Здесь своих не грабят. И не берут чужое без спроса. На всякий случай за кражу полагается наказание, очень рациональное, как все у аборигенов. У нас бы руки поломали, а тут ломают ноги, чтобы злодей мог сам себя обслуживать и делать какую-то полезную работу, добывая пропитание. Но что-то я в столице колченогих не замечал.
А если племена объединятся, на планете вообще перестанут воровать. Мало им того, что они в повседневной жизни не врут, хотя прекрасно знают понятие обмана и считают высоким искусством военную хитрость. Они вынесли обман в узкую профессиональную сферу, в область штабной игры или финтов воина на поле боя – потому что нигде больше на «Зэ-два» нет места для лжи. В торговле между людьми и между племенами, в любви и ненависти, в горе и радости напротив тебя лицом к лицу всегда такой же, как ты, он чует правду сердцем.
Многие, наверное, скажут, что жить без вранья трудно, вспомнят «нас возвышающий обман», ложь во спасение и прочую лирику.
А как по мне, очень просто – не надо хотеть другим плохого. Сволочью не надо быть, и все у вас получится. Обратите внимание, отчего возникают конфликты на «Зэ-два», вплоть до военных. Это всегда столкновение мнений. Расхождения в целеполагании. Конкуренция стратегий. Наконец, разные взгляды на то, что надо делать прямо здесь и прямо сейчас. Но никогда не подлость, не желание выгоды за чужой счет. Даже пресловутые грабительские налеты кочевников, почти забытые уже, всегда имели целью отнюдь не прямую наживу, а демонстрацию лихости, удали молодецкой и атакующего потенциала, чтобы мнение кочевых вождей имело впоследствии больший вес. Чистая политика. Если ты не обозначил свои возможности, их не примут в расчет, когда двинутся в твою сторону за своим интересом. Может получиться глупо. Соседи придут, а тут внезапно ты, и категорически против того, что они задумали, – а у них процесс запущен, уже не остановить. Такое «столкновение мнений» чревато той самой войной на уничтожение, о которой нынче говорят только шепотом. Поэтому вожди слегка куролесят, чтобы ненароком не загнать племя в неудобное положение, когда придется драться всерьез. Гуманисты, черт побери.
И вот этих удивительных людей великий вождь Унгусман хочет собрать в единую нацию…
Город взорвался шумом и гамом нам навстречу, люди высыпали на улицы приветствовать гостей. К счастью, проезжая часть широкая, из расчета, чтобы свободно прошла четверная упряжка, и жители столицы понимают, что с транспортным средством шутки плохи. Но детей толпа все равно придерживала руками. Караул догнал машину и бежал позади, не переставая весело скалить зубы, а шаман вовсю наяривал на своем тамбурине почти у меня над ухом.
Иногда мне казалось, что навстречу попадаются знакомые лица, но без включенной «распознавалки» в планшете я не был в этом вполне уверен и отвечал на приветы стандартным жестом пожелания счастья. Не особо это вежливо, но мой рабочий круг общения – во дворце, и там я никогда не ошибусь. А торговцы и ремесленники, с которыми случалось пересечься на пару минут, вряд ли бы отпечатались в моей памяти, будь они даже землянами. Я не виноват, просто все силы уходят на вождей, шаманов и обслуживающий персонал дворца.
Газин решил вопрос приветствия широких народных масс радикально: он снова встал, отдал честь, выпятил грудь – и поехал, как маршал на параде. О том, что на груди у него новый орден, а уникальная наблюдательность аборигенов давно полковнику известна, я не подумал. Мне такие материи недоступны. И напрасно, кстати, непрофессионально это, надо себя пересиливать. Молодец полковник-то. Вон, теперь весь город будет знать, что командира первой вахты Россия наградила, – и сделает какие-то выводы. Черт знает какие, но, наверное, хорошие.
А хитрый Брилёв положил обе руки на руль.
Коварный Калугин уткнулся в планшет носом и притворился, что он сегодня всего лишь мой помощник. Чтобы не выглядеть совсем уж лодырем, он высунул подальше за борт машины плечо с камерой и теперь рассказывал мне, кто из «особой базы данных» замечен в толпе. Ничего интересного, пара связных от кочевых племен и караванщик с севера, известный тем, что иногда по просьбе своих вождей привозит в столицу местный аналог диппочты, пряча свитки на всякий случай в заднице коня. Маргинальная, в общем, публика.
Брилёв свернул к дворцу. Когда-то это была внутренняя крепость, последний рубеж обороны и, несмотря на многократные перестройки, до сих пор выглядит скорее брутально, чем парадно.
Казалось, дворец мелко дрожит от барабанного боя. Ой, мама, какая психоделика сейчас там внутри.
Зато у дверей нас ждала Унгали.
Я посмотрел на нее и чуть не задохнулся.
Выросла девочка.
На человека всегда накладывает отпечаток его социальная роль, особенно если он взялся играть ее совсем недавно и подходит к делу очень серьезно. Пускай тебя готовили к этой роли с детства, она может оказаться не по силам. Власть проверяет на прочность каждого, ответственность согнет, а то и сломает любые плечи.
