не меньше четверти часа, пока, коротко постучав, не просунул в дверь голову Сим.

Лицо у гоббера было осунувшимся, но сияющим и наглым.

— А мы лошадей найти не можем! — торжествующе сообщил он. И заорал в коридор:

— Элидорчик! Она здесь… В смысле, они здесь. Эльрик тоже!

Эльф что-то рявкнул неразборчиво. Скорее всего, выругался. Сим прислушался. Кивнул и вновь заорал:

— Они нас позавтракать вместе приглашают! Да! Иди сюда! — Он уставился на шефанго круглыми глазами. — Эльрик, ты ведь приглашаешь, да? О, Кина, потрясающе выглядишь. Мне нравится. А говорят, что у меня нет вкуса.

Раньше, чем ему успели ответить, гоббер исчез и вернулся через минуту, волоча огромный поднос с завтраком:

— Эльрик, можно я на твоей кровати есть буду? Понимаешь, с детства привык есть лежа. Да-да. Бывало, пожарит матушка гуся, кстати, я ведь не рассказывал вам про мою покойную матушку, великая была мастерица жарить гусей, ну и разводить, конечно, тоже, у нас гусятник был всей округе на зависть, крыша, между прочим, не соломенная, а дранкой крытая, отец на это…

— Сим! — рыкнул Элидор, появляясь в комнате.

— Аюшки? — Половинчик действительно улегся на Эльрикову кровать, поставив перед собой тарелку. — Элидорчик, ты чего? А я твой завтрак сюда принес. А ты его потерял, да? Ну, понимаешь, я подумал, что негоже такому представительному мужчине, как ты, таскать подносы с завтраком, как какому-нибудь мальчику гостиничному. Ты ведь у нас не гостиничный вовсе…

— Мальчик, — мурлыкнул Эльрик, не удержавшись. И даже Сим заткнулся. В наступившей, нехорошей какой-то тишине эльф повернулся к Кине. Отступил на шаг. А потом взял девушку за руку и нежно поцеловал ее тонкие пальцы:

— Ты из тех женщин, которые изумляют каждый день. Кина улыбнулась чуть неуверенно. Но руку не отняла. И вместе с Элидором прошла наконец-то к столу.

Элидор

Война — войной, а старые связи — старыми связями.

— Понимаешь, Элидор, запретил нам герцог продавать лошадей — войны ждет. — Франсуа был тих и грустен. Я тоже был тих, но отнюдь не грустен:

— Кто говорит о продаже? Ты мне их так отдашь.

— Ну знаешь ли! — вскинулся поставщик гвардейского кавалерийского полка его светлости герцога Аквитонского Франсуа Вале.

— Не знаю. И знать не хочу. Мне нужны лошади. Понимаешь, Франсуа, очень нужны. И ты мне их дашь. Вопросы есть?

Вале мрачно посмотрел на меня. Я ответил ему лучезарной улыбкой. Три года назад я помог ему выпутаться из очень грязной истории, поручившись в том, что он чист, аки голубь. Не то чтобы он был голубком, но и тех гадостей, в которых его обвиняли, он не делал. Он мог воровать и занимался этим постоянно. Он мог надувать всех в округе. И это за ним тоже водилось. Но участвовать в молении Мраку он не мог. Так что помог я ему тогда. А сейчас он поможет мне. И оба мы прекрасно это понимали.

— Сколько тебе нужно лошадей?

— Двенадцать.

— Сколько?! — Франсуа подпрыгнул на стуле.

— Двенадцать, Франсуа, двенадцать. И через полчаса. Если это для тебя слишком убыточно, то скажи, сколько денег мне нужно будет привезти при следующем посещении Лоски.

— Какие деньги? Ладно. Куда лошадей-то доставить?

— Постоялый двор «Черный палец». — Будут.

— Спасибо, Франсуа. — Я поднялся, — До свидания.

— Пока, — уныло ответил поставщик.

Часов в восемь утра, когда солнце уже ощутимо пригревало, разогнав с неба все предутренние облака, Эльрик и монахи седлали коней.

Проходящие через просторный гостиничный двор постояльцы косились удивленно на лошадей, пытаясь сообразить, что за отряд кавалеристов остановился здесь на отдых и как они этот отряд умудрились не заметить.

Косились.

Но виду не подавали.

Лошади фыркали и нетерпеливо переступали подкованными копытами.

— Где вы их раздобыли, Элидор? — Эльрик задумчиво рассматривал армейские клейма на холках высоких, сильных кобыл. — Сим утром говорил, что с лошадьми проблемы.

— Слушай, давай на «ты». — Эльф поморщился, недовольно взглянув на солнце. — Меня уже воротит с этой вежливости.

— Ничего удивительного, с непривычки-то. — Принц встряхнул вальтрап и, предупреждая ответную гадость, сказал:

— Ладно. Можно попробовать. Так где ты добыл лошадей?

