– Что вас в тот день до трех часов дня не было на работе.
– Да? – Он сжал губы и наморщил лоб, будто пытался вспомнить. – Дайте-ка подумать…
– Уж подумайте, дорогой вы наш господин Ковригин, – невесело ухмыльнулся одними своими бесцветными губами Олег Иванович, кажется, фамилию он носил Рыков. – Это ведь в ваших интересах.
– А вы что же, подозревать меня смеете?! – оскорбился Влад Ковригин, тут же вспомнив всю свою безупречную незапятнанную прежнюю репутацию.
– Я? – Рыков помотал головой, начавшей лысеть еще в его школьные годы, наверное, до того на ней мало осталось растительности. – Я смею все, господин Ковригин! Смею подозревать вас, поскольку вы теперь наследуете акции, принадлежавшие прежде вашему тестю.
– Это мои акции, мои!!! – не выдержав, перебил его Влад и даже кулаком себя в грудь ударил. – Бизнес был моим с самого начала, это кто хотите вам подтвердит.
– И жена?
– И жена в том числе!
– Странно, что она как раз этого не подтвердила, – желчно улыбнулся Рыков и начал смахивать с серого стола несуществующие крошки. – Я ведь не поленился, спросил ее, когда вы в туалет выходили. Она не ответила утвердительно. Сказала, что никогда в ваши с отцом дела не лезла. Ей это было неинтересно, вот как!
– Пусть так, – Влад опешил, но виду не подал. – Может, Алене и впрямь это было неинтересно, но бизнес был моим. Думаете, с какой такой блажи на все акции договор пожизненной ренты Константином Сергеевичем был оформлен, а?
– Не знаю, – равнодушно подергал плечами Олег Иванович.
– Стал бы он на меня их оформлять, если бы все обстояло иначе? Он бы их на мою жену, на свою дочь, оформил!
– Но ведь ей неинтересно? – поддел Рыков. – Зачем они ей? А вы – человек деловой, достаточно умный…
– И уж поверьте, хватило бы у меня ума убрать их как-нибудь иначе, без такого резонансного шума, – вновь вспылил Влад, неучтиво перебивая следователя.
– И как же, например?
Рыков перестал тереть серый стол морщинистой ладонью, уставившись на Ковригина в первый раз с азартным интересом.
– Ну… Не знаю, тормоза бы испортил в их машине или… Или ядовитых грибов бы для них сварил. Мухоморов! – и, не выдержав нервного напряжения, Влад истерически расхохотался.
Достал из сумки папку с документами, которые захватил на всякий случай с собой, и принялся обмахиваться ею, как веером.
Ему все не нравилось. Все! И то, что их вызвали на допрос, как уголовников каких-нибудь. Повесткой вызвали! Будто они по звонку прийти не могли! Ленка, тоже еще, корова, мямлила что-то идиотическое, слезами давилась, а толком путного ничего сказать не могла. Ведь знала же, все знала – и про бизнес, и про акции, зачем же соврала? С какой такой блажи?! Подставить его хочет или в самом деле окончательно отупела от горя?
Ладно, решил он, убирая папку обратно в сумку, с нее, дуры, взятки гладки. Самому бы надо не облажаться, играя в вопросы-ответы с этим сизым селезнем. Так закручивает, так гадит исподтишка этот следак словечками своими, что его тошнит уже! И духота… Господи, какая же духота в кабинете! Как тут можно работать? Тут просто сидеть, ни о чем не думая, не шевелясь, и то невыносимо. А уж как в таких условиях возможно плести словесную паутину, которую в самый удобный момент надо накинуть на шею подозреваемого, не дав ему шансов выкарабкаться, – Влад вообще себе не представлял!
Свихнуться же можно от этих потных подмышек, слипшихся волос, мокрого пояса на брюках! Сразу, как он сюда вошел, захотелось ему снять с себя все, швырнуть в корзину с грязным бельем и мыться, мыться, мыться под ледяной, кристально чистой водой.
Может, потому и мужик этот такой серый, тщедушный и противный, что в духоте ему работать приходится? Стало даже немного жаль этого Рыкова с его лысой головой и тусклым безрадостным взглядом.
– Вы, Олег Иванович, не подумайте обо мне ничего такого, – проговорил Влад после короткой заминки. – Я, конечно же, не убивал своих тещу с тестем. И Ленка тоже к этому непричастна.
– К вашей жене я претензий не имею, – отчего-то надулся Олег Иванович. – К вам вопросов еще много, а к Елене Константиновне… Жаль ее. Осиротеть так сразу и так жутко! Вы уж поддержите ее, а то как бы с головой у нее чего не приключилось. Тут у меня, знаете, случай был однажды…
И Рыков, этот глупый серый Рыков, маетно отрабатывающий до пенсии свой срок в душном сером кабинете, начал рассказывать Владу Ковригину какую-то совершенно идиотскую историю про свихнувшегося родственника какого-то безвинно убиенного типа. Делился какими-то подробностями – ненужными, выкладывал детали самого преступления, про изворотливость преступника говорил – кстати, им оказался близкий родственник свихнувшегося, – все говорил и говорил, практически не мигая, уставившись сквозь пыльное зарешеченное окно на улицу.
– Вы зачем мне все это рассказываете, Олег Иванович? – вежливо поинтересовался Влад, когда с этой нудятиной было покончено.
– А вы не поняли? – засиял следователь, выбираясь из-за стола.
– Не очень хорошо понял, – Влад тоже встал и даже руку протянул, надеясь наконец распрощаться с этим типом.
