– Нет!..
Том пожал плечами.
– Это факт, и перед ним мы бессильны. Я еще с ним поговорю. Объясню ему, что в некоторых вопросах не может быть однозначных суждений. Что в мире есть не только черная и белая краски. Насколько я понимаю, родители всегда так говорят, когда дети ловят их на чем-нибудь нехорошем.
– Том, неужели тебе придется выступать в такой роли?
– А что мне остается?
Они подошли к машине Ронни и остановились, глядя друг на друга.
– Мы завтра увидимся?
У Ронни неожиданно сел голос.
Том покачал головой.
– У Марка бейсбольный матч. Официальный турнир в Меридиане. Завтра мы весь день будем там и вернемся только в воскресенье к вечеру.
– Ты помнишь, что в пятницу мы уезжаем в Вашингтон?
– Конечно. Я лечу в Калифорнию во вторник.
– Значит…
Том задумался.
– Понедельник?
– День труда. Во второй половине дня я должна быть на выставке. Вместе с Льюисом. А вечером я, наверное, смогу выбраться.
– Марк пойдет на школьную дискотеку. По крайней мере, я так думаю.
– Естественно, твоя квартира исключается.
– Естественно. – Неожиданно губы Тома тронула улыбка. – На двадцатом шоссе есть один мотель. “Роббинс-инн”. Когда я учился в школе, то водил туда девушек. Мотель на отшибе, и вряд ли мы рискуем напороться на кого-нибудь из знакомых. Я предлагаю встретиться на стоянке в понедельник в восемь часов. Идет?
– Постараюсь.
Том взял ее руку и прижал к губам.
– Не беспокойся насчет Марка. Я беру его на себя.
Они поцеловались, и Ронни села за руль.
В понедельник у них состоялось свидание в мотеле. Во вторник Том улетел в Калифорнию. На этот раз он оставил ей номер телефона, так что она могла позвонить ему – ночью, когда никто не услышит.
А в пятницу Льюис и Ронни уехали в Вашингтон.
Их трехэтажный кирпичный дом в Джорджтауне по размерам значительно уступал Седжли, но ничуть не менее красноречиво свидетельствовал о богатстве и аристократическом происхождении хозяев. Потолки высотой в четырнадцать футов были украшены фризами. Камины почти во всех комнатах. Паркетные полы покрыты восточными коврами розовых и голубых тонов. На стенах висят картины представителей самых разных стилей и направлений – Сарджент, Сезанн, Эндрю Уайет[12]… Мебель обита парчой и шелком. Практически каждый стул или шкаф представлял собой музейный экспонат.
Именно в этот дом Ронни вошла когда-то в качестве невесты Льюиса. Здесь она всегда дома. В Вашингтоне ей было уютно, а в Миссисипи – никогда. В Вашингтоне она чувствовала себя в своей тарелке. Хотя она была моложе большинства сенаторских жен, но она принадлежала к их кругу. В Вашингтоне никто не называет ее “второй миссис Ханнигер”. Во всяком случае, в ее присутствии.
Сразу по приезде Ронни с головой окунулась в бесконечные приемы, обеды, ужины… Она болтала с приятельницами по телефону, посещала парикмахера, ездила по магазинам. Вместе с Льюисом она побывала в Белом доме на обеде, данном в честь президента Заира, прибывшего в Штаты на переговоры о финансовой помощи. Сходила на последнюю театральную премьеру. Возобновила посещения так называемого “девичьего клуба”, организованного женой президента; этот “клуб” собирался в просторном, светлом солярии Белого дома.
И все же вашингтонская жизнь радовала ее далеко не так, как весной, до отъезда в Миссисипи. Она не получала удовольствия от дорогих платьев, роскошных приемов, общения с денежными мешками и разного рода знаменитостями. Даже завтрак с первой леди не произвел на нее особого впечатления.
Потому что ей не хватало Тома.
После встречи в мотеле они не виделись, зато по ночам разговаривали по телефону. Во время этих разговоров для Ронни во всем мире существовала только телефонная трубка, из которой доносился его голос. А если она возвращалась слишком поздно и не могла ему позвонить, то ложилась и выла в подушку от тоски. А следующий день представлялся ей блеклым и унылым.
В пятницу они с Льюисом посетили Билла Кеннета, сенатора от Теннесси; его совсем недавно ввели в состав комитета по транспорту, членом которого был и Льюис.
Прием начинался в девять – по вашингтонским меркам рано. Ронни надела короткое черное платье и черные туфли на высоких каблуках. Волосы ее были распущены, в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Короче говоря, глянув на себя в зеркало, она осталась вполне довольна своей внешностью.
Они вошли в дом Кеннета примерно в девять сорок пять (никогда не следует приходить рано!). Льюис, одетый в темный костюм и белоснежную рубашку, был, как всегда, величав и импозантен. Он заметно гордился женой, однако уже через несколько минут покинул ее и вступил в оживленную беседу с двумя старыми друзьями. Ронни занял разговором перуанский посол.
– Ой, Ронни! Как поживаете? Дорогая моя, как же вы прекрасно выглядите! А серьги! Чудо!
Восторженная худощавая шатенка в платье от Армани оказалась Лейси Кеннет, женой Билла. Она была на семь или восемь лет старше Ронни, но выглядела значительно моложе своих лет.
Ронни обернулась к ней, запечатлела на ее щеке непременный для жен политических деятелей поцелуй, и вдруг у нее перехватило дыхание. Ее взгляд встретился со взглядом так хорошо знакомых голубых глаз.
ГЛАВА 35
Лейси взяла Тома за локоть и подвела к Ронни.
– Ронни, милая, вы, наверное, знакомы с Томом Куинланом? Он тоже из Миссисипи.
Том, высокий, широкоплечий, очень элегантный в темно-синем костюме и шелковом галстуке, улыбнулся ей.
– Да, мы встречались. – Он пожал протянутую руку Ронни. – Здравствуйте, Ронни.
– Здравствуйте, Том.
Комната вдруг преобразилась, когда Том коснулся ее руки. Она засверкала яркими, живыми красками, наполнилась упоительными запахами и звуками, от которых у Ронни кружилась голова. Ей захотелось по-детски смеяться и прыгать. А нужно было взять себя в руки и скрыть лихорадочный блеск глаз.
Лейси Кеннет с любопытством смотрела на них.
– Летом я работал в Миссисипи с сенатором Ханнигером, – сообщил ей Том. – Так что мы с Ронни, можно сказать, старые друзья.
– А сейчас Том консультирует нас, – сообщила Лейси. – Положение у Билла сейчас непростое.
– До выборов еще много времени, – заметил Том. – Мы успеем все наладить. – Он обратился к Ронни: – Вы рады, что вернулись в Вашингтон?
Они поболтали о том о сем – о достоинствах и недостатках жизни в столице в разные времена года, о погоде, об угрожающем росте преступности в некоторых районах. Подозрения Лейси, если только они у нее возникли, как будто рассеялись. Когда к их группе присоединился кто-то еще, Лейси взяла Тома под руку и увела его.
Ей нужно было с кем-то его познакомить.
Глядя, как Лейси держит Тома под руку, как касается его плечом, Ронни вдруг почувствовала резкую неприязнь к женщине, которую до недавнего времени считала своей подругой.
Ей было ясно, чего хочет от Тома Лейси Кеннет.
Позже, улучив минуту, Ронни подошла к Тому и прошептала:
– Если ты с ней спишь, я выколю тебе глаза.
Он сделал глоток золотистого напитка из стакана, который держал в руке, и прищурился:
– Ревнуешь?
– Да.
– Что я, по-твоему, должен чувствовать, когда вижу тебя с сенатором?
– Ты про нас с Льюисом знаешь.
– И тем не менее твой муж – он.
– Ты уходишь в сторону.
– От чего?
– От сути. Лейси Кеннет.
Том ласково поглядел на Ронни.
– Родная моя, единственная женщина, с которой я хочу оказаться в постели, – это ты. Как ты думаешь, зачем я приехал в Вашингтон?
– Зачем же?
– Чтобы увидеть тебя.
– Почему же ты не предупредил?
– А я только сегодня утром решил ехать. Думаю, я не пережил бы еще одну ночь вдалеке от тебя.
Ронни поняла его, вспомнив, какие страсти разбудил в ней их предыдущий разговор.
– Ты надолго?
– Утром уеду.
– Завтра?!
– Том, так вот вы где! Ронни, вы совсем завладели нашим Томом. А он ведь еще не попробовал salmon en croute[13]. Том, у вас сейчас слюнки потекут. А вас, Ронни, ищет Льюис.
– Хорошо, я иду к нему.
С фальшивой улыбкой на лице Ронни смотрела, как от нее в который раз уводят Тома.
А ей придется идти к Льюису. Пора уходить от Кеннетов, так как в одиннадцать они приглашены к одному крупному промышленнику.
Через несколько минут ей удалось еще раз поговорить с Томом наедине.
Точнее, это Том сообразил, как это устроить.
Он решительно подошел к ней на глазах у всех, и она поняла, что это и есть единственный способ не выглядеть виноватым. Увы, Ронни часто об этом забывала.
– Рад был с вами встретиться, – сказал он и добавил чуть слышно: – Отель “Ритц-Карлтон”. Номер семьсот пятнадцать.
– Я тоже рада, Том. – Она с улыбкой протянула ему руку. – Я постараюсь.
Льюис подошел к ним и дружески хлопнул Тома по плечу.
– Брат, будь поосторожней в Вашингтоне, слышишь? А когда в следующий раз надумаешь приехать, позвони и живи у нас.
– Спасибо, сенатор.
Льюис обнял Ронни и повел к выходу. Ронни шла с мужем и чувствовала спиной Тома.
Домой они вернулись только в три часа ночи, следовательно, было уже поздно отправляться к Тому. Невозможно изобрести предлог, оправдывающий ее уход из дома в такой час. И позвонить Тому она не могла. Льюис еще не спал, когда она отправилась к себе. Он сидел в библиотеке, а там стоял телефонный аппарат, на котором загоралась красная лампочка, когда кто-нибудь снимал трубку параллельного телефона. Ронни боялась, что Льюис возьмет трубку и услышит разговор.
Раздосадованной Ронни оставалось смириться.
Будильник прозвонил в шесть часов. Ронни встала и надела спортивные трусы и футболку, как будто готовясь к утренней пробежке. Обычно она не вставала так рано, но плавать ей в Вашингтоне было негде, поэтому она иногда бегала по утрам. Ее уход на пробежку не должен вызвать вопросов. Скорее всего, ее отсутствия даже не заметят. Мэри, женщина, ведающая хозяйством, приходит только в девять, а Льюис будет думать, что она еще спит. Он никогда не поднимается к ней в спальню. Незачем.