— Взял, — Элидор пожал плечами, — у поставщика гвардейского кавалерийского полка его светлости герцога Аквитонского.

— На интендантскую сволочь ты вроде не тянешь. — Шефанго склонил голову, разглядывая монаха. — Во всяком случае, на местную интендантскую сволочь. Как же ты умудрился? Да еще перед войной.

— А ты про магию голоса знаешь? — ухмыльнулся эльф. — Хотя, конечно, где тебе! Ну, может, хоть слышал когда?

— Угу, — неопределенно ответил Эльрик. — Слышал. Теперь склонен поверить.

Кина появилась во дворе, неся в руках новенький, легкий арбалет. Крошечный и несерьезный с виду, явно работы гномов. Только гномы способны сделать такую чудную игрушку.

— Ты где это взяла? — Де Фокс изумленно глянул на арбалет. На Кину. Снова на арбалет.

— Элидор подарил. Сказал, что это дамский.

— Дамский-то он дамский… — Эльрик затянул последнюю подпругу. Посмотрел на Элидора.

— Пригодится, — лаконично объяснил монах, не дожидаясь вопроса.

— Она пузо надувает! — разъяренно взвыл Сим, который все еще возился с первой из своих лошадей. Эльрик и Элидор развернулись к гобберу одновременно. Не говоря ни слова, эльф саданул кобылу кулаком в живот, и тут же Эльрик затянул жесткие ремни.

Лошадь разочарованно вздохнула и попыталась укусить Сима за ухо. Тут уж половинчик сам не оплошал, хлопнул четвероногую тварь по морде, подумал и показал язык. Длинный и розовый.

Лошадь вздохнула еще раз.

— В следующий раз сам кусай, — совершенно серьезно посоветовал Элидор.

— Издеваешься? — обиделся гоббер.

— Как можно. Спроси вон у Эльрика, могу поспорить, он всегда так делает.

Принц не успел и слова сказать, как Сим брякнул сердито:

— Конечно. У него зубы вон какие. Как у слона. А я-то маленький.

— Как у слона… — задумчиво повторил эльф. — М-да. А ведь в этом что-то есть.

Эльрик молча подсадил Кину в седло. Вскочил на лошадь сам. Помог эльфийке пристроить у седла ее легкий арбалет, и, не дожидаясь монахов, они выехали на широкую улицу.

По улицам уже вовсю шнырял народ. Стража, приказчики, Проходимцы. Люди расступались, давая дорогу удивительной кавалькаде. Хозяин гостиницы осторожно выглядывал в окно, дабы убедиться в том, что его неприятные постояльцы действительно уезжают. Иметь дело с Белым Крестом — себе дороже. Но попробуй не иметь с ним дела, если монахам приходит в голову остановиться именно в лучшей гостинице города.

Через западные ворота текла бесконечная человеческая река. Отдельным руслом шли возы — спешили на базар припозднившиеся крестьяне. Равнодушные волы, налегающие грудью на ярмо, роняли на мостовую смачные лепехи. Одинокий всадник, как-то теряющийся в этом людском потоке, с трудом удерживал нервничающего коня, осторожно пробираясь к распахнутым створам.

Когда небольшой отряд подъехал ближе, установившийся в воротах порядок движения нарушился и сбился, потому что ни Эльрик, ни Элидор не пожелали становиться в хвост медлительной очереди и пустили лошадей напрямик, разве что не по головам, и то лишь потому, что у людей хватало ума шарахаться в сторону.

Какой-то нищий вывернулся из-под самых копыт. Погрозил клюкой, очень резво отбегая подальше. И тут лошадь под эльфом споткнулась и захромала, неловко припадая на переднюю ногу.

— Штезаль! — Монах от души шарахнул кулаком по луке седла. Кобыла дернула ушами.

— Ты о ком? — Эльрик смотрел с таким откровенным изумлением, что Элидор и сам на всякий случай удивился.

— О Вале, о ком же еще, — буркнул он, спешиваясь, — сплавил клячу — на живодерню краше отводят, да еще и плохо подкованную.

Игнорируя недовольные взгляды стражников в воротах и сдержанные ругательства горожан, вынужденных обходить неожиданное препятствие, эльф заставил лошадь поднять ногу.

— Дерьмо. Придется искать кузнеца.

— Два квартала по улице Кожевников. Третий перекресток. Направо, — тут же сообщил де Фокс. — Ты поезжай. Мы подождем вон там, в кабачке.

Эльф, который явно подумывал свалить поиски кузнеца на самого принца или на гоббера, мрачно взобрался на свою вторую кобылу.

— Не упейтесь там. Сим, присмотришь?

— Конечно.

Гоббер тут же использовал возможность пройтись пешочком. И вся компания отправилась в замеченный Эльриком кабачок.