На эти плечи власть легла так, что расправила их. Раньше немножко сутулилась моя радость, и еще в том году я ей напоминал – ну, Галя, спину-то держи, ты ведь звездная принцесса, в наших сказках они ходят с прямой спиной, так что давай, выше нос.
«Моя радость» – я это серьезно?
Нет, ну отчего бы и не порадоваться. Она была прекрасна, а стала еще лучше.
К парадным дверям вел пологий длинный пандус – здесь не понимают ступеней, по ним же повозку не закатишь, – и пока мы шли, я поверх плеча Газина впился глазами в эту новую для меня Унгали так жадно, что под конец даже смутился. В последнюю неделю на борту звездолета я отсмотрел все свежие записи Калугина, и ни одна не показала во всей полноте той метаморфозы, что случилась с моей юной подружкой. И вроде знал я, что никакое видео самого высокого разрешения не в состоянии передать истинную прелесть Унгали. И понимал, что «выросла девочка»… но не настолько же!
Ну просто обухом по голове.
Уже не девчонка. Молодая женщина. Сильная, уверенная, спокойная. Вороная грива схвачена блестящей цепочкой, лунный камушек посреди лба – знак придворной должности. На безупречной длинной шее ожерелье младшего вождя. Лазурная тога в серебряных узорах – это цвета столбового рода династии Ун – подпоясана наборным ремнем, который тебе и мерка, и счеты, и набор грузов для весов, а еще им убить можно. И простенькие кожаные сандалики вполне земного вида, только коже той сносу нет, и мягкости она волшебной. А в изумительной руке – очень важно, чтобы у звездной принцессы были красивые руки, не знаю почему, но мне так кажется, – еще один символ власти: коротенький складной боевой жезл, увенчанный ярким переливчатым камнем. Жезл носят вожди с правом оперативного управления войсками, если вы понимаете, о чем я. И дворцовая стража, что шагает в ногу за нами следом, подчиняется напрямую очаровательной Унгали.
Да, если что, она этой телескопической дубинкой отправит тебя в нокаут – моргнуть не успеешь. Силенок убить не хватит, ну так ей и не надо, у нее подчиненные есть, всегда готовые к добиванию.
Не женщина, а мечта одинокого мужчины в расцвете лет.
А глаза у нее зеленые.
Ослепительно чистые белки глаз, и в них два зеленых чертенка. Как только я этих чертенят разглядел, таких знакомых, начал снова дышать.
А то понять не мог, отчего так трудно жить на свете и с каждым шагом все труднее.
Остановились на положенном расстоянии, Газин и Брилёв впереди, мы с Костей сзади. Лица согласно протоколу должны быть каменные, и судя по тому, что у полковника уши шевелятся от натуги, он справляется. Быстрый обмен жестами и поклонами. Все четко. Мы молодцы.
А потом она улыбнулась.
Глядя через плечо Газина, улыбнулась мне.
И я ее сразу узнал.
Нет, не ту девчонку – эту женщину. Мы с ней давно знакомы.
Газин шагнул к Унгали и что-то спросил, я не расслышал. А та рассмеялась – не здешним, а нашим смехом – и повисла у полковника на шее, чуть не сбив с него фуражку.
Но опять поверх его плеча смотрела на меня.
Двери распахнулись, и мы следом за Унгали, сохраняя прежний строй, вошли во дворец. Мощный басовый гул накрыл нас прямо с порога. Это же надо, как они лупят, совсем озверели – я, например, кроме барабанов ничего не разберу, хотя сейчас в зале приемов орудует целый оркестр из тарелок и гонгов. Офицеры достали беруши, рядом шарил по карманам Калугин. Ага, нашел затычки. Мне не предложил – я ведь откажусь. С его точки зрения, которую он никогда не скрывал, я просто выпендриваюсь перед местными, цену себе набиваю. На случай, если сдамся, у Кости есть второй комплект берушей, он думает, я не знаю об этом.
Мы шли в такт ударам, и я любовался походкой Унгали, ее грацией благородного хищного зверя, полной жизни… Вот чего мне не хватало на Земле – ощущения жизни, бьющей ключом отовсюду. Чистой, а не фильтрованной радости.
Унгали, когда не на работе, умеет радоваться всему на свете, я же помню. На «первой высадке» она как-то сразу и очень естественно, будто так и надо, взяла меня под персональную опеку, и я ничего не имел против именно потому, что девчонка была – чистая радость. Мы вместе осваивали языки, она учила меня обычаям аборигенов, а я ее – нашим. Она смеялась над тем, что я боюсь здешних коней, а я показал ей, как водить машину. Только во вторую командировку я узнал, к чему барышню готовят, и слегка обалдел.
Должность Унгали во дворце не имеет прямого земного аналога, к тому же наши дворецкие, мастера церемоний, шефы протокола и ключницы, при всем их огромном влиянии, никогда не входили в правящий дом. А здесь за работу служб дворца отвечает человек в ранге младшего вождя, и неспроста. Если понадобится, Унгали возглавит оборону столицы, а в самом крайнем случае – возьмет на себя управление народом. Да-да, вы не ослышались. И всему этому девушка обучена до мелочей, без расчета на помощь советников и шаманов; ее выручит «память предков», усиленная образованием.