—У вас его все равно лечат,— Степка вошёл, сел в кресло.
—У нас его просто не бывает,— уточнил Игорь.— Только как результат несчастных случаев с облучениям, а это довольно часто… У отца лучевая болезнь была дважды.
—Отец был военным?— тихо спросил Степан.
—Офицером Флота… Он погиб три года назад.
Степан кивнул, но как-то так, словно и не слышал. Потом вдруг закрыл глаза и сказал:
—Страшно мне что-то. И очень. Что мне потом-то делать?
—Дурак ты, Степ,— легко ответил Игорь.— У нас целая Вселенная в кармане, как завалявшийся мусор, так неужели ты себе дело по душе не найдешь? Не здесь, так еще где?
—Я иногда мечтал машинистом стать,— вдруг заявил Степан.— Все думал: вот кончится вся наша война — пойду учиться…
—Становись,— не удивился Игорь.— Императорский Гражданский Инженерный Корпус. ВУЗ даже тут, в столице, есть, а «РуссоДор» на Сумерле струнники еще лет сто будет строить, для тебя работы до старости хватит.
—Сейчас ведь не электровозы… и не паровозы, а я только паровоз и видел. Даже ездил однажды.
—Хотеть — это мочь, Степ,— серьезно пояснил Игорь.— Ты не дурак, не лентяй, не больной. Если чего не знаешь — научишься. А если не научишься — никого не вини, кроме себя.
Степан ничего не ответил, и Игорь тоже не стал продолжать разговор. Он вдруг подумал о маме, о том, что никогда ее не увидит… и эта мысль причинила неожиданно острую боль — Игорь даже дыхание задержал, чтобы переждать ее.
О чем думал Степан — неизвестно. Но и его мысли, судя по всему, не относились к разряду веселых.
—Степ, я спрошу,— вырвалось у Игоря — неожиданно для него самого, пожалуй, даже против его воли. Степан медленно покивал, как бы не вполне понимая, что это к нему обращаются.— Как это… когда бомбят… и все такое?
—Ужасно,— признался Степан спокойно.— Кажется, что…— он сморщился, повел рукой,— что небо на тебя падает. Упадет, прихлопнет… Целые кварталы валятся, стены падают, как картонки… Дым, пыль, грохот, трупы… Вы же все время воюете, оружие вон какое, неужели ты не знаешь?
—Мы давно не воюем на Земле,— пояснил Игорь.— Она слишком маленькая для наших войн. А так — я видел только хроники… Да брось же ты смолить! Ты что, там, у себя, не соображал, что прокуренного унюхают за километр?! Степан сделал стойку и внимательно посмотрел на сигарету:
—Правда, что ль?
—Доказано,— кивнул Игорь,
—Жа-аль…— протянул Степан. Провел ладонью по столику, потом спросил вдруг: — Хочешь, спою? У меня, правда, голос так себе. Но мы эту песню очень любили…
Он еще раз провел по столу ладонью, убрал со лба волосы и негромким, слегка сбивающимся голосом запел — правда, довольно приятно:
Не секрет,
Что друзья в облака обожают
Уноситься на крыльях и без,
Но бросаются к нам,
Если нас обижают,
К нам на помощь бросаются
Даже с небес… [11]
Игорь удивленно сел на кровати и в следующий миг поддержал Степана хорошо поставленным на уроках музыки дискантом:
—Не секрет,
Что друзья не растут в огороде,
Не продашь и не купишь друзей…
—У вас ее тоже поют?— удивился Степан.— Ёк, приятная неожиданность…
—Давай допоем, что ты?— улыбнулся Игорь и, встав, подошел к столу. Присев на край, Степка помедлил и кивнул:
—Не секрет,
Что друзья убегают вприпрыжку,
Не хотят на цепочке сидеть!
Их заставить нельзя
Ни за какую коврижку
От безделья и скуки
Балдеть!
Не секрет,
Что друзья — это Честь и Отвага,
Это — Верность, Отвага и Честь!
А отвага и честь—
Это рыцаря шпага,
Всем глотателям шпаг
Никогда их не съесть…
—А где сейчас остальные…— Степка запнулся, но решительно закончил,— наши?
—Остальные?— Игорь задумался.— Ну… Женька сейчас гоняет на НЛО по холмам вокруг станицы, а, может, и по всему уезду… Сзади у него сидит Лизка, обняла его за талию и прижалась щекой к куртке на спине. Борька с Катькой, наверное, устроились у себя на станции, слушают музыку и молчат, им и без разговора хорошо. Зигфрид оккупировал тир внизу и упражняется в стрельбе. Короче, никто не спит.
—И мы не спим,— засмеялся Степка.— Знаешь, я хочу есть. Спустимся вниз?
—Одеваться неохота,— поморщился Игорь.— Давай закажем сюда.
Этой ночью Алые Драгуны и ополченцы под командой генерал-губернатора закончили операцию по захвату Кухлона.
Все увидели, что дирижабль все-таки испугал и — даже больше — поразил Степку. Он резко побледнел, на висках выступили капли пота.
А между тем, это был самый обычный армейский «Облако-500». Не очень даже и большой, особенно если сравнивать с непредставимо огромными транспортами «Слон» или даже пассажирскими «Полет-Т». Серо-стальной, с трехъярусной гондолой, казавшейся маленькой в сравнении с тушей баллона, на котором были нанесены огромные опознавательные знаки и надпись стилизованно-славянским шрифтом:
ПОКОРИТЕЛЬ РАССВЕТА
Дирижабль слегка «водило» у решетчатой причальной мачты, лифт стоял внизу, и около него замер Ревякин…
…В эту ночь все-таки удалось поспать — по крайней мере, Игорь поспал, часа три, а, когда проснулся, Степка тряс его за плечо со словами:
—Пойдем кофе попьем. Четвертый час.