— Ужасно романтическое название, — поморщился де Фокс, когда увидел заляпанную грязью вывеску.

— А что, — не понял Сим. — «Бычья печенка». По-моему, здорово. А на тебя не угодишь. То тебе «Оранжевая устрица» не нравится. То «Черный палец» не угодил. Теперь вот «печенка» опять же.

— Что ты там говорил о своем вкусе? — Эльрик помог эльфийке спрыгнуть на землю.

— Да ладно. — Половинчик ни капли не смутился. — Мне вон и Кина нравится. По-моему, она нисколько не хуже бычьей печенки. Разве не так?

И принц не нашел, что ответить.

Эльрик де Фокс

Лошадей — к коновязи. Мальчику — пару медяков, чтоб присмотрел. Дверь, естественно, пинком. Хм. Оказывается, она открывалась наружу. Так оплошать два раза за три дня… Но я же не знал! И не моя вина, что вовнутрь она тоже открылась, правда, вместе с косяком.

Когда улеглась пыль, я вошел. Кина привычно пристроилась сзади. Сим замыкал шествие.

А в длинном, изрядно прокопченном и дурно пахнущем зале пьянствовали орки. Семеро. Вооруженные, как ни странно. Кольчуги новые, но мечи вызубрены…

ОРКИ?!

Да что же такое творится на белом свете?! Что я упустил, отдыхая в гостеприимном Удентале?

В человеческом городе. В анласитском, замечу, городе эта нечисть чувствует себя как дома. И кабатчик лебезит перед ними, бросая недовольные взгляды в сторону появившихся эльфов.

Хотя, возможно, он недоволен неприятностью, приключившейся с его дверью.

Мы прошли через зал. Мимо нескольких сдвинутых вместе столов, за которыми расположилось орочье. Выбрали место почище. Да так, чтоб вид получше (в смысле, чтоб за всеми этими ублюдками следить можно было) да чтоб стена за спиной.

— Эй, толстый! «Звездный водопад»!

— Да шевели ластами!

Последнее добавила Кина. Ну девочка… Это-то она где подхватила?

Кабатчик заметался между орками, которых боялся. И нами. Нас он тоже испугался. И, в общем-то, было за что. Он выбрал наконец, когда разглядел мой топорик. Но волосатая лапа ухватила мужика за подол рубашки:

— Не вздумай обслужить этих недоносков. Им не место в твоем заведении…

— Кого ты здесь называешь недоносками, мразь?! — взъярилась эльфиечка. Мне плохо стало, когда я это услышал. А Сим — хоть бы что! Еще и поддержал ее нечленораздельным, но очень возмущенным воплем.

Кажется, он рвался в драку. Похоже на то, что инстинкт самосохранения у него давно и напрочь атрофировался. Хотя, может быть, половинчик просто не хочет садиться. Скамья-то жесткая.

И бес бы с ним, с Симом, его всегда можно за шкирку придержать. Но орки… Может, здесь, конечно, принято теперь так, в Лоске в этой…

Из города нам все равно уезжать. Элидор с одной подковой долго провозиться не должен.

Не люблю орочье. Есть за что, кстати.

Я «прислушался». Нет, кроме этой семерки, орков поблизости не было. По крайней мере, не было других орков, собирающихся нас прикончить.

Очень мило со стороны Элидора было подарить Кине арбалет. Хотя в другой ситуации я бы назвал этот подарок скорее дурацким, чем милым.

— Сим, действуй.

Едва услышав эти слова, гоббер вылетел из-за стола на середину зала. Выхватил из ножен свой меч, встав в довольно грамотную стойку. Но его выходка была встречена взрывом похабного хохота.

— Что-то я не вижу здесь мужиков! Одни вонючие орки! — очень противным голосом заорал половинчик. У меня аж в ушах засвербило. Кстати, ну ладно себя, но он что — и меня за мужика не считает? Впрочем, в данный момент мне было не до выяснения этого вопроса. Я взвел Симов арбалет. Потом — Кинин. А гоббер, пока суд да дело, заворачивал такое про тэшэр штез — это он действительно выкрикнул на зароллаше (популярный какой язык, оказывается) — орков, орочьих родителей и родственников до седьмого колена и про отношения, в которых он с ними, с каждым в отдельности, со всеми вместе и они все между собой через вышеупомянутый «штез», ясное дело «тэшэр», состояли, что у меня уши задымились. А Кина только в ладоши восхищенно хлопала.

Вылетевшая со стороны ошеломленного орочья тяжелая, оплетенная соломой бутылка пришла в соприкосновение с черепом гоббера. И отскочила. Голова у парня крепкая.

Я поднял арбалет. Орки были настолько озадачены, что даже не заметили этого.

— Эльрик! — Кина посмотрела на меня и вдруг перестала смеяться, уставившись на свое оружие, как на живую гадюку. — Мне что… Мне тоже надо стрелять?

И что ж я кретин-то такой?!

— Тебе не надо. Тебе лучше и не смотреть.

В конце концов — хоть и не люблю я показывать этот фокус — шефанго могут стрелять и из двух арбалетов разом.

На ноги мы с орками вскочили одновременно.

Звенькнули тетивы.

Из семерых бандитов стоять осталось четверо…

Четверо?!

Ах вот оно что! В дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял Элидор. И вновь взводил арбалет. Как он смотрелся! Очерченный ярким дневным светом силуэт, огромный, жуткий. И сияющим нимбом — блестящие белые волосы.

Всхлипнув, Кина вылетела из-за стола и бросилась к своему ненаглядному.

А Сим, пока я любовался на эльфа, успел выпустить кишки одному из нападавших, тот был без кольчуги, и основательно зацепить второго. Он юлой вертелся по залу, проскакивая между двумя оставшимися противниками, и с завидной скоростью вращал своим легким клинком. Что говорить, гобберы действительно очень подвижны, и при должной обработке из них получались бы отличные бойцы. Другой вопрос, что наш Сим — единственный на моей памяти «обработанный» половинчик.

Пьяные орки скорее мешали друг другу, чем атаковали. Нет чтобы одному из них попытаться обойти гоббера со спины. Куда там! Эти болваны кидались на него одновременно, шарахались друг от друга, когда их страшные клинки мелькали в опасной близости от владельцев. Хуже того, они пытались отвечать на непрерывный поток уколов и скабрезностей со стороны монаха. А пытаться переговорить гоббера — это, скажу я вам, самый неразумный поступок, какой только можно совершить.

В конце концов, потеряв от ярости остатки разума, оба орка открылись. По-дурацки открылись. Один на широком замахе. Уже умирая, он опустил меч, но Сим просто пропустил тяжелое лезвие у себя над головой. А второй и вовсе совершил детскую ошибку — его занесло тяжестью собственного клинка. И меч половинчика (им можно было и рубить, и колоть) вонзился орку точно между ребер. Вонзился сзади. А вышел спереди.

Не очень хороший удар. Ведь противник мог оказаться не последним, а пока Сим прыгал вокруг трупа, упираясь в него обеими короткими ножками и пытаясь вытащить зажатый ребрами клинок, его можно было медленно порезать на шнуровку для колета.

«Что-то ты, Эльрик, больно строг, — одернул я себя. — Завидуешь? Так шустро и красиво положить четырех орков — это тебе не топориком махать».

— Молодец.

— Ну дык! — гоббер бросил меч в ножны.

— П-пойдемте, а?

Кина стояла, вцепившись в локоть Элидора. Взгляд ее перескакивал с пришпиленного к стене орка, изо рта которого все еще стекала струйка черной крови, к другому, скрючившемуся на полу, собрав в ладони собственные потроха. Лицо у эльфиечки было даже не белым. Серым оно было. С зеленью.

Мит ханссер… Мир не дерьмо, вопреки моей любимой поговорке. Мир еще хуже.

— Элидор, гляньте, как там лошади. А мы тут с Симом пошарим.

По законам войны, гоббер имел право на деньги и доспехи орков. Право победителя. Обобрать убитого противника не погнушается и император… По крайней мере, принц точно не погнушается, по себе знаю.

Но из-под самого дальнего стола раздалось немелодичное блеяние:

— Г-господа, я вынужден вызвать стражу. Лучше вам поскорее покинуть заведение.

— Что?! — Раздухарившийся Сим грозно направился к источнику звука. — Кто там мяукает?

— Я это, я. Хозяин трактира. — То, что вылезло из-под стола, действительно походило на кабатчика. Правда, несколько потрепанного. — За нанесенные убытки вы должны мне пятьдесят серебряных. Однако…

— Пятьдесят серебряных?! Да за такие деньги я готов задушить вашу маму! — заявил гоббер. Где-то в чем-то я был с ним согласен. Деньги действительно большие. — Лезьте-ка обратно под стол, милейший, и не высовывайтесь, пока мы не возьмем то, что заработали.

— Капле! Питер! Куда вы пропали?! — заорал кабатчик, как мартовский кот, и на этот вопль в заднюю дверь вбежали почему-то семеро мужиков, двое из которых явно были вышибалами, третий, судя по запаху, — конюх. Рассматривать остальных я не стал — хватило того, что они тоже были вооружены. Вилы, может быть, не самое удобное оружие в тесном помещении, но зал был не таким уж и тесным. А кроме вил наличествовали еще палки и вертелы…

— Сим, закрой глаза, — произнес я вполголоса и, уже сдергивая маску, услышал вопль за спиной:

— Шон раг! Авораж!

Это клич пиратов-шефанго, берущих чужой корабль. Когда вцепляются в борта стальные крючья и по веслам жаждущая убийства орда несется на несчастного противника, срывая маски и скидывая капюшоны.

«Шон раг!»

«Авораж!»

— Грау! — услышал я низкий рык и узнал свой голос. Голос шефанго. А кабатчик и отважные его мужики увидели мое лицо. Боевой оскал. И повалились без сознания, не успев даже начать двигаться к нам.

Ошалевший Сим круглыми, как у совы, глазами смотрел на лежащие между лавок тела.

— Чего это они, а?

— Элидор… — Вкрадчивость моего голоса насторожила меня самого. — Что ты там скомандовал?

— Я думал, ты сам не догадаешься.

Эльф осторожно отцепился от вообще ничего не понявшей Кины, протопал за стойку. Пинком выбил дверь в контору хозяина и исчез. Успокаивать девочку пришлось мне. Великая Тьма… На Айнодор ей надо, такие цветы только там выживают. Зачем ее понесло на Материк?

А Сим шустро обшаривал карманы мертвых орков, приговаривая между делом:

— Все лежат. Все упали. Почему упали? Зачем глаза закрывать? Денежки, денежки. Богатые орки. С чего бы, интересно, они такие богатые?

Я, грешным делом, подумал, что гоббер спятил, однако в последнем его вопросе определенно был смысл. Действительно, откуда деньги и новые доспехи у орочья? Очередная загадка в довесок ко всем остальным. Как будто мало того, что уже есть.

Нам следовало поторопиться. Помимо мертвых орков поблизости шлялись и живые. Довольно много. У меня были подозрения, что эти ребята расстроятся, увидев семь трупов своих сородичей.

— Элидор!

— Две тысячи серебром.

Эльф вывалился в зал, держа в руках объемистый мешочек.

— Этот идиот кабатчик хранил свои капиталы прямо здесь. Он думал, что его «секретный» сейф — секретный.

— Пошли, пошли!

Я оторвал Сима от трупов. Кину от себя… Элидор выбежал на улицу сам.

По коням!

Эльф успевает поцеловать менестрельку прежде, чем закинуть ее в седло. Уже на ходу он бросает мне Симов арбалет:

— Держи. Хорошо стреляешь. И я машинально ловлю оружие одной рукой. Стража на воротах, заподозрив неладное, пытается перекрыть нам дорогу. Приходится прикладом отвешивать удары особо ретивым. По упавшим телам проносятся наши кони.

Боевые, мать их так! Ненавижу! Солдатиков просто размазало по мостовой.

А через миг и ворота остались позади. Дробно прогрохотали копыта по доскам моста.

— Мы назовем это «улыбка шефанго!» — кричит мне на скаку Элидор. — Неплохой способ получать деньги, когда они очень нужны. И по возможности скорее!

Ничего не понимаю! Это — эльф?!

«Как это должно быть ужасно: потерять память». — Кина сидела, удобно устроившись на куче лапника, и наблюдала за Элидором, разводившим костер. Эльф настругал тонких лучинок, каким-то особым, непонятным Кине способом сложил заготовленные Эльриком дрова, а сейчас смотрел, как разгорается, неуверенно перепрыгивая по тонким веточкам, желтый огонек.

Девушка не могла отделаться от ощущения, что видит сейчас двух разных Элидоров. Один задумчиво смотрел на пламя. Второй же напряженно вслушивался и всматривался в окружающий прогалину лес. Был, правда, еще и третий Элидор. Но любая мысль о нем заставляла лицо пылать. А сердце начинало колотиться тревожно и радостно.

Настороженность, не совсем такая и все же очень похожая, была и в Эльрике. И даже в Симе, который, правда, предпочитал почему-то прикидываться простачком. Только Эльрик всем видом своим словно вызов бросал окружающему миру. А Элидор… Он с этим миром сливался.

«Как будто наблюдает изнутри…» Стыдно сказать, но той ночью — самой первой ее ночью в лесу, — когда вышла к их костру непонятная тварь, Кина ничуть не испугалась за своего «Ох, да почему же моего?…» эльфа. А потом, после того как они с Симом отволокли его, потерявшего сознание, от Ржавильщика и гоббер сам кинулся в драку, она «Такой сильный. И такой беспомощный…» почувствовала странную, ей самой необъяснимую радость от того, что может сделать для Элидора хоть что-то. И еще… Еще от того, что он был совсем рядом. Совсем близко. И… Он улыбнулся, когда открыл глаза и увидел ее. Да. Он улыбнулся, потому что увидел ее.

«Хоть бы он посмотрел на меня сейчас… — Кина обхватила колени руками, даже не подозревая о том, как засияли в лучах низкого солнца ее черные волосы. — Если он посмотрит…

«значит, все будет хорошо»

я не знаю… Но пусть он посмотрит, а?»

Элидор поднял голову и встретился с ней взглядом. Он улыбнулся. Улыбка почему-то очень шла его узкому, с резкими чертами лицу. Кина ответила. Одними глазами. И тут же опустила ресницы.

С той ночи, с той секунды, когда эльф пришел в себя от того, что девушка ласково гладила его по лицу (Кина смутилась тогда страшно, покраснела, поняла, что краснеет, и от этого засмущалась еще больше), что-то изменилось. И в ней. И, кажется, в Элидоре. Изменилось окончательно. Насовсем.

Они перешли на «ты». Не сговариваясь — просто как-то так вышло.

А еще… еще Элидор поцеловал ее. Там, в Лоске, после жуткого побоища, он поцеловал ее. И губы у него были горячими, жесткими…

«В Аквитон мы приедем завтра к вечеру. — Кина натянула на плечи Эльриков плащ, вторую ночь служивший ей и постелью и одеялом. — А потом?» Оттого что Элидор, воин таинственного ордена, служитель непонятного культа, окутанный ореолом мрачности и загадочности, становился другим, когда говорил с ней, даже когда просто… когда она просто была рядом, Кине было особенно тревожно и как-то радостно.

Радостная тревога?

Тревожная радость?

За свои долгие шестнадцать лет эльфийка ни разу не чувствовала ничего подобного. Да и не встречался ей на Айнодоре никто хотя бы отдаленно похожий на высокого, молчаливого, такого красивого и сильного Элидора.

Откуда такие на Айнодоре? Благословенная земля. Сказочный мир, пусть и тревожимый иногда орочьими набегами.

«Если бы Элидор был там тогда…» Хвала Владыке, черный ужас перед врывающейся в городок лавиной орочьих всадников, перед горящими, как свечи, прекрасными домами, перед кровью, брызнувшей из перерезанного горла бьющейся в когтистых лапах матери, этот ужас прошел.

Он исчез, когда поняла Кина, что Эльрик, Ледяная Звезда, Предатель, что этот страшный шефанго никому и никогда больше не позволит обидеть ее.

Было время, когда она мечтала о том, чтобы у нее был брат. Старший брат. Потом Кина представляла иногда, что Эльрик (ведь бывают на свете чудеса) оказался в их городке во время штурма.

Орки не вошли бы в город. Он убил бы их. Всех. Всех до одного…

А сейчас, глядя на Элидора, эльфийка думала уже не об убийстве. И не о мести, хотя когда-то самые кровожадные мечты доставляли ей наибольшую радость. Она думала о том, что Элидор спас бы ее. Ее. И… И ведь когда рыцарь спасает девушку…

— Тебе спать не пора, малыш? — Эльрик подошел, как всегда, неслышно. Присел рядом. — Завтра мы поднимемся рано.

— Мы снова загоним лошадей?

— Надеюсь, что нет. — Шефанго был здесь и не здесь, словно рассматривал придирчиво завтрашнюю дорогу. Каждый поворот. Каждый холм, который станет помехой в пути. — Эти скотинки получше картальских.

— Эльрик. — Она замолчала, пытаясь подобрать слова.

— Что?

— А… зачем нам в Эллию?

— Там эльфы. — Де Фокс рассеянно пропустил между пальцами пушистый кончик своей длинной косы.

— И что?

— Там будет безопаснее всего.

— Для тебя?

— Да для меня-то везде безопасно. Даже на Айнодоре.

— Значит, для меня?

— Ну… да. Незачем тебе, право же, попадать в свару между Востоком и Западом. Особенно если поднимут алое знамя. Эллия же воевать не будет. Это не ее война.

— А если нападут на Эллию?

— Некому на нее нападать… — Совершенно не ко времени память услужливо напомнила принцу о загадочных смертных, посмевших бросить вызов Айнодору. Неужто все же эллийцы? Бред! Кому-кому, а им с эльфами делить нечего. — А если и нападут, оттуда у тебя больше шансов выбраться. Особенно если учесть, что во всех прочих местах шансов нет совсем.

— Почему?

— Кина. — Эльрик терпеливо вздохнул. — Ты знаешь, что такое религиозные войны?

— Да. Мы с вами так воюем.

— Гм. Не совсем. Мы воюем, конечно, но заклятыми врагами считаем только друг друга. А здесь — наоборот. Опаленные могут проявить снисхождение к Озаренным. Озаренные… маловероятно, но могут пощадить кого-то из Опаленных. И только нелюдей и та и другая сторона будет убивать. Без разбору. Всех.

— За что?!

— За то, что нелюди, — глухо ответил принц. — Хвала Богам, в Эллии до такого еще не докатились. В Эллии да, может, в Десятиградье.

— А Элидор? И Сим?

— Что Элидор?

— Их с Симом тоже будут убивать?

— Естественно… — Эльрик подавился собственным ответом, только сейчас сообразив, что разговаривает с шестнадцатилетней девчонкой, эльфийской девчонкой, не успевшей к столь зрелому возрасту набраться необходимого в жизни цинизма.

— Но как же так?! — Кина испугалась и разозлилась одновременно. — Почему?! Они же… как ты говоришь… Опаленные!

— Ну, их, может, и не тронут, — неубедительно сказал шефанго. — В любом случае, этим двоим никуда не деться. Их война касается напрямую.

— А нас нет, так? — Кина окаменела под плащом, и от голоса ее ощутимо повеяло холодом.

— Тебя — нет, — жестко отрезал принц.

— А тебя?

— И меня тоже.

— Врешь ты все. — Эльфийка неожиданно развернулась, затопила темной синевой сердитых глаз. — Мне врешь. Я же вижу все, ты Элидора терпеть не мог, правда? А потом совсем по-другому стало. И сейчас ты мне врешь, Эльринг. И хреновая из тебя получается Ледяная Звезда, потому что врать ты не умеешь. Ты вот сидишь сейчас и думаешь, что это не твоя война. Ты это себе вколачиваешь просто. Вбиваешь. А сам… А сам…

— Кина, выражение «хреновая» не подходит для женщин вообще и для красивых в частности. Мы с тобой на эту тему уже беседовали, помнишь?

— Зубы заговариваешь? — Эльфийка начала уже остывать. — Я же тебя давно знаю, — пробормотала она с какой-то беспомощной настойчивостью. — Ты ведь хочешь с ними поехать, правда? Потому что… Я не знаю почему, но это стало, как ты говоришь, «твоей войной».

— Ты ложилась бы спать, в самом деле. Кина послушно улеглась. Эльрик заботливо закутал ее плащом. И тут тонкая рука схватила его ладонь.

— Только ты не вздумай отвозить меня в Эллию, слышишь? — очень серьезно сказала Кина. — Не хочу я никуда без вас. Я тогда оттуда сама уеду. Одна.

— Да с чего ты взяла, что я тебя где-то оставлю?

— С того, что оставишь. Убедишься, что я в безопасности, и оставишь. А сам… не знаю куда. Так вот я за тобой поеду. За вами. За всеми. Вот так.

— Спи ты, во имя Темного, — взмолился Эльрик, проклиная ту минуту, когда взялся отвечать на расспросы Кины.

— Сам во имя Темного, — шепотом буркнула эльфийка. И наконец-то замолчала.

Эльрик посидел рядом, слушая ее ровное дыхание. Убедился, что девушка действительно спит. И, на ходу доставая трубку, пошел к костру.

— Мне вот что интересно. — Элидор жевал травинку и скользил взглядом по теряющимся в опустившихся сумерках кустам. — Откуда здесь нечисть взялась? По идее, их выбили еще лет десять назад. Во всяком случае, «Бичи», помнится, хвастались, что кто-то там у них прибил последнего Ржавильщика.

— Откуда они берутся — понятно, — пожал плечами де Фокс. — Это ж не люди. У них процесс размножения совсем иначе происходит. Вот Невидимка — дело другое.

— Да, кстати, это что вообще за тварь?

— Именно что Тварь. — Эльрик затянулся. Выдохнул дым. — Так они и называются… Назывались. Очень старая Тварь. Старше меня, точно. Я видел таких, правда, не в здешних краях, а севернее, когда нынешними людьми на Материке еще и не пахло.

— А потом?

— А потом они повывелись. Не знаю почему, может, в результате катаклизмов, может, кто-то их всех сожрал… Тогда, по Материку пошлявшись, такой бестиарий собрать можно было… Хотя, знаешь, честно говоря, не припомню я ни одной Твари, которая могла бы Невидимке конкуренцию составить. Кого-то они сами ели. От кого-то убегали.

— Во всяком случае, с какого-то момента они исчезли и больше не появлялись? — подытожил Элидор.

— Ну да.

— Они исчезли все разом? Или постепенно?

— Ну ты спросил! Думаешь, у меня дел других не было, кроме как наблюдать Невидимок в естественных условиях?

— Кто тебя знает? — Эльф сорвал новую травинку.

— Если… — Эльрик оборвал себя на полуслове и замер, закусив мундштук острыми зубами… — Они исчезли практически одновременно, — выговорил он наконец, — Змеи. Невидимки. Лягушки. Ящерицы. Пожиратели, Древние… — все. Осталась мелкая нечисть и не особенно страшные тварюшки. Почти такие же, как сейчас. Знаешь что, монах, я осмелюсь нахально предположить, что Демиурги, поселив здесь людей, решили убрать тварей, способных истребить человеческое племя сразу и насовсем.

— Какие Демиурги?

— Обычные. Наши. Не о них речь. Уничтожение этих монстров они, по логике вещей, должны были возложить на Деструктора — я думаю, этот парень сам и вызвался, для чего он еще нужен?..

— Какой еще Деструктор?

— Но истреблять всю эту нечисть он не стал. — Эльрик посмотрел на облачное небо, словно надеялся кого-то там высмотреть и порасспросить хорошенько. — Он положил их всех в глубокую консервацию, понимаешь?

— Нет, — честно сказал Элидор. Принц озадаченно заткнулся.

— Давай попробуем сначала. — Монах сорвал третью травинку. Подумал. Выбросил. И достал кисет с трубкой и табаком. — Курение — грех, а некурение — смерть, — сообщил он Эльрику, набивая трубку. — Вопрос первый: ты на каком языке изъясняешься? Это не зароллаш.

— Это всеобщий. Извини, — Эльрик выбил трубку. Дернул досадливо плечом. — Я не всегда успеваю за языками. Они меняются слишком часто, понимаешь? Для многих понятий здесь еще вообще не придумали слов, а если и придумали… Мне проще сказать то, к чему с детства привык.

— С детства. — Элидор хмыкнул, — Ладно. Проехали. Кто такие Демиурги, я догадался примерно. Это Величайшие, они помогали Создателю. Но люди не их работа.

Принц смотрел на него, опираясь подбородком на руки. Задумчиво так смотрел. По лицу, закрытому маской, трудно было разобрать, о чем он думает. Но что-то такое странное эльф почувствовал.

— Хорошо, — медленно сказал де Фокс, отворачиваясь к лесу. — Скажем так, они помогали. И… как это у вас, в анласитстве… Да, когда Бог поселил Первородных в полном опасностей мире, самые страшные опасности по его приказу были уничтожены.

— Это я понял. Не маленький. Идем дальше — что такое Деструктор?

— Разрушитель… Да. Пожалуй, так вернее всего. Полная противоположность Создателям.

— Создателю.

— Как угодно. Тоже необходимая часть целого. Другая чаша весов, если хочешь.

— Только не говори мне, что это Рилдир. — Элидор поморщился, — Попахивает дешевкой, не находишь?

— Рилдир Смущающий… — сказал — почти прошептал де Фокс. — Учитель. Открывающий Тайное. Опаленные не устают меня удивлять. Озаренные, впрочем, тоже. Да и рилдираны ваши, если уж на то пошло. Нет. Деструктор не имеет с ним ничего общего. Считай его мелкой сошкой, о существовании которой… Стоп. Не так. Он тоже помогает вашему Создателю. Кто-то же и ломать должен.

— Ну-ну, — непонятно ухмыльнулся эльф. — Забавная трактовка. Ладно, о Разрушителе я, в общем-то, тоже знаю. Мне интересно было, как ты это изложишь.

— С точки зрения анласитства? — Эльрик покачал головой и улыбнулся, сверкнув страшными зубами. — Странные у тебя темы для шуток, монах.

— Забавно было смотреть, как ты плюхаешься. Мозги скрипели — отсюда слышно. Ладно, не напрягайся. — Он развернулся к шефанго. — Я действительно многого не знаю, а что-то мне известно лишь со слов учителей. Когда-нибудь ты расскажешь мне, что пишут в ваших непонятных книгах. Или они только для принцев?

Эльрик молча кивнул, пожелав про себя, чтобы Элидор отвлекся на какой-нибудь из лесных шумов и забыл о разговоре.

— И там закрытые архивы, — как-то грустно отметил монах. — А вот теперь, де Фокс, объясни мне совсем уж непонятное слово. Что такое «консервация»?

— Гм. — Принц щелкнул пальцами, пытаясь найти синоним, который передал бы не только значение слова, но и вложенную в него суть. — Хранение. — Он покатал слово на языке. — Ну… не совсем, но где-то близко. Понимаешь, Твари хранятся где-то как есть — целенькие, ничуть не изменившиеся. А их берут и используют по мере надобности.

— Но зачем было выпускать их на нас?

— Откуда я знаю? Может, вы с Симом кому-то из сильных мира сего на ногу наступили, — А почему они исчезли?

— Потому, что запас наверняка ограничен, а технология изготовления либо утеряна, либо в условиях этой реальности невозможна.

— Красиво загибаешь. — Элидор даже не скрывал издевки. — Но в общих чертах понятно. Стоп. А Змей, про которого Кина рассказывала?

— На Змея мы случайно наткнулись. — Эльрик зевнул. — К тому же их делать проще — аналогов масса. И вообще, монах, ты не забывай, что мы с тобой говорим сейчас где-то на уровне базарных кумушек, которые всерьез рассуждают о беременности императрицы Готской, основываясь на том, что вишню в этом году всю как есть галки поклевали.

— Галки не клюют вишню.

— Тем более. Ладно. Если что — кричи. — Принц вытянулся на одеяле, бросил последний задумчивый взгляд куда-то на небо. И заснул.

ИГРОКИ