Руки Рыков ему не подал, отвернулся, словно бы затем, чтобы передвинуть маленькое пластиковое окошко на настенном календаре.
– А понять меня несложно, господин Ковригин, – Рыков повернулся, так и не поменяв число в пластиковом ерзающем глазке, оно и так правильным было, это число. – Никогда не знаешь, кто рядом с тобой живет – друг или враг? Сложно понять человечка, очень сложно… А жену поддерживайте, как бы не сломалась она…
Жена ждала его в заведенной машине, где ровненько и как-то обнадеживающе гудел кондиционер. Влад уселся на водительское сиденье, подставил лицо под ледяную струю воздуха и поежился.
– Да… Только попади туда к ним, сломают на раз-два, – пробормотал он и покосился на жену.
Она сидела рядом, обмякнув на сиденье, с прикрытыми глазами.
– Лен, спишь, что ли? – тронул он ее за руку.
Вспомнил тут же, что она что-то не то сказала Рыкову про его бизнес, записанный на ее папочку, но решил не устраивать разборок. Ей в самом деле ни до чего. Пока что не станет он ее ни о чем спрашивать. Потом, может быть. Пока – нет.
– Нет, не сплю, – еле слышно проговорила она, почти не разлепив губ. – Думаю!
– О чем?
Влад забросил на заднее сиденье сумку, глянул на часы: на работу до обеда он уже не успевал. Можно было бы заехать домой, у Маруси наверняка какой-нибудь вкусный супчик имеется, салатик, котлетки или овощное рагу – в этом она мастер. А можно было бы…
Вспомнив про свой оборванный рассказ в кабинете Рыкова – когда тот спросил Влада, чем он занимался в момент убийства тещи и тестя, – Ковригин вдруг покраснел.
Да, да, он не был на службе в тот момент! И дома не был тоже. И на звонок Ленкин не ответил, а она настойчиво названивала ему в течение полутора часов. Он был…
Господи, стыдно, наверное, должно быть ему за то, где он был и чем занимался? А вот отчего-то не стыдно! Только сладенько ноет внизу живота. И даже страха нет перед разоблачением.
Да и кто его разоблачить-то теперь сможет? Теща? Тесть? Так ведь нет их теперь, всё, тю-тю!
Рыков… да хрен с ним, с Рыковым! Ему он может и правду рассказать. Мужик все же, понять его должен.
– Лен, о чем ты думаешь? – напомнил он жене о себе и слегка подтолкнул ее локтем в бок. – Как вообще самочувствие?
– А никак, – улыбнулась она тускло, без эмоций. – Меня как будто нет! Страшно подумать, что когда-то я желала от них избавиться. Жутко страшно… Ненавижу себя за это, Владик! И проклинаю.
– За что? – поинтересовался он рассеянно, трогая машину с места.
Нет, домой он обедать не поедет. Заунывной мессы ему хватило за эти дни за глаза! И скорбная физиономия жены начинала уже раздражать его. Он ее высадит у дома, а сам поедет в какой-нибудь ближайший супермаркет, накупит продуктов, сластей всяких. И поедет туда, где его ждут, кажется, всегда.
Почему кажется? Потому что он еще до конца не уверен в правильности своих выводов. Вроде бы все прекрасно, замечательно просто, но слишком уж стремительно, слишком уж бурно… Нет, до самого главного они еще не добрались. Пока что оба еще робко топчутся у последней черты, перейдя которую он уже не сможет считать себя честным человеком с незапятнанной репутацией. Тесть пятнал ее, безбожно пятнал, и делать его некоторые такие вещи заставлял, от которых у Влада аж зубы сводило. Но ведь это его тесть заставлял, а тут он сам – без подсказок и тычков, все затеял… сам.
Спешить не надо, решил он, высаживая Ленку у подъезда. Но и бросать начатое он тоже не станет. Оно тянуло, манило, затягивало его, как в омут.
– Ты на работу? – вдруг спросила жена, вновь открывая дверцу машины.
– Я? – Он растерялся и завертел шеей, пытаясь высвободиться из тесных оков воротника. – Сначала по делам, потом, возможно… Да, наверное.
– Ты что, решил бросить работу, Владик? – вдруг испуганно заморгала Лена.
– С чего ты взяла?
– Ты так редко в последнее время бываешь на рабочем месте.
– С чего ты взяла? – повторил он и привычно похолодел.
Тут же, правда, и одернул себя. Ну, нет их больше, нет! Некого ему бояться! Не перед кем трястись.
– С чего ты взяла? – в третий раз спросил Влад, но уже – зло и жестко.
– Я звонила тебе несколько раз на работу, а тебя не было. И сотрудники не знают, где ты бываешь. И тогда тоже… – она опустила налившиеся слезами глаза долу, бледные щеки ее покраснели, и она вдруг сделалась на удивление неприятной. – И в тот день… я тоже звонила тебе, и на мобильный, и на рабочий. Мобильный ты не брал. На работе тебя не было. Где… Где ты был, Владик?
– Лен, отстань!
Он впервые повысил на нее голос, впервые сказал неприятное, грубое слово, за которое раньше его просто четвертовали бы. Но нет их теперь, нет! Предположить даже не мог, что так легко и приятно будет жить без них.
– Владик! Владик, не смей так со мной разговаривать! – Она тоже повысила голос до непотребного, непривычного уровня. – Я не сказала в милиции, что ты не отвечал мне, что ты не был на работе и…