– Моей принцессе приснился страшный сон, – не спрашивает – констатирует.
И я охотно соглашаюсь:
– Да, но она уже забыла о нём. Ей куда больше интересен презент, который приготовил принц.
Он ставит передо мной маленький столик, на котором исходит паром ароматный кофе и манят ароматные круасаны.
– Кофе сварил сам, – чуть хвастается Кирилл, явно напрашиваясь на поцелуй.
Целую мужа, смакую кофе.
– Божественно. Но как ты прорвался на кухню Григория Шавовича?
Кирилл улыбается:
– Я умею убеждать.
Тут он прав.
– Ты понежься ещё, – говорит он, после того, как я возвращаю на поднос чашечку, – но помни, что тебе сегодня ещё на обследование к Анастасии Петровне.
– Да, – отзываюсь я, – обязательно буду. Она меня ведь под твою ответственность отпустила.
– Именно, – Кирилл бросает взгляд на часы, – мне нужно спешить, любимая. Сегодня слушания по моему делу.
Я округляю глаза, но потом вспоминаю крик Медведя: «Ты и так десяток протоколов похерил». И понимаю: ради меня такой правильный Кирилл нарушил устав своего подразделения! Я выросла в семье военного, и знаю, что это значит. И мне становится страшно, обнимаю его крепко-крепко и говорю:
– Всё будет хорошо. Я верю.
Он отстраняет меня, ласково целует и, одаривая сияющим взглядом, говорит:
– Конечно, будет, если ты веришь, – и добавляет: – Попрошу Лиса заехать за тобой. И да, у меня есть подарок для тебя.
Протягивает мне коробочку. В ней – новенький айфон.
Улыбаюсь:
– Уже повставлял в него своих следилок?
– Всенепременнейше, – ухмыляется Кирилл. – Самые последние разработки. Некоторые – даже тестовые.
Обнимаю его:
– Вот и хорошо. Теперь я от тебя точно никуда не скроюсь.
– Попробуй только, – чуть отстраняя меня, недобро щурится Кирилл.
Мотаю головой:
– И пробовать не хочу.
Сейчас мне страшно подумать, чтобы было со мной, не вставь он в мой телефон ту программку-«следилку» и не успей я отправить сигнал SOS.
Кирилл целует меня в волосы:
– Мне, конечно, нравится, когда ты – послушная девочка. Но перебарщивать с покорностью не стоит, – он наклоняется к уху, чарует бархатным голосом, – твои коготки на моей спине мне нравятся тоже.
Кирилл целует мне руку и мягко кусает каждый палец.
Отпускает меня и уходит собираться.
Я же сажусь на пуф у туалетного столика, чтобы привести в порядок свои волосы. Двое суток стресса им явно не пошли на пользу – нужно возвращать блеск и шелковистость.
Я успеваю ровно до того момента, как шаги Кирилла раздаются на лестнице.
Открываю дверь, выбегаю на площадку в одном лёгоньком пеньюаре и… замираю, теряя дар речи.
Потому что впервые вижу Кирилла в форме. Я выросла в семье военного. Мужчина в форме для меня – эталон красоты, мужественности, сексуальности.
Кириллу форма невозможно идёт. Чёрный цвет подчёркивает стройность фигуры, погоны – разлёт плеч…
И…
– Ты…ты… – шепчу я, хватаясь за перила. Чувствую, как ноги подкашиваются. Наверное, я бы упала, но Кирилл, как всегда, успевает вовремя – подхватывает, прижимает к себе, смотрит обеспокоенно.
– Что с тобой, Дарушка? – спрашивает взволнованно.
– Ничего, – улыбаюсь и смотрю на него, надеюсь, с такими же звёздами, как мама смотрит на отца, – просто я вот прямо сейчас влюбилась в тебя ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда сильнее.
Он лишь коварно и хищно усмехается, наклоняется к моему уху и шепчет:
– Ну, скажи, скажи, что я подарил тебе новую эротическую фантазию…
Обнимаю его за шею и тоже шепчу на ухо:
– Если ты о той, где ты, одетый по форме, жестко берёшь меня прямо на лестнице, то да…
Глаза Кирилла вспыхивают.
– Рад, что наши фантазии совпадают.
Потом целует меня в губы, но легко, быстро, порывисто прижимает к себе и стремительно уходит…
А я опускаюсь на ступеньку и, глотая слёзы, молю все силы, какие только знаю, чтобы любимого не наказывали чересчур сурово и чтобы он обязательно вернулся ко мне…
– Я буду ждать тебя. Всегда-всегда. А значит, с тобой ничего не случится.
Бросаю во вселенную новые посылы – чтобы эти услышала и запомнила уже наверняка. И обязательно исполнила. Только их, никакие другие.
Просидев так пару минут, наконец, поднимаюсь. После признаний Кирилла, что он сам варил мне кофе, некоторое время размышляю над тем, чтобы тоже отправится на переговоры к нашему повару, но потом мне приходит идея получше, и я с улыбкой возвращаюсь в спальню.
Есть повод испытать подарок Кирилла.
… – Привет, бабуля!
– О, кого я слышу! Неужели моя цветочная фея о старушке вспомнила?! – ласково пеняет бабушка. Это – мамина мама. И я, как она говорит, для неё ещё более долгожданная, чем для родителей. Она у меня молодец, держится, несмотря на возраст.
– Как ты отнесёшься к тому, если мы с Кириллом на выходных зарулим к тебе в гости?
– Сугубо положительно, – отзывается моя боевая бабуля. – А то я уже выговор вам выносить собралась, что забыли меня.
– Вот и здорово! – искренне радуюсь я, чувствуя, как тепло разливается по телу. – А пирожки испечешь?
– Обижаешь! – говорит бабушка. – Конечно, столько, что ещё друзьям повезёте.
– А меня научишь? – выпаливаю главное, ради чего и звоню.
На какое-то время в трубке повисает тишина, только слышно бабушкино дыхание.
А потом она, наконец, отмирает и говорит:
– За ум решила взяться? Правильно, детка. Обязательно научу, и не только пирожки печь.
Я бы поболтала ещё, но на второй линии появляется Лис.
Приходится торопливо прощаться с бабушкой, и переключатся на другой вызов.
– Привет, – говорю рыжему другу Кира.
– И тебе не хворать, мелкая, – хмыкает он. – Давай, по-быстрому собирайся, повезу тебя к доктору на приём. Как командир наш велел.
– Какой командир? – непонимающе переспрашиваю я.
Лис хмыкает ещё громче.
– Ну, ты даешь, мелкая! Муж твой!
Меня снова окатывает волной жгучего стыда: я действительно не знаю своего мужа, но теперь буду узнавать, восхищаться и влюбляться ещё сильнее…
… Лис – Илья Лисовский – действительно рыжий. Не только волосы, которые сейчас просто пламенеют на солнце. Янтарные глаза, россыпь веснушек на лице и руках, кончики длинных ресниц словно припорошены золотой пыльцой. И улыбка – солнечно-рыжая, немного кошачья и такая тёплая. Ростом он немного ниже Кирилла и уже в плечах. Лёгкий, изящный, поджарый. Именно Лис. По-другому и не скажешь.
Ко мне относится снисходительно-покровительственно, как к младшей сестрёнке. Раньше я злилась, дичилась: мол, достаточно мне покровителей. Теперь же лишь улыбаюсь, когда он открывает передо мной дверь со стороны пассажирского сидения и помогает сесть.
Нет ничего дурного в том, чтобы позволять заботиться о себе. Быть слабой, когда рядом кто-то сильный. Теперь я понимаю это и кайфую от этого понимания.
Лис немного напряжён, машину ведёт сосредоточенно и, чувствуется, что на языке у него вертится признание.
Наконец он решается и произносит, не глядя на меня:
– Прости, мелкая, что мы так долго за тобой шли. О Кире я уже молчу! Ты нам всем – сестрёнка. Каждый из нас мечтал найти тебя и отомстить твоим обидчикам.
Сердце заполняет тёплая волна благодарности и язвит стыд: ведь когда я плохо думала о Кирилле – я, следовательно, плохо думала и о его ребятах. А они, вон, за меня горой.
Лис продолжает:
– Кир тебе, конечно, этого никогда не скажет, да и меня убьёт, что рассказал, но я считаю, ты должна знать. Когда твой сигнал SOS прилетел, то мы как раз заняты были. Мы одну террористическую группировку полгода вели. И вот появилась возможность ломануть их системы и перехватить управление. Работа кипела вовсю. И тут – сигнал. Кир аж на месте подпрыгнул и побледнел весь. Только и прошептал: «Дарина…» Как камень уронил. Но отвлекаться нельзя было, иначе бы полугодовая работа – псу под хвост… А он…
Я начинаю задыхаться, почти рву воротник блузки – меня шарахает эмоциями Кирилла в тот момент – страхом, невозможностью, отчаянием…
И это в то время, когда я не верила в него. Когда я ненавидела его. Когда решила, что он бросил меня.
Лис пугается:
– Дарька! Мелкая! Что с тобой?
Мотаю головой:
– Всё хорошо, но… Не рассказывай дальше… Я поняла… я всё поняла…
Он останавливает машину и поворачивается ко мне.
– Эй, не пугай меня? – говорит он, обнимая за плечи и возвращая на сиденье, потому что я начинаю заваливаться набок.
Постепенно прихожу в себя.
– Всё в порядке, Илья, – улыбаюсь ему. – Просто иногда процесс осознания бывает болезненным.
… Дальше мы едем молча.
А я принимаю решение, которое зреет и крепнет во мне. Где-то я читала, что жертвам насилия нужно переключать эмоции. Нам с Кириллом очень нужно огромное позитивное событие, и я даже знаю – какое…
Когда Анастасия Петровна завершает осмотр и с довольным видом констатирует, что я совершенно здорова, озвучиваю свою задумку:
– Вы бы не могли выписать мне направление на полное обследование?
Она смотрит непонимающе – ведь только же сказала, что у меня всё хорошо.
Но я спешу досказать:
– Понимаете, мы вроде бы с Кириллом оба здоровы. И всё у нас в порядке. И… – краснею, потому что мне до сих пор ещё неловко говорить с чужими людьми о столь личном, – … в общем… мы не предохраняемся… Но я не беременею. Хочу знать причину.
Анастасия Петровна расплывается в улыбке, достаёт бланки направлений.
– Так вот в чём дело – вы хотите малыша!
– Нет, – говорю я, а сама улыбаюсь, так, будто новая жизнь уже зародилась во мне.
– Нет? – удивляется она.
– Я хочу двоих – мальчика и девочку.
Лицо Анастасии Петровны, обычно, такой строгой и серьёзной, становится нежным от умиления – и сейчас она очень напоминает мне маму.
– Изумительное желание. Кирилл Владимирович будет счастлив.
Заговорщицки подмигиваю: