– А улетела?
– А я знаю?
– Так узнал бы, – сердито отозвалась Сонечка и со злостью захрустела тостом, забыв намазать его медом. – Человека второй день нет нигде, телефон отключен…
– Вот именно! – резонно заметил Влад. – Если телефон отключен, то ей ни с кем, следовательно, не хочется разговаривать.
– Или она не может этого сделать, – обронила Сонечка угрюмо. – А вдруг… Вдруг с ней что-то случилось, Влад?
– Что, например? – Ковригин отложил ложку, отодвинул тарелку, нетерпеливо пощелкал пальцами, поторапливая ее с ответом. – Ну? Что, например? Что может случиться с домохозяйкой, никогда не влезающей ни во что? Она не была в курсе дел отца, ее ведь допрашивали. Она не была в курсе дел матери. Она обо мне-то мало что знала, Соня! Ей было неинтересно! Скучно, может быть! Ну… Я не знаю, почему, но она никогда не интересовалась нашими делами! Жила, как… Как растение, честное слово! Удобно ей так, что ли, было, не знаю. Или она вся в себе была? Однажды лишь прорвалось…
– Что?
– Ну, это касалось ее родителей. Что они ее замучили чрезмерной опекой, что иногда ей хочется, чтобы их не стало.
– Да ты что?! – ахнула Сонечка и побледнела. – А вдруг… Вдруг это она их?!
– Да брось, Соня! – отмахнулся в сердцах Ковригин.
Завтракать с милой его сердцу женщиной, разговаривая о другой даме, ему было неприятно. И думать о том, что с Ленкой что-то случилось, ему было неприятно тоже. Он запретил себе думать о плохом. Мотается где-нибудь по дальним родственникам или подругам, решил он придерживаться такой спасительной точки зрения. А то и любовника завела от боли и отчаяния, потеряв обоих родителей.
А и что? Он не против. Она взрослая девочка. Пусть поступает со своей жизнью, как ей хочется. И вообще, со всем остальным тоже пусть поступает так, как ей заблагорассудится. Это он про имущество. Он ушел из квартиры и претендовать на нее не станет. А ей ведь еще и дом родительский достается, и сбережения. Пусть! Ему, кроме его фирмы, ничего не нужно. На фирму-то она, как он надеется, претендовать не станет? Если станет, то тогда, конечно, и он о благородстве забудет. И не будет с ней делиться.
Пока же…
Пока что ему вообще не хотелось думать ни о чем таком. Ему хорошо, на душе – благодать, в теле – нега. До раздела ли ему имущества с женой, которую вот уже несколько дней он считал бывшей?!
– Нет, Владик, как-то мы с тобой не так поступаем, – опечалилась окончательно Сонечка, встала из-за стола и начала собирать тарелки. – Вдруг она в беде, а мы…
– Ну в какой беде, Соня?! В какой беде? Она сорвалась по чьему-то звонку из дома, отключила телефон, не возвращается и… Может, у нее роман?
– Все равно! – настырно повторила Сонечка, тряхнула взлохмаченной головкой, с грохотом поставила тарелки в раковину, пустила воду. – Все равно, ты должен пойти в милицию и заявить о ее пропаже.
– Здра-а-асьте!!! – Ковригин фыркнул и даже рассмеялся. – Меня пошлют, и правильно сделают!
– Почему?
– Потому что я сам не живу дома и не могу знать, появлялась ли там она или нет – раз. Потому что я ушел к другой женщине, Ленке может быть об этом известно, и по этой причине она не отвечает на мои звонки, – два.
Он наморщил лоб, припоминая, что должно быть третьим. Но Сонечка отвлекла его. Она закрыла кран, вытерла руки и с просветленным лицом повернулась к нему.
– Вообще-то резонно, – согласилась она.
Обняла его, прижалась к нему всем телом, разве вспомнишь, что там было под третьим номером? Он тут же почувствовал всю ее – податливую, горячую – под тонкой батистовой ночной сорочкой, которую она еще не успела сменить на дневной костюм. Тут же потянул сорочку вверх, стянул через ее голову, бросил куда-то. Подхватил Сонечку на руки и потащил обратно в комнату.
Опоздать на работу он не боялся, он же был теперь хозяином. Хозяином всего: своей фирмы, своей жизни, хозяином этой женщины, которую тоже считал своей – по праву.
Они опоздали на полчаса. Сразу разошлись по кабинетам. Пару раз он звонил ей потом. Так, ничего существенного, чмоки-чмоки и все такое. Она тоже три раза позвонила, шумно дыша в трубку и переводя на человеческий язык причину их утреннего опоздания. В результате у него отнялись ноги, налившись тяжестью, забухало сердце, и он пригрозил ей: вызовет ее сейчас к себе и запрется с ней на полдня.
Потом ему все же удалось немного поработать, он выпил кофе, съел пару конфет и сладкую булочку с изюмом, которые предложила ему его молчаливая секретарша. И даже удалось вспомнить, по какой третьей причине он не заявляет о Ленкиной пропаже никуда.
В милиции сразу скажут, что еще трое суток не прошло с момента исчезновения его жены и заявление посему принято быть не может.
И еще…
Очень уж ему не хотелось, если честно, снова встречаться с представителями органов правопорядка. Помнил Влад, очень хорошо помнил, какими нехорошими вопросами пытал его безликий следователь Рыков! Какими противными взглядами вгрызался в его душу и все выворачивал ее, выворачивал наизнанку. Мотивы искал, сволочь! А если он теперь о Ленкином исчезновении заявит, то тогда вообще…
За этими немного трусоватыми мыслями и застала его возлюбленная, прокравшись в его кабинет в жутком состоянии.
– Сонечка! Что с тобой?!
Не дождавшись ответа на первый вопрос, он ринулся к ней из-за стола. И еле успел подхватить ее под руки: Сонечка едва не упала на пол возле двери.
– Господи! Что случилось?! Ты нездорова?!
Не стесняясь того, что дверь в приемную осталась неплотно прикрытой и секретарша запросто могла их увидеть, а уж услышать – непременно, Ковригин принялся покрывать поцелуями бледное лицо бедной Сонечки.
– Милая, милая, что стряслось?! На тебе лица нет!!! Господи…
Он подхватил ее на руки, оттащил на маленький диванчик у окошка, усадил, бережно опустив ее плечи на спинку. Метнулся к своему столу, схватил графин с водой, набрал полный рот и с силой фыркнул прямо ей в лицо.
Сонечка слабо дернулась и едва слышно простонала:
– Владик, беда!
– Что?! Что стряслось?!
– Беда, милый… Господи, что же это?! – прохныкала Сонечка и потянулась к Ковригину.
Он послушно сел рядом, обнял ее вздрагивающие плечи, прижал к себе. Потом ему вдруг показалось, что за дверью приемной стало слишком уж тихо. Он оторвался от Сонечки, на цыпочках подошел к двери, выглянул. Хорошо, что в приемной никого не было, иначе ему пришлось бы резко решать кадровый вопрос. Ковригин плотно закрыл дверь, подумал и повернул защелку замка.
– Так нам никто не помешает, – пояснил он и вернулся на диванчик. Снова обнял Сонечку, поцеловал ее в бледную щеку. – Ну что? Что стряслось? Почему ты сама не своя?
Она вздохнула, отстранилась. Поправила выбившиеся из прически волосы, одернула блузку, огладила юбку на коленках.
– Мне позвонили, Владик, – проговорила она нехотя, старательно избегая смотреть на него. – Один мой хороший знакомый… Ну… Короче, я с ним встречалась одно время. Расстались мы безболезненно, ровно, остались друзьями. Он работает в органах.
– Понятно, – проговорил Ковригин, просто, чтобы не молчать.
Упоминание о хорошем знакомом, названивающем ей и поныне, неприятно оцарапало сердце. Сразу вспомнился все тот же Рыков. Уж не он ли? Но он отогнал прочь эту мысль. Слишком сер он и безрадостен для такой яркой девушки, как Соня.
– И что знакомый тебе рассказал интересного?
У Ковригина немного сел голос, стоило ему представить себе этого хорошего знакомого Сонечки – и совсем другим. Не в пример Рыкову, тот оказался высоким, осанистым, мускулистым, одетым в потертую кожаную куртку, ладно на нем сидевшую, и с пистолетом в руке. Такому знакомому он, пожалуй, и не соперник. Тот запросто отобьет Соню у него. А то еще лучше и посадит, чтобы рук не марать.
– Все очень, очень плохо, Владик! – сипло простонала Сонечка. – Они арестовали тех людей, которые угрожали Валентине Ивановне Фокиной.
– Главному бухгалтеру?
– Да. Они арестовали этих людей.
– Ну! – Ковригин немного повеселел и даже позволил себе скупую ласку, погладив коленку своей любимой девушки. – Это же хорошо! Нам теперь никто угрожать не станет.
– Издеваешься?! – ужаснулась Сонечка и коленку из-под его пальцев убрала. – Если эти люди откроют рот, если они дадут показания против нашей фирмы, нам тогда конец. Тут столько нарушений нароют, что всех под суд строем отправят! Твой покойный папочка такое вытворял!..
– Ну, во-первых, он мне не папочка, – Ковригина покоробило, стоило ему вспомнить пакостничество покойного тестя, вертеться бы ему в могиле волчком! – Во-вторых… отчего ты-то так переживаешь? Ты в этих аферах не принимала участия. Мне и вовсе невдомек. Оправдаемся. В случае чего объявим себя банкротами, начнем с чистого листа. Кое-какие средства у меня имеются, так что…
– А люди?!
– Какие люди? Те, кто помогал тестю? – уточнил Влад.
Она кивнула.
– Так никто их под дулом пистолета не заставлял нарушать закон. Если нарушали, значит, что-то имели взамен. И Фокина твоя… Без нее-то уж точно не обошлось. Не могла она не знать.
– Да знала она, конечно, – Сонечка немного подумала, потом с успокоенным вздохом привалилась к его плечу. Снова пододвинула коленки к нему близко-близко. – Жалко просто… Он, старая сволочь, теперь в могиле, а их станут трепать по отделам… А у них семьи. Но одно хорошо: со стороны этих страшных людей нам теперь бояться нечего. Не станут же они вредить сами себе и рассказывать, как звонили нам с угрозами?
– Кстати, а на чем они попались? Ты говорила, что у них будто бы легальный бизнес?
Ковригин встал, подошел к двери, тихонько повернул защелку замка. Выглянул в приемную. Секретарша напряженно всматривалась в монитор, без устали щелкая мышкой.
– Два кофе, пожалуйста.
Та кивнула и кинулась к шкафу, загремела посудой, засуетилась возле кофейной машины.
Влад вернулся в кабинет.
А там – все та же картина: бледная до синевы Сонечка. Только теперь – на диване, с поджатыми под себя ногами. Одна рука тискает подлокотник. Вторая удерживает возле уха мобильный телефон.