—Ты приготовь, а я сейчас оденусь,— Игорь поднялся на локте…
…Когда они выходили, было еще темно, сыро и туманно. Белесые клочья плавали на. пустой улице. Около киоска, завернувшись в куртку, стоял и отчаянно зевал Зигфрид — вид у него был тоже не очень выспавшийся, но поприветствовал остальных он с энтузиазмом, который тут же объяснил:
—Устал ждать. Где остальные?
—Будут,— буркнул Степка.— Вы, я погляжу, за последние три века так и не изменились ни фига…
—Почему за три века?— проявил неподдельный интерес Зигфрид, но щекотливая тема была пресечена в начале развития появлением Бориса и Катьки. Последние несколько дней они вообще были неразлучны, и Игорь сильно подозревал, что Борька все-таки прояснил свои отношения с девчонкой (правда, он не знал, что произошло это объяснение у рыбного садка на биостанции, а единственный свидетель — щуренок — в данный момент уже плыл где-то по рекам материка.). Во всяком случае, эта парочка старалась находиться как можно ближе друг к другу и прямо-таки изливала на окружающих свет, тепло и душевное единение.
—Что вы все такие грустные?— весело спросил Борька. Игорь с удовольствием отметил, что на его личном проводнике все пригнано и сидит, как вторая кожа. Видно, что для него поход — привычное дело. Впрочем, так же — или немногим хуже — выглядели все здешние ребята и девчонки. Лесовики, чтоб их…
—Просто не очень выспались,— ответил Игорь.
—Давайте пожуем,— Катька достала из набедренного кармана отпотевший изнутри пластиковый пакет.— Пирожки с мясом… Кому?
—Всем,— Игорь чихнул, покрутил головой.— Когда успела?
—Не я, мама,— девчонка ловко раздавала еще горячие пирожки.— Говорит, что я все равно готовить не умею — это я-то!!!— она искренне возмутилась.— Лопайте, лопайте…
—А эти четыре?— Зигфрид подбородком указал на пакет.
—Молчи, недоразумение…— отмахнулась Катька.— А, вот они?
Женька и Лизка тоже шагали вместе, на ходу перебрасываясь, как мячом для регби, здоровенной южной дыней, какие развозили по всей Сумерле из Хрустального на Новом Мадагаскаре.
—На верхотуре съедим,— не здороваясь, пояснил Женька, и все семеро зашагали по улице в ряд…
…Ревякин был сух и официален. И Игорь заметил, что Степка смотрит на подтянутого, запаянного в форму кадета с легкой ностальгией. "Были когда-то и мы рысаками…" — всплыла в мозгу фраза, которую любил повторять отец. Из какого-то старого романса…
Вблизи дирижабль казался не просто огромным — он закрывал утреннее небо.
—Добро пожаловать на борт "Покорителя рассвета",— Ревякин отдал честь и отступил, давая проход не открытую платформу лифта.
—Если страшно — держись ближе к центру,— шепотом сказал Игорь Степке. Тот поморщился:
—Я не высоты боюсь, а дирижаблей…
Платформа плавно пошла вверх. В креплениях мачты начал посвистывать незаметный внизу ветер; станица уплывала под ноги, а лес раскидывался все дальше и дальше, до самого горизонта. В приближающихся небольших дверях стояли трое кадетов, придерживавших створки. И уже через две минуты вся группе вошла на нижнюю палубу. Экипаж, выстроенный вдоль левого борта, прокричал, вскидывая фуражки:
—Ура! Ура!! Ура-а!!!
Ревякин, заулыбавшись наконец-то, показал рукой наверх:
—Там грузовая палуба и каюта для десанта. Мы вас разместим в ней, уж не обижайтесь. Там все, что нужно, есть. Отчаливаем?
—Давайте,— кивнул Игорь, мельком взглянув на своих ребят, которые вели себя совершенно спокойно, лишь Степка переводил дыхание как-то затаенно, да напряженно осматривался. Ревякин вскинул к губам свисток, выдал прерывистую трель — и экипаж с высоким профессионализмом испарился с боевой палубы. Сам командир кивнул — и тоже исчез.
Десантная каюта была рассчитана на взвод с легким оружием. Рядом, в грузовом отсеке, стояли четыре Ка2б2дробь со сложенными лопастями. Игорь ради интереса проверил — грузовые места в самом деле были забиты под завязку, на полгода полета, не меньше.
Его группа уже расположилась, размещая вещи в ячейках, а оружие — в стойке, рядом с тесаками, хранившимися здесь постоянно. Иллюминаторов не было, горел мягкий дневной свет. Под стереоэкраном, вмонтированным так, чтобы изображение видели лежащие в гамаках, грудой лежали коробки дисков.
—Бытовые фильмы,— сообщил Борька, уже успевший сунуть туда свой нос.— Наши и англосаксонские, а еще с Брэссудзы.
Между гамаками были подъемные — из пола — столы и стулья, приводившиеся в действие кнопками. Над стерео кто-то присобачил постер с "Русской красавицей-01" из "Нашего мира", над входом — тоже постер, но с профилем Алого Драгуна на фоне городских улиц и размашистой алой подписью "Защитим наш дом!" И, наконец, на противоположной стене белой краской было аккуратно